Это простой случай. Я уверен, что большинство ребят все-таки уступают место. Редко встретишь такого невежу, который, развалившись, радуется, как ему хорошо и удобно, в то время как рядом переминается с ноги на ногу пожилой человек.
Но вот пример посложнее. И он тоже связан с трамваем или автобусом. Только мальчик вошел не один, а с мамой. Все места были заняты. Кроме одного. На это место хотел сесть старичок. Но мама сказала: «Садись скорее!» И ты обогнал старичка и уселся. А мама подошла и пристроилась рядышком. И все бы ничего, только какая-то женщина возмутилась:
— Как не стыдно! Большого мальчика посадили, а старый человек стоит.
— Места детские, — ответила мама. — И я на законном основании с ребенком.
— Такой ребенок мог бы постоять, — послышался еще чей-то голос.
И вдруг заговорил весь автобус, все стали возмущаться и говорить, что мама поступает неправильно и воспитывает сына неправильно и выйдет из него самый последний эгоист. «Вот такие, когда вырастают, ни с кем не считаются, себя только знают!»
А ты сидишь ни жив ни мертв, и тебе ужасно стыдно.
Мама, твоя добрая мама постаралась, чтобы тебе было удобнее и лучше. И что не вынесет доброе материнское сердце — и укоры, и насмешки, и всеобщее презрение, — лишь бы тебя устроить: «Сиди, сиди!»
Но тебе уже не сидится, ты встаешь, красный, растерянный, едва шепча: «Ничего, я постою…» Мама некоторое время сидит одна. Но ведь не для себя же она старалась! И ей тоже неловко — она еще совсем молодая, а старичок-то стоит! И немного погодя она тоже поднимается, уши у нее горят. Она говорит старичку: «Садитесь». И на следующей остановке вы с ней выходите.
Вам ехать бы еще дальше, но вы выходите из автобуса здесь и идете пешком молча, и мама молчит — не то сердится на тебя, не то расстроена, а ты думаешь: «Ну и пусть она посердится, ничего, зато я поступил справедливо, не согласился с мамой, хотя она хотела для меня лучше, и она должна понять меня».
Прости, пожалуйста, что я написал, будто это случилось с тобой. Конечно, твоя мама никогда ничего подобного не допустит. Она у тебя во всем справедливая. Но я нарочно придумал так, чтобы легче было представить, а как бы в этом случае ты поступил? Нашел бы в себе силы встать, лишившись удовольствия проехать хорошо и удобно, или так и сидел бы до самого конца?
А вот история совсем уж серьезная.
У Зины ушел из семьи отец. Оставил мать и Зину, «бросил», как говорят соседи. Он женился на какой-то тете Нюре и переехал в ее дом, в другом конце города. Зина узнала об этом, потому что однажды он встретил ее на улице и пригласил: «Приходи к нам в гости».
Мать была очень зла на отца, когда вспоминала о нем, то только ругала, и Зина ничего не сказала ей о том, что приглашена в гости.
Матери было, конечно, трудно. Она давно прибаливала, «схватывало» сердце, а теперь совсем сдала — похудела, почернела, но работала по-прежнему, не покладая рук: вставала на рассвете, готовила завтрак и уходила на свою швейную фабрику, а вечером тоже крутилась допоздна. И часто усталая, раздраженная, недовольная Зиной выговаривала ей: «Опять уроки не выучила! Опять за собой не прибрала! Опять на улицу рвешься, нет, чтобы помочь!» Зине казалось, что она и так много помогает, но маме не угодишь.
И вот один раз, ничего не сказав, она пошла к отцу.
Тетя Нюра ей не понравилась. Какая-то слащавая, приторная, неискренняя: «Ах, доченька! Ах, золотце!» А какая ей Зина доченька? И отец тоже был неискренне-масленый — угощал, угождал, явно заискивал, старался задобрить. Почему он так вел себя, Зина не могла понять, только ушла домой с тяжелым сердцем.
Но дома снова ворчала мать. И невольно Зина подумала, что у отца ей лучше — никто не ругает, про учебу не спрашивают, делать ничего не заставляют, наоборот, только интересуются: «Чего ты хочешь, Зинуленька?» И показалось ей, что не так уж там плохо. Через несколько дней она снова пошла к отцу, а потом стала бывать там часто. А с мамой поссорилась. «Купи туфли!» — «Нет у меня сейчас денег, дочка, потерпи». — «Ах, так! — закричала Зина — Ну, и не надо! Мне папа купит! Он для меня все сделает, не то что ты!»
Мать поняла, что Зина бывает у отца, и поняла, почему дочь в последнее время совсем перестала ее слушаться. И разволновалась:
— Ох, дочка, портят они тебя, портят.
Зина опять крикнула:
— Это ты мне все портишь! Придираешься, а ничего не покупаешь. Вот уйду жить к папе.
Мать заплакала. Зину не тронули эти слезы. Собрала она свои вещички и ушла к отцу.
Когда об этом ее поступке узнали в школе, то все подруги, единодушно осудили Зину: «Как ты смогла?» Но она без смущения отвечала:
— А что? Разве он мне не родной отец?
С Зиной пытались говорить и классная руководительница, и многие учителя, но она осталась непреклонной, к матери не вернулась. Мать не выдержала — подвело вконец сердце, и ее увезли в больницу.
Вот какая печальная история произошла с Зиной. Впрочем, сама-то Зина считает, что все нормально. Да и в самом деле на первый взгляд кажется так: разве не может она жить у родного отца? Или у отца, или у матери — это же ее личное дело выбирать. Вот она и выбрала.
Но почему она решила именно так?
Отец оставил мать. Конечно, сам по себе этот факт еще не говорит, что отец плохой человек. В жизни много сложного, и нельзя с налету осуждать Зининого отца только за то, что он создал новую семью. Чтобы судить о любом поступке человека справедливо, надо очень хорошо знать, чем он вызван.
И Зина тоже могла бы поинтересоваться, почему отец ушел от матери. И если бы вдруг оказалось, что виноват в этом их семейном разрыве не он, а мать, то вполне возможно, что у Зины родилось бы недовольство матерью и в конце концов нежелание жить у нее. Если бы все так случилось, Зину еще можно было бы понять.
Но сейчас-то ею двигали совсем иные побуждения! Ей у отца не понравилось, она почувствовала, как неискренен с ней отец, как он лишь заискивает и задабривает, а мать была, как прежде, требовательна и строга, и вот Зина прельстилась жизнью с людьми, которые ей неприятны, но которые ей все разрешают и не предъявляют никаких требований. И отец, и тетя Нюра сделались вдруг для нее сразу «хорошими», а мать стала «плохой».
Эгоист всегда ищет оправдания. И Зина старалась оправдать себя мыслью, будто мать «плохая». Возможно, что в эти месяцы Зинина мама была излишне строга и раздражительна и не всегда ласкова, но ведь надо понять, в каком она состоянии находилась — одинокая, больная. И надо было понять, что требовательность ее вызвана настоящей любовью. Но Зина разумную взыскательность взрослого расценила как неприятную для себя обузу. И променяла требовательную материнскую любовь на фальшивые отношения в новой отцовской семье, променяла лишь потому, что захотела для себя более удобной, легкой жизни.
Поэтому можно сказать, что ушла она не просто от матери, она ушла от серьезного отношения к жизни, как бы заранее отступая с прямой дороги на кривую тропку, по которой идти вроде и легче, но которая никогда не приводит человека к большим целям.
И самое главное — Зина совершила страшную несправедливость. Недаром так возмутились ее подруги и учителя. Они увидели в Зинином поступке жестокость и бессердечие. Ведь ради собственного удовольствия она не пожалела родную мать.
Видите, к чему может привести желание человека поступать только так, чтобы лично ему было «хорошо и удобно».
А если бы Зина отказалась от этого удобства? Если бы она нашла в себе силы устоять перед «легкой» жизнью у отца? Если бы осталась с матерью, чтобы ей во всем помогать? Вот тогда бы мы могли сказать, что она поступила честно и справедливо.
Да, чтобы поступать справедливо, человеку иногда нужно отказываться от собственного удовольствия.
Ну, пожалуй, нам надо вернуться к нашим героям.
Мы оставили их сидящими в темном сарае. А сколько же можно сидеть и молчать?
Только подождите-ка… Да они уже выбрались! Или нет, их позвала Павликова мама. Вернее, она позвала своего сына. Вышла на крыльцо и крикнула: «Павел!» Он вскочил и зашептал:
— Пора! К бабушке посылает. Еще вчера сказала — поедешь.
— Зачем?
— Передать что-то. А поехали вместе? — предложил он друзьям.
Миша, не задумываясь, согласился. Если уж не удалось убежать на морском корабле в дальнее плавание, то хоть съездить к Павликовой бабушке на электричке.
Согласилась и Вера.
Так они все трое оказались перед Павликовой мамой.
— Они со мной, — заявил Павлик.
— А деньги на дорогу у них есть? — первым делом спросила мать. — Всех твоих приятелей я обеспечивать не намерена.
— Есть у них, есть, — сказал Павлик и подмигнул Мише и Вере, что означало: «Не волнуйтесь, найду». — Что бабушке передать?
Он думал, что придется что-нибудь нести, но мать ответила:
