И Ванька тоже смирился. Да он вроде и не бунтовал. Он только на вид боевой. А в душе — весь как Гора.
— Вань! Хватит рябины! — и потом Горе, тихо: — Не говори Нине, ладно? Она не знает… про сегодня…
Ваня послушно спускался, аккуратно ставил ноги в развилки веток. Они с Горой снизу следили за ним. Словно бы взглядами хотели поддержать его в случае чего. Стелла взяла Гору за рукав телогрейки:
— И я больше не буду…
Он почти понял её и всё-таки переспросил взглядом.
— Не буду…
Сказала от чистого сердца. А всё же надеялась, вдруг он откажется: «Нет, делай!»
Гора промолчал.
Ну, значит, всё! Благородные поступки не берут назад.
Такие дела. Такие, как говорится, пироги с гвоздями. И иной раз думаешь: зачем они тогда вообще нужны, эти благородные поступки? Если человеку из-за них приходится только страдать?.. И всё же они будут существовать, пока на свете есть любовь между людьми.
Когда любви нет, люди существуют просто и легко. Говорят друг другу: «Да господи! Да живи, как хочешь, только ко мне не лезь!»
А когда любовь есть, мы постоянно совершаем благородные и бескорыстные поступки. Чем-нибудь жертвуем собой ради другого.
Почему?.. Я не знаю, как ответить на этот вопрос. Так уж устроен мир. И если кто-то говорит: «Слушайте, ребята! Ну неужели нельзя жить спокойно, без этих жертв?!», если человек говорит так, это лишь значит, что он вас не любит…
А жертвы, между прочим, бывают всякие. И маленькие, в виде конфеты «Ну-ка отними!», и большие, и очень большие — вот такие, например, как принесла сегодня Стелла.
Ей было грустно. А всё же хорошо. Гора, словно маленьких, вёл их за руки — счастье, что попадалось мало народу! Так думал Ваня, но не в силах был отпустить отцовской руки.
А у Стеллы в голове крутилась фраза: «Ты когда захочешь нас опять увидеть, ты нам скажи…» Но Стелла не произнесла её: не хотелось давить из него слезу при помощи соковыжималки.
Они подошли к магазину, а это считалось как раз полпути. И тут Стелла остановилась — сама. За ней остановился и Гора.
— Ну, здесь мы сами пойдём… точно, Вань?
И снова Гора промолчал. Попрощался с Ваней за руку, потом со Стеллой — у него совсем не было привычки целоваться с детьми. Жаль!
Они пошли с Ваней, ни о чём не разговаривая, но думая об одном и том же. А может, не об одном и том же? Нет, об одном. Потому что, когда они прошли какое-то расстояние, Стелла тронула брата за плечо, и они обернулись.
Так вышло, что и Гора оглянулся именно в этот момент. А вернее, он всё время смотрел на них — он почти не сдвинулся с того места, на котором они расстались.
Но теперь Гора быстро махнул им своей дачной кепкой и пошёл обратно, к своему пустому тёмному дому. И буквально через несколько шагов скрылся за частыми серыми пиками забора. Стелла и Ваня больше не оборачивались. Однако Стелле казалось, что Гора снова смотрит на них.
Поднялись на платформу и сразу увидели Лёню. А он их увидел ещё раньше. Сказал, неодобрительно усмехаясь:
— Загуляли!
Стелла ничего не ответила, молча села на лавочку.
— Я уж вашей матери звонил, — продолжал Лёня всё с тою же усмешкой. — Нету, говорит. Тогда я понял, что вас надо здесь ждать… Мамочка, между прочим, икру мечет.
— Лёнь, знаешь что… Больше не лезь ты ко мне, не «руководи». Делать я ничего не буду.
— В смысле каком?
— В смысле таком. Сейчас даже над кроликами стараются эксперименты запрещать!
— А это не эксперимент, детка! Это борьба! Проигрывает слабый, побеждает сильный. А ты что, хочешь быть слабой?
— Понимаешь, Лёнь, — она поднялась, — тебе объяснить что-либо довольно-таки тяжело… именно тебе… Просто, Лёнь, запомни, ладно? Больше ничего не нужно. Запомнил, Лёнь?
Ваня, который ничего не понимал в их разговоре, стал поближе к сестре.
— Да пожалуйста, — сказал наконец Лёня, — как тебе будет угодно.
Издали мчался поезд, разрастаясь и горя в наступивших сумерках. Говорить, собственно, было не о чем. Да и встречаться, пожалуй, не надо. Они с Ваней вошли в вагон, двери закрылись. «Как же это я у него о Машке-то не спросила?!» Но уже не стала высовываться, чтоб найти на перроне Лёнино лицо.
…Поезд ушёл, и он остался тут один. То есть буквально один на всю платформу — он был единственным провожающим. Снова сел на лавку, где прождал их больше часа. Зачем он их ждал? «Просто запомни, Лень: больше ничего не надо». «Ну нет, — он подумал, — ну уж нет. Ты как хочешь, а я доведу дело до конца!»
Машка вдруг исчезла с горизонта. Вечером Стелла ей позвонила: «Она спит». На следующий день: «Маши нет дома». Но едва они с Ваней и Ниной уселись смотреть «Утреннюю почту», телефон вдруг разродился таким грохотом, словно на той стороне сидел по меньшей мере мамонт. Так умела только Машка — с её нетерпением.
Но голос в трубке оказался другой — не звонкий, а обстоятельный, мягкий… И вроде бы мальчишкин голос:
— Алё. Попросите Стеллу.
Секунда на размышление. Нет, совершенно неизвестный голос!
— Стелла, спустись, пожалуйста, во двор. Я тебе должен передать одну вещь.
Она растерянно молчала. В ухо, не прижатое к трубке, летела чечётка венгерской телезвезды.
— И оденься как-нибудь… Ну… что ты зайдёшь в гости.
— А-а?.. — собственно, она не знала, что спросить.
— Ты спустись и всё узнаешь.
Говорил он очень уверенно. Но не резко уверенно, а так, как говорят добрые.
— Ну… хорошо, — и быстро повесила трубку. Ей тоже надо было как-то себя показать. Хоть этой решительностью.
Пошла в свою комнату. Нина повернулась от экрана, на лице был вопрос.
— Я ухожу. На минутку… — Да и что она могла объяснить!
Надела свитерок, брюки — всё в самый раз под куртку, под погоду «облачно с прояснениями, плюс шесть — восемь».
И тут наконец сообразила… а как она его узнает? Вызванный лифт уже полз к ней, тяжеловесно гудя и пощёлкивая. Стелла, не дожидаясь его, пошла по лестнице. Хоть что-то надо было понять.
Не понимала! Мысли подпрыгивали в такт её шагам. Тогда она остановилась, причём уже довольно низко — на площадке второго или третьего этажа… посмотрела в окно… До чего же просто! В их доме на лестничных площадках были огромные окна, от потолка и почти до пола. И теперь Стелла, опершись руками о толстое стекло, заглянула вниз.
Так она и думала сразу, либо это Лёня, либо это отец, больше некому… чтобы с такой таинственностью. А странно всё-таки, странно, что она именно так подумала, соединила отца и Лёню. Неужели в них есть сходство?.. Стало неспокойно.
Мальчишка стоял прямо напротив двери, и Стелла, как вышла, сразу попала взглядом в его взгляд — словно ударилась.
Да, точно: это был мальчишка из леса, «пришелец». Стелла, которая уже видела его из окна, могла быстро принять спокойный и независимый вид. Мальчишке это далось труднее. Наконец он вынул из кармана конверт, протянул его Стелле. И продолжал с интересом, пожалуй с уважением, на неё смотреть.
Конверт был самый простой, почтовый, с нарисованной крупной снежинкой и вертящейся фигуристкой. Незапечатанный. Стелла взяла его и почувствовала, что он необычно тяжеловат. Что-то там внутри было твёрдое… Ключ на цепочке… Ключ тот самый! Который Стелла швырнула, а он ещё так кратко и жалобно брякнул.
К другой стороне цепочки была прикована костяная якутская лайка, величиною с треть мизинца. И Стелла невольно её взяла на ладонь, такую гладкую.
— Там… на ключе ещё! — поспешно сказал мальчишка. И тут Стелла поняла, что он младше. Причём, наверно, года на два.
На ключе мельчайшими буквами было выгравировано: «Стелле Игоревне Страховой от Игоря Страхова». Какой только Левша согласился делать такую работу…
И вдруг подумалось ей: «А зачем это вообще надо было? Нельзя, что ли, по-человечески? «Стелла Страхова», «Игоревна»… Какая я тебе «Игоревна»!
— Он ещё на словах просил передать… Если ты можешь, то приди. Он сегодня уезжает.
«Он уже уезжал один раз», — подумала Стелла.
— А это для чего тогда? — Стелла покачала в воздухе ключом на цепочке.
— А это если бы ты не пошла.
Кстати, она и не говорила ещё, что пойдёт! Не говорила, а мальчишка понял. Значит, и он был не простым человеком. Стелла улыбнулась: ну что ж, мол, идём.
— А если он уезжает, зачем мне ключ?
— Извини. Я забыл тебе сказать. Меня зовут Володя Наконечников.
Это простое имя очень подходило к его плотной фигуре, большой голове, светлым волосам, видневшимся из-под вязаного картуза.
— Ключ от нашего дома. Игорь Леонидович хотел сказать, что здесь есть люди, которые тебе всегда помогут.
Сам не помог, так пусть «люди» помогут… Нет, стоп. Или уж идти туда или злиться.
— А он кто тебе?
— Игорь Леонидович?.. Я его друг!
