Но еще не все было потеряно. Вилли мог отыграться! Только бы придумать выгодную «торговлю»! И вдруг он увидел Дика. Спасительный план молниеносно созрел у Вилли в голове.
— Тупица идет! — крикнул он.
Мальчишки повернулись к улице.
— Вот он! — продолжал Вилли, осторожно сгребая деньги в одну кучу. — Он водится с большевиками! Предлагаю окрестить его Красным Диком!.. Эй, Дик! Ты теперь Красный!
Мальчишки не спускали глаз с Дика, — ждали, как он примет новое прозвище. В это мгновение, когда внимание всех было отвлечено от игры, Вилли вскочил, схватил деньги, сшиб двух мальчишек и с криком: «Банкрот! Банкро-о-т!» — бросился к дому.
Его длинные ноги заработали, как у спринтера. Мальчишки с воплями кинулись за ним. Но где там! Вилли знал, что стоит ему попасться в руки «клиентов», как он не только лишится всех денег, но и выйдет из «банкротства» с изрядно помятыми боками.
Только захлопнув за собой дверь квартиры, он почувствовал себя в безопасности. Больше ему ничто не угрожало. По правилам игры, «банкир» мог объявить себя «банкротом». Если он успевал добежать до своей квартиры, деньги оставались у него.
Отдышавшись, Вилли вышел во двор. Мальчишки стояли около входа на лестницу. Они встретили его не то чтобы радостно, но и без особой ярости. Они потеряли свои деньги, но все было законно — не придерешься.
— Вилли, — сказал один бывший «клиент», — мне до зарезу нужны двадцать рублей…
— Пожалуйста! — Вилли любезно улыбнулся. — По проценту в сутки.
— Согласен… Здо́рово ты нас!..
— Красный Дик помог! — ответил Вилли и тут же получил увесистую затрещину.
— Это тебе за тупицу и за красного, — очень спокойно объяснил Дик.
Вилли был хитер, но труслив. Получив затрещину, он не выказал ни обиды, ни злости. Он разыграл роль человека, стоящего выше мальчишеских способов защиты чести.
— Что же ты этим доказал? — спросил он.
— Ничего!.. Я просто показал, что получит каждый, кто назовет меня красным.
— Выходит, новая кличка тебе не понравилась? — съязвил Вилли. — Жаль! Но мы ничем не можем тебе помочь. Клички не выдумывают. Их создают сами люди, к которым они прилипают.
Вилли посмотрел на мальчишек.
— Так я говорю?
Мальчишки считали Дика виновником их проигрыша и рады были насолить ему. Они поддержали Вилли, который продолжал философствовать:
— Сам подумай!.. Компания большевиков тебе дороже, чем все мы. Я даже не знаю, как ты обойдешься без красных друзей, когда мы вернемся домой. С нами у тебя не будет общих интересов, а одному скучно…
Дик понял намек Вилли. Вернуться на родину с кличкой Красный — не слишком приятно. Быть красным — значит быть неблагонадежным, подозрительным, гонимым отовсюду. И Дик пошел напопятную.
— В компании большевиков я не был, — сказал он. — Это не большевики, а ребята, такие же, как и мы. И один из них — настоящий парень! Я уже рассказывал, как он меня выручил. Не грех навестить такого человека в больнице!
— Так-так! — издевался Вилли. Он почувствовал, что Дик испугался. — Получается, что они и не большевики, и не красные, а славные парни… Так? А скажи, пожалуйста, почему у них галстуки красные?.. Если я не ошибаюсь, их зовут пионерами… А кто такие пионеры? А?.. Юные ленинцы — так их еще в газетах величают. Юные ленинцы — то есть большевики!.. А теперь подведем итоги… Кто твои друзья? Красные! А потому и ты… Кто? Не Дик!.. Не просто Дик! Ты — Красный Дик!
Дик бросился на него, но мальчишки устроили «стенку» — выстроились перед Вилли, как футболисты перед воротами…
* * *
— Хеллоу! Старина! У тебя опять что-то стряслось? — спросил Гарри у сына, увидев его встревоженное лицо.
Дик не часто исповедовался в своих ребячьих делах, но сегодняшняя стычка с Вилли всерьез напугала его, потому что впоследствии могла иметь влияние на карьеру отца. Это обязывало Дика быть откровенным. Он рассказал о ссоре с Вилли.
Гарри выслушал сына. Они долго сидели молча. Потом Гарри сказал:
— Я допустил ошибку. Мне нужно было с самого начала предостеречь тебя… Будь поосторожнее с Вилли. Я не знаю этого парня и совсем плохо знаю его отца. Но уверен, что он хорошо, даже слишком хорошо осведомлен о всех нас. Видишь ли… В нашей стране много различных… ну, скажем, фирм. Их представители имеют свою особую специальность. Боюсь, что отец Вилли — специалист по изучению людей.
— Разве он не инженер? — удивился Дик.
— Инженер… И не плохой. Работает не хуже нас. А почему ему не быть специалистом и в другой области?.. Но это мои догадки. Не вздумай поздравить Вилли с такой разносторонней подготовкой его отца. Ты понял меня, старина?
— Понял, но практически…
— Практически так: на кличку не обращай внимания — скорее забудется. Не давай новых поводов дразнить тебя красным. Не откалывайся от своих ребят.
— Да, но как же с Андреем? Я сам предложил ему дружбу.
— Дружба — не реклама! Пусть она не особенно бросается в глаза.
* * *
Монтаж заводского оборудования близился к концу.
Предпусковой период — это горячая, лихорадочно-веселая пора. Тут уж о времени не думали: надо — и не уходили с завода по десяти — двенадцати часов. Общий трудовой подъем зажег и иностранных спецов. Они тоже не торопились домой. Чаще других у испытательных стендов задерживался отец Вилли. И Гарри нередко оставался на заводе дотемна.
Однажды к нему подошел слесарь Крупицин.
— Добрый вечер, мистер…
— Просто — Гарри!
— Гарри так Гарри!.. Как дела?
— Скоро будем говорить друг другу — «до свиданья». Работы осталось недели на три. Хороший завод поставили мы вам на ноги!
— Ну, а о нас свое мнение вы не изменили?
— Должен сказать, что во многом вы были правы. Я убедился — ученики вы и глазастые, и рукастые, как вы метко сказали в прошлый раз.
— То-то! — посмеиваясь, проговорил Крупицин.
— А дальше — посмотрим! — продолжал Гарри. — Если пройдет год и завод не остановится, — я соглашусь с вами полностью.
— Договорились! — ответил старый слесарь. — Кстати, что с вашим сыном? Больше я его не встречал в больнице… Андрей на днях выписывается… Спрашивал про Дика.
Гарри отвел глаза.
— Дик плохо себя чувствует… Возможно, — влияние климата…
Крупицин уловил фальшь в его словах и больше о Дике не расспрашивал.
* * *
Отец Вилли и зимой и летом вставал в шесть часов утра. Полчаса уходило на гимнастику, пятнадцать минут — на туалет. Потом он завтракал, а в оставшееся до работы время читал газеты и журналы. В Советском Союзе он не изменил своих привычек. Разница была только в том, что на родине он выписывал газеты и журналы на дом, а здесь роль почтальона выполнял Вилли. После завтрака он бежал в киоск и приносил все, чем торговала в тот день «Союзпечать».
В то утро отец Вилли просмотрел газеты и углубился в чтение технического журнала, купленного неделю назад. В половине девятого он оделся и, прежде чем отправиться на завод, подозвал Вилли.
— Обменяй журнал!.. Столетие пройдет, а большевики так и не создадут у себя настоящую полиграфию!
Он раскрыл журнал и показал сыну страницу с запрессованной складкой.
— Не журнал, а плиссерованная юбка!..
После ухода отца Вилли еще с полчаса повалялся на диване, прочитал заданный на дом отрывок из книги «Герой нашего времени» и прошел в киоск, чтобы до начала занятий обменять журнал.
На углу перекрестка стоял старик-шарманщик. Он просительно поглядывал на окна, на прохожих и машинально заученным движением крутил ручку музыкального ящика. На ящике рядом с коробкой, наполненной маленькими конвертиками, сидел яркий крючконосый попугай. Старик, как заведенный, гнусавил в такт тоскливым звукам шарманки:
— Разлу-ка ты разлу-у-ка, чужа-я сторо-на, никто нас не разлу-чит: ни солнце, ни луна-а…
За этим вступлением следовала пауза, во время которой старик успевал бодро выкрикнуть:
— Граждане-товарищи! Не проходите мимо счастья! Заморский попугай подарит вам его за двадцать копеек!
И опять, сменив голос базарного зазывалы на гнусавый фальцет, старик пел:
— Разлу-ка ты разлу-у-ка…
Бродячий музыкант заинтересовал Вилли. Не песня и не шарманка заставили его задержаться, а счастье, которое стоило всего 20 копеек. Вилли был падок до всяких лотерей. Он подал старику двугривенный.
— Попка! Дай красивому молодому человеку самое рассчастливое счастье! — приказал старик и щелкнул грязным ногтем по хвосту птицы.
Попугай, кокетливо изогнув шею, вытащил из коробки конвертик. Вилли схватил его, перебежал через дорогу, присел на скамейку у ворот какого-то дома и осторожно вскрыл конверт «Твое счастье — в деньгах, — прочитал он. — Играй — и выиграешь». И сразу же вспомнилось ему удачное «банкротство», почти утроившее его «капитал».
