— Рота, на-пра-во! Еще — на-пра-во!
Поворачивается рота спиной к командиру.
— Улыбнуться! — командует он. — Шире! Еще — ши-ре!
Улыбаемся, как велено, во всю ивановскую — рты до ушей.
— Отлично, — говорит капитан Крапива. — Щеки со спины видны! У всех, кроме Тети. Ну да пока длинный вширь растет, короткий вверх тянется. Таков закон природы!
Крепость тела и ума
История девятая
А поглядели бы вы на нашего старшину Верзилкина! Он бы мог чемпионом мира стать в любом виде спорта. Хоть по штанге, хоть по шахматам. Да не хочет. Я, говорит, десантник — и все тут…
В зале рукопашного боя повесил он плакат во всю стену:
«Сперва головой думай — потом руками делай»
Сидят ребята на полу с таким видом, будто сложные задачи в уме решают. Подготавливаются к занятиям, которые проводит старшина.
Затем боевой танец — руками-ногами в стороны. Раз-рраз-р-ррраз! Очень красиво.
— Переходим к работе с головой! — говорит Верзилкин. — Испытания на кирпичах.
А надо сказать, у старшины Верзилкина специальный запас кирпичей. Настоящие строительные кирпичи, без обмана.
— У нас договор с кирпичным заводом, объяснил мне старшина и положил один кирпич на невысокие козлы. — Царев!
Подошел Царев. Примерился. И вдруг — бац! — лбом по кирпичу. Я глаза зажмурил. А кирпич и вовсе — пополам.
Старшина спрашивает:
— Семью восемь?
— Пятьдесят шесть! — отвечает наш Царев без запинки.
— Принято! — говорит старшина и укладывает два кирпича.
Царев, долго не церемонясь, — шарах! Только половинки отлетают.
— Трижды шесть? — спрашивает Верзилкин.
— Восемнадцать! — говорит Царев.
— Принято. — И старшина уже кладет три кирпича.
Вздохнул Царев, выдохнул. Сосредоточился, как штангист на помосте.
Тарарах! — хрустнули кирпичи.
— Дважды три? — прищурился Верзилкин.
Недолго подумал Царев.
— По-моему, шесть, товарищ Старшина? А как по-вашему?
— Все верно. На сегодня хватит!
— Да что вы, товарищ старшина! — просит Царев. — Кладите четыре!
— Пока с тремя поработаешь, — не соглашается Верзилкин. — Без крепости ума нам крепость тела не нужна!
Это у старшины Верзилкина любимая поговорка. Сам-то он шутя семь кирпичей разобьет. Да еще помножит в уме трехзначные числа.
Таков наш старшина Верзилкин. Крепок — и умом, и телом!
Штабная карта
История десятая
Начались войсковые учения. Подняли нас ночью по тревоге, и капитан Крапива поставил боевую задачу:
— Захватить штаб условного противника. Штаб отлично замаскирован и усиленно охраняется. Главное — добыть штабную карту. Доставить в целостности и сохранности!
— Есть — в целостности и сохранности! — На солдатской службе другого ответа и быть не может.
И сразу в самолет. В полной боевой выкладке: автомат, молчаливый Роман Денисыч — хорошо упакован, два парашюта, основной и запасной. Десантирование в тыл «противника»!
Сколько ни прыгай, а я вам скажу — все равно сердце замирает. И с Капитоном ласковые разговоры ведешь: «Не подведи, мол, Капитоша, сделай все на совесть!»
Время непонятно как движется, когда летишь в самолете на задание — вроде стоит, а вроде вскачь несется. Близко ли, далеко ли улетели? Что там, под крылом? Горы, степь, море? Где наш противник, где его штаб?
— Приготовиться!
Лег самолет на боевой курс.
— Пошел!
Тусклый свет в самолете. За бортом стремительная тьма. И туда уходят ребята. Вот и я «пошел». Несколько шагов до выхода, под куполом до земли, а там — определимся на местности.
Ветер ходит по высотам в разные стороны. Тьма прозрачна и холодна. Сияют звезды, и белеет под ними сплошная снежная равнина — рукой подать! Успеет ли парашют раскрыться?!
И проваливаешься беззвучно в эти небесные снега, в облака, полные не просыпавшимся еще на землю снегом.
Тихо в облаке. Едва слышно, кажется, шуршит оно. Лицо будто иголочки покалывают. И летишь вроде бы медленно-медленно, неизвестно куда. Бело и мутно, как во сне.
И как из сна — выплывает вдруг земля.
Она черная! Снега почти нет. А мы в белых маскировочных халатах. Да, замаскировались! Легче легкого обнаружит нас условный противник. Противник-то условный, но от капитана Крапивы нам безусловно влетит, коли не выполним задание.
Поправил я автомат на груди. Огляделся — где ребята? Что за чертовщина?! Быть такого не может! Земля рядом, но ни одного парашютного купола не видно на ней. Точно провалились куда-то.
Елки-палки — лес густой! Не земля подо мной черная, а и впрямь лес. Да какой густой — ни полянки, ни прогалины. Проносятся ветви, будто еловая волна катится. Того и гляди, сядешь на макушку, как голубь!
Рванул стропы — тпрррууу! И ухнул в еловую глухомань, в черный еловый колодец, пахнущий смолой. Мелькнули косматые ветки, и дернуло меня вверх изо всей силы. Зацепился купол за сучья. Повис я меж деревьев, как елочная игрушка.
Молодец, Тетя! Здорово приземлился!
Болтаюсь между небом и землей. Очень затяжной получился прыжок. «Ладно, — думаю, — надо оценить обстановку, сориентироваться на местности, как говорится. Не век же на дереве висеть».
До земли, где мягко белеет снег, метров двадцать. Огромный сугроб виднеется. Беда, далековато, никак не допрыгнуть.
Кончатся учения. А как, спросят, показал себя рядовой Николай тетя? Чем отличился? Да он на елке все учения маневрировал!
Нет, не пойдет так дело. Достал я стропорез — специальный ножик. Чик, чик, чик — по стропам. Как тот чудак, что пилил ветку, на которой сидел. Но я похитрее, конечно, — правой рукой за концы строп держусь. А как все обрезал, обеими ухватился. И давай раскачиваться — туда-сюда, туда-сюда.
Если бы кто со стороны поглядел, очень удивился — в тихой морозной ночи кувыркается на елке какое-то существо человекообразное, вроде белой северной обезьяны.
Раскачался посильнее и в сугроб полетел! Бухнул, как снаряд. Снег рыхлый. Проваливаюсь, проваливаюсь… Будто опять сквозь облако. Да облако земное. Пожестче небесного. Падаю, словом, не зная куда. Уж не в медвежью ли берлогу?! Вот ласковая будет встреча…
Шарах! — пробил ногами что-то твердое. И свет разлился, словно из-за туч к солнцу вылетел. Неужто электричество в сугробе? Ох, думаю, глубоко ты провалился, Николай Тетя!
Хотя не до раздумий, конечно. Какие там раздумья!? Глазами стрельнул — и ясна обстановка. Штаб! Стою на столе. Надо мной пробитая фанерная крыша, снег потихоньку сыплется в дыру. Вокруг офицеры условного противника. Смотрят на меня, как на снежного человека, что незваным на дружескую вечеринку вломился. Главное тут, понятно, — не дать опомниться.
— Руки вверх!!! Штаб окружен!!!
Да, видно, не рассчитал я силу голоса. Опять падаю — стол подо мной развалился. В общем, приземлился в конце-то концов.
И вдруг — дверь настежь! Часовые!?
Едва выхватил условную гранату, как ворвался в штаб Хвича Перетурян, а за ним, конечно, Фокин, Пакин, Царев и Королев.
— Бравые ребята десантники, — говорит один офицер. — И с флангов, и с неба атакуют! Не помогли маскировка и охрана… Сдаемся.
— Где карта? — спрашиваю я, поднимаясь.
А офицеры перемигиваются да улыбаются, глядя на меня. Мол, знать ничего не знаем, хоть пытайте, — какая такая карта?
— Слушай, Тетя, подвинься, — говорит Хвича.
Разобрал он обломки стола, разгреб снег, что сверху насыпало, и достал карту у меня из-под валенок. Помятая, подмоченная, но в общем-то целая. На столе она лежала…
Кто бы мог подумать, что с неба прямо на штабную карту угожу? Да, чего только на военной службе не бывает! Особенно у десантников. Обо всем не расскажешь…
— Сейчас на посадку пойдем — пристегните ремень, — сказал мне Николай Тетя. — И если не наскучило, послушайте еще историю…
Щучье озеро
История одиннадцатая
Летние учения не то что зимние. Куда как веселей. Даже искупаться можно. Помню, раз я из воды часа три не вылезал…
Десантировались мы тогда из вертолета. Без парашютов. Зато у каждого толстые брезентовые рукавицы.
Завис вертолет над лесной поляной. До земли метров сорок. Бросили вниз канат. И заскользил старшина Верзилкин — ловко, как акробат в цирке. Правда, ветер сильно мешает, раскачивает из стороны в сторону.
Приземлился старшина, ухватил конец каната, чтобы остальных меньше болтало. И ребята пошли один за другим при помощи рук.
Последним — капитан Крапива. Прочно встал он на землю. Значит, полный порядок. За командиром как за каменной стеной! Любое задание — пустяк.
Да что-то очень грустный наш Крапива. Серый, как день ненастный.
— Вы не приболели, товарищ капитан? — спрашивает Верзилкин.