— Можно мне исправить отметку по истории? — быстро спросил Пээтер.
— Почему ты пришёл в такой поздний час? — в свою очередь, спросил учитель, когда мальчик уже сидел в удобном кресле, вытянув усталые ноги.
— Я застрял в лифте, — соврал Пээтер. — Но всё равно пришёл, ведь вы говорили, что мы можем приходить к вам отвечать в любое время.
— Разумеется, разумеется, — пробормотал учитель. — Стало быть, ты застрял в лифте. Вечно он портится! Завтра сообщу монтёру!
Учитель углубился в свою записную книжку.
— М-да, — произнёс он. — В прошлый раз ты и впрямь плоховато отвечал, но средняя оценка у тебя — твёрдая тройка. Тут нечего исправлять!
— Я хочу исправить её на четвёрку! — попытался Пээтер спасти положение.
— М-да, — вновь произнёс учитель удивлённо и зевнул. — И о чём ты желал бы мне рассказать?
— О феодальном строе, — быстро ответил Пээтер, это была единственная тема, которую он более или менее знал.
— Ну хорошо, в таком случае расскажи мне о возникновении феодализма в западной Европе. — Несмотря на позднее время, в учителе Леммике проснулся преподаватель истории.
В дверях появилась супруга учителя.
— Только вы поторопитесь! — сказала она. — Мальчик знает предмет хорошо, иначе не пришёл бы отвечать.
Пээтер послал жене учителя благодарный взгляд и получил в ответ улыбку.
— Ладно, ладно! — ответил учитель и вновь обратился к Пээтеру:
— Так о чём ты собирался мне рассказать?
— О возникновении феодализма в России, — сказал Пээтер на авось, потому что знал этот раздел лучше.
— Ну начинай, я слушаю, — произнёс учитель и прикрыл глаза.
Пээтер чуть ли не на одном выдохе выложил всё, что знал. А знал он не очень-то много.
— Достаточно, — сказал учитель. — Я вижу, ты это усвоил.
Пээтер вздохнул с облегчением, потому что больше ему и не о чем было рассказывать.
Учитель снова погрузился в изучение своей записной книжки.
— Твёрдой четвёрки пока ещё не вывести, но ты молодец, что стараешься и пришёл отвечать! Поставлю тебе четвёрку с минусом. Ты доволен?
Пээтер был более чем доволен.
— Иди проводи мальчика вниз, входные двери наверняка заперты! — сказала учителю его энергичная супруга.
— Может быть, ещё открыты, — возразил учитель и снова зевнул.
— Ровно в половине одиннадцатого запирают! Иди, иди! — приказала супруга, и Пээтеру было приятно слышать, что и учителями тоже иной раз командуют.
Когда учитель Леммик, по прозвищу Киммель, выходил из квартиры, чтобы проводить своего позднего гостя, по радио уже зазвучала программа «После полуночи».
Марью сидит за письменным столом, прикусив зубами кончик карандаша. Что же написать? Вот если бы учительница задала сочинение про зиму, можно было бы рассказать о снегопаде, о кормушках для птиц, о лыжных прогулках. Нетрудно было бы написать и о том, как помогаешь маме, — об этом Марью много читала в разных книжках. А что напишешь просто о себе? И зачем только учителям приходят в голову такие темы, как «Мой день»?!
Но писать надо!
Марью думала, думала и в конце концов отправилась на кухню посоветоваться с мамой. Мама сразу же спросила:
— Когда начинается твой день?
— Утром, конечно, как только встану, — ответила Марью недовольно.
— Вот с этого и начни.
— Ах с э-то-го, — протянула Марью, — но ведь это скучно.
— Ну тогда расскажи, как ты вчера утром плакала и просила отца, чтобы он отвёз тебя в школу на машине. Это интереснее.
Марью ещё больше надулась и возвратилась в комнату.
Разговор с мамой всё же принёс пользу. На бумаге появилось начало сочинения:
«Мой день начинается гораздо раньше, чем у Тыну, братишка ещё маленький и может спать, сколько захочет. А меня будят уже в…»
«Нет, так не пойдёт. Учительница, чего доброго, подумает, будто я лентяйка». Марью зачеркнула написанное. У учительницы не должно создаваться плохого впечатления о Марью, лучшей ученице четвёртого класса.
Лучше написать так:
«Каждое утро я просыпаюсь очень рано… (пожалуй, надо написать, в котором часу, для точности)… в семь часов. Я одеваюсь, умываюсь, завтракаю и спешу в школу».
Марью перечитала начало своего сочинения и задумалась. Всё ли написано как надо? Может быть, нужно подробнее, иначе учительница не поймёт, поднимается ли Марью сразу, как только проснётся, или сначала немного понежится в постели. И ещё, пожалуй, можно бы добавить, что она закаляется, — обтирается, холодной водой, это ведь рекомендуют делать. Ой, ещё того не легче! О зарядке-то она и вовсе забыла!
Марью перелистнула тетрадь и снова начала с чистой страницы. На этот раз дело пошло гораздо быстрее. Ей почти не пришлось задумываться. Мысли словно бы сами собой приходили в голову. Вскоре сочинение было готово. Радостная, помчалась Марью на кухню и воскликнула:
— Знаешь, мама, вышло даже длиннее, чем я ожидала!
— Вот видишь, — ответила мама, — напрасно ты разворчалась поначалу: не умею да не могу. Покажи-ка, что у тебя получилось?
— Я сначала перепишу начисто, а то ты не поймёшь.
— Ничего, разберусь.
Марью со счастливым видом протянула маме тетрадку. Мама стала читать, но чем дольше она читала, тем становилась серьёзнее. Марью испуганно спросила:
— Тебе не нравится?
— Нравиться-то нравится, — отвечала мама, — хорошо написано, без ошибок и складно, только вот…
— Только?..
— Ты написала не про себя. Ты никогда не встаёшь так рано, не умываешься, пока тебя не заставят, зарядку делаешь не чаще одного раза в неделю…
— Но, мамочка, это неважно!
— Как так?
— Просто мне представляется, будто я всё это делаю. На прошлой неделе у нас в школе была встреча с одним писателем, он говорил, что чаще всего, пишет не о том, что случилось с ним самим, а о том, что он слышал или видел, а некоторые истории и вовсе выдумал. Ну, я не могу объяснить тебе этого точно, только знаю, что так писать можно.
— Тут ты ошибаешься, Марью, — возразила мама, — если бы название домашнего сочинения было «День образцовой ученицы», тогда дело другое, а так это просто нечестно. Пойди перепиши всё заново. А чтобы не запутаться, расскажи о вчерашнем дне, как ты утром никак не хотела вставать, как мне пришлось дважды тебя будить, как ты не могла найти чулок, ну, обо всём, и о том тоже, как вечером ты не хотела вытирать посуду.
— Нет, мама, — испуганно воскликнула Марью, — так писать нельзя! Все станут надо мной смеяться. А что скажет учительница?
— Ничего не поделаешь, твой день именно такой. Так что садись и пиши!
Ресницы Марью задрожали. Она обхватила маму за шею и начала упрашивать сквозь слёзы:
— Мамочка, позволь мне сдать это сочинение! Я теперь стану помогать тебе без напоминаний! Поверь, мамочка, я не посмею написать, как ты велишь.
— А вести себя так смеешь?! Ой, Марью, до чего ты стала трусливой! А ведь ты председатель совета отряда!
Слова «председатель совета отряда» больно укололи Марью. Понурив голову, она вернулась к письменному столу и неохотно принялась за работу. Вся красная от стыда, Марью подробно описала утро вчерашнего дня, но когда дошла до чулка, разозлилась, и перо побежало по бумаге быстрее.
«… Уже пора было отправляться в школу, а я никак не могла найти чулок. Искала под кроватью и на кровати. Чулка нигде не было. Мама подошла ко мне и сказала:
— Когда ты, наконец, научишься аккуратности! Почему ты вечером не кладёшь свои вещи на место?
Не кладёшь, не кладёшь! А Тыну кладёт? Но ему никто ничего не говорит, только мне вечно приказывают! А разве трудно отцу отвезти меня на машине в школу, когда он видит, что дочь может опоздать? Не трудно! Просто ему хочется, чтобы я его десять раз попросила. Но так будет не вечно! Вот вырасту, куплю себе машину, и пусть тогда он меня просит. Увидит, как это приятно!»
Перо всё бежало, поскрипывая, по бумаге, а в душе Марью всё росло упрямое ожесточение, теперь уже против себя самой.
«Когда я пришла из школы, то бросила своё пальто на стул, вешалка у нас высоко, а мне было лень принести из кухни табуретку. «Пускай, мама его потом уберёт», — подумала я. И сразу села читать книжку, — вчера мне купили сборник интересных рассказов. Не успела я прочесть и страницу, как мама уже позвала меня:
— Марью, сходи в булочную за хлебом.
Я притворилась, что не слышу. А сама подумала: если мама заглянет в двери, то наверняка решит, будто я готовлю домашние уроки, и пойдёт вместо меня в булочную. Но мою маму провести трудно, она сразу поняла, что я просто читаю книжку, и сказала:
