Да капитан еще добавил:
— Маршрут по азимуту сорок! Компас не забудьте!
Командирский приказ что отцовский наказ. Все понятно. Кроме азимута. Некстати он выплыл вместе с компасом…
— Ну что тут не понять! — махнул рукой Пакин. — До Прошки сорок километров пути. Вот и весь азимут! Обойдемся без компаса. И так неизвестно зачем противогазы таскаем — курам на смех!
Двинулись мы в путь. У каждого за спиной Роман Денисыч — рюкзак десантника. К нему саперная лопатка и противогаз приторочены. Полагается по уставу.
Лыжи отлично скользят — правильную смазку выбрали.
— Полем пройдем, леском, а там и Прошка, — рассуждает Пакин.
— Хороший у нас азипут! — улыбается Хвича, — Приятно идти!
Зимний день короток. Росточек у него меньше моего. Уже смеркается. Дорога кончилась. Лыжи в снег проваливаются. Вокруг не лесочек — чаща дремучая. Прошли мы, похоже, куда больше сорока километров. А Прошки не видать. Вообще, как говорится, ни зги не видно. Еле бредем мы.
— Где же, Пакин, твой азипут? — спрашивает Хвича. — Затерялся?
— Сейчас, сейчас. Найдем, — неуверенно говорит Пакин.
Свернули налево. Направо. Глухомань! Деревья стеной стоят. А рекой и не пахнет!
— Заблудились детсадники, — вздохнул Хвича.
Промолчали все. Но так тяжело стало! Нету сил петлять меж деревьями. Роман Денисыч за спиной как гиря стопудовая. Да еще разговорился — гремит, стучит, звякает. Плохо уложен.
Уперся я куда-то лбом. И вижу — солнце, степь бескрайняя, коршун кружит, а неподалеку река — рыбой пахнет.
— Тетя! Тетя! — в бок меня толкают.
Очнулся — что такое? Дерево обнял, а сам все иду — лыжа назад, лыжа вперед — иду. Лыжи по земле уже ерзают, такую яму прокопал.
— Оставь дерево, — говорит Хвича. — Зачем зря силы тратишь?
А я чувствую — рыбой пахнет, водорослями, водой проточной. Наяву — как во сне!
— Ребята! Берите правее! — кричу. — Там река! Носом чую!
— Она подо льдом, — устало говорит Пакин. — А лед под снегом. Ничего, кроме снега, ты не учуешь.
— Доверяю Тетиному носу! — кивнул Хвича. — Веди, куда нос укажет!
Взяли мы резко вправо, почти назад повернули. И вскоре вышли к Прошке.
Под крепким льдом она. Но у самого берега лунка пробита. Оттуда живой рекой и пахнет!
Только мы костры разложили, начали палатку ставить, подошла рота с капитаном Крапивой во главе. Пришлось докладывать, как мы к Прошке добирались.
— Повезло вам с Тетиным носом, — сказал капитан. — Вышли точно по азимуту сорок градусов. Можно подумать, товарищ Тетя, что нос у вас намагничен, как компасная стрелка! В общем, берегите его — не отморозьте. Ценный прибор.
— Есть! — ответил я. — Беречь на славу отчизне!
— Но по азимуту научитесь ходить — это приказ! Азимут — не простая дорога, а та, что компас укажет. — Капитан Крапива нахмурился. — Солдат должен пути свои по науке знать! Иначе и себя не сбережет, и товарищей подведет. Все ясно?!
— Так точно! — ответили мы.
И правда, совершенно ясно стало, что мелочей на военной службе не бывает.
Короткий сон в противогазе
История седьмая
Поставили палатки на берегу Прошки. Натаскали лапника елового на пол. Печки солдатские затопили. Потеплело. Какой-никакой, а дом! Уютно — глаза слипаются, сон наваливается.
Да, видно, дровишки попались сырые. Или вытяжку не устроили, как полагается. Валит дым клубами. В миг наш дом полон дыму! На улице холод, а тут дышать нечем.
— Противогазы! — сообразил Пакин. — У десантников все в дело идет!
С рекордным временем нацепили мы противогазы. Хорошая все же вещь — противогаз! Одно плохо — поговорить нельзя. Слышно только — бу-бу-бу да бу-бу-бу!
Немного так побубукали. В общем-то, не до разговоров — с ног валишься от усталости. После такого перехода не то что в противогазе — и с самоваром на голове заснешь.
Сейчас, думаю, полетаю! Да не тут-то было. Конечно, что за полеты в противогазе?
Снится мне, что плыву глубоко под водой. Холодная вода, поверху лед стоит. И воздуху не хватает. Задыхаюсь. Вынырнул из сна, а рядом чудища! Водяные драконы! Морды носатые, морщинистые. Глаза круглые, как плошки, красным отблескивают. То ли сплю, то ли наяву грезы? Толкнул на всякий случай ближайшего дракона. Как он зарычит!
Подскочил я — окончательно проснулся. Сизая мгла, и ребята похрапывают в противогазах.
Хватит с меня таких снов! Вышел на улицу. Как дышать вольно! Рекой пахнет, лесом. Даже, кажется, чую, как далекие звезды пахнут. Еле слышно, космически. Почему-то напомнил мне этот запах кобылье молоко.
Выкопал я саперной лопаткой ямку в снегу. Выстелил лапником. Нелегко засыпать на холоде. Чуть задремлю — тут как тут мороз, будит. Вот бы поближе к какой-нибудь звезде, тепло там, верно!
Снег заскрипел, склонился надо мной капитан Крапива:
— А, рядовой Тетя! Одобряю! Как говорится, где солдат прилег, там ему и дом. А для десантника везде перина пуховая — хоть на болоте, хоть на скале, хоть на суку, хоть на льду. Надо учиться отдыхать в любых условиях. Продолжайте сон, товарищ Тетя!
— Есть, товарищ капитан!
Поглядел я недолго на звезды и впрямь заснул. И тек надо мной Млечный Путь. Тепло от него шло, будто от парной молочной реки. И спал я крепко, спокойно, как пожелал капитан Крапива.
Вот что значит приказ командира. Посильнее любого явления природы.
Таков закон природы!
История восьмая
— Смекалистый ты солдат, Николай, — говаривал старшина Верзилкин. — Да жалко — хиловат! Оглядись, Николай!
Чего же тут оглядываться? Ребята у нас в роте, конечно, богатыри. Мускулы перекатываются под кожей, как волны на море.
— Качаемся! — говорит Королев.
— На чем? — спрашивал я, думая о каких-то секретных качелях.
— Не на «чем», балда, а «что»! Мышцу качаем.
Верно, то и дело тягают они с пола под потолок гири да штанги — покачивают ими, как пуховой подушечкой.
А я срам терплю. Подсадят меня, к примеру, на турник — и болтаюсь там, как белье на прищепке.
— Отставить висеть! — подходит старшина Верзилкин. — Подтянись!
Легко сказать! Ногами во все стороны дрыгаю. Извиваюсь. Кое-как достану подбородком до перекладины.
— Отставить кривлянье! — сердится Верзилкин. — Качай мышцу!
«Какая там мышца?! — думаю, — Меня, верно, земля сильнее притягивает, чем всех прочих. Никак не совладаю с притяжением. Разве что во сне».
Ребята на турнике «солнце» крутят, а я крутанусь полкруга, если, конечно, хорошенько подтолкнут, — и застряну.
— Что такое? — хмурится старшина. — Полумесяц?! Запомни, Тетя, солдат или хороший, или никудышный. Среднего солдата не бывает.
Ой, до чего же неохота в никудышные попадать, стыд в глазах прятать!
Принялся я силу свою растить и воспитывать. И гири пудовые таскал, и на руках по плацу ходил. То в позе льва посижу, то в позе змеи. Есть такие особые упражнения — не поймешь, где нога у тебя, где рука. Но голова на месте, конечно, и представляет, что отважен ты, как лев, и мудр, как змея.
Бывало, бежит наша рота кросс. Долго уже бежим. Чувствую — силы оставляют. Упаду сейчас — и пропади все пропадом. Глаза сами закрываются. И чудится, что лежат мои силы тихонько в сторонке, на обочине, лежат, дремлют. «Ах так! — думаю. — Я тут бегу надрываюсь, а вы ваньку валяете?! Назад! На место!»
Конечно, силы мои поартачатся — и так и сяк. Но все же возвращаются. Сразу бежать легче. Потихоньку я их приучал, полегоньку… И вот пошло дело — вроде бы отпустило меня земное притяжение. Перво-наперво справился с турником.
— Товарищ старшина, поглядите, какое «солнце»! — И кручусь колесом на перекладине.
— Одобряю! Светит ярко! — прищурился Верзилкин. — А почему такой вид? Руки из рукавов граблями торчат. Штаны из сапог вылезают. Как беспризорный! За формой следить надо, Николай!
Поглядел я в зеркало на плацу — точно, чучело чучелом. Что за оказия? И вдруг понял — расту! Недаром во сне летал, недаром на турнике висел часами. Расту!!!
Видно, все мои силы разом вверх меня потянули. Не по дням, а по часам. Может, даже по минутам. Разогнался я — всем на диво!
— Кончай, Тетя! Жми на тормоза, — говорит Фокин, он обмундированием заведует в роте. — Тебе что — каждый месяц новый комплект выдавать?
— Не ожидал! — смеется Королев. — Скоро этак всех перегонишь. Не на ком будет глазу отдохнуть!
А старшина Верзилкин подбадривает:
— Дуй в гору, Николай! Ты удивительное явление природы. Видать, сила духа у тебя богатырская.
Теперь-то уже не был я заячьим хвостом в строю. Хоть и стоял последним, но уверенно.
Как на плацу построимся, капитан наш Крапива приказывает:
— Рота, на-пра-во! Еще — на-пра-во!
Поворачивается рота спиной к командиру.
