Плотная коричневая бумага со множеством складок украшала витрину, изображая собою горный массив, подножие которого было выложено мхом и остролистом. По крутым склонам, усыпанным гигроскопической ватой и ельником из зеленой бумаги, подымались куклы и пупсы-лыжники. Робер Тужас сам мастерил для них лыжи и палки из липовых дощечек.
Каждое утро и каждый вечер мы, старшие школьники, отправлялись любоваться витриной. Случалось, высказывали критические замечания, и Робер, иногда прислушиваясь к ним, переставлял лыжника, стеклянный шар, ель. С наступлением ночи разноцветные лампочки зажигались среди всех этих чудес.
Я вспоминаю тот туманный и ветреный вечер. В глубине сумеречной площади, искрясь, светились зеленые, розовые и синие звезды в витрине Тужаса. Наша группа быстро разошлась по домам. Надвигался снегопад. Вероятно, он начнется этой ночью. Должен же снег выпасть в конце-то концов!
Мы были уже на средине площади. Мы — это обычно Феликс, Мария Лестрад, Робер Тужас, я и еще несколько ребят. Мы уже собирались расходиться. Вдруг я заметил, что среди нас нет Феликса. Я заболтался с ребятами и не заметил, как он ушел. «Каков! — сказал я себе. — До того проголодался, что даже не подождал меня».
Я уже сворачивал на дорогу, когда Феликс Ляпюжад внезапно возник в темноте и остановился, как-то странно уставившись на меня. Глаза сверкают, рот полуоткрыт — он был явно чем-то озадачен.
И тут он произнес эти удивительные слова:
— Кажется, я видел у магазина Тужаса астека!
— Что ты сказал?
— Я сказал, что возле магазина Тужаса я видел астека.
— Астека?
— Я же сказал — астека!
Он обернулся, настороженно вглядываясь в мрак площади.
Потом взгляд его остановился на огнях, освещавших витрину магазина Тужаса. Казалось, что там, где-то у подножия горы, очень далеко, крохотный грот был ярко освещен для праздника горных духов. Гномы резвились меж бумажных елей и мигающих звезд.
— Я… я полагаю, что в лавке уже никого нет, — прошептал Феликс. — Куда же он делся? Но уверяю тебя, это был астек!
— Астек! Но как ты его узнал?
В переулках завывал ветер. Он завладел дорогой, устремлялся из улицы в улицу, и из долины — невидимой пропасти справа от нас — словно бы доносились жалобные голоса.
Несколькими секундами позже, когда мы уже шагали к дому, Феликс обернулся и сказал:
— Астек здесь. Он идет за нами!
Феликс не бредил: астек шел за нами следом. Тонкий силуэт скользил позади в темноте. Сначала мне показалось, что это Мария Лестрад бежит за нами вдогонку. Может быть, ей нужно о чем-то спросить нас.
— Это точно он, астек, — прошептал Феликс.
— Почему ты называешь его астеком? Ты знаком с ним?
— Нет. Он не из нашей деревни. Я его не знаю. Я его не видел никогда. Но он похож на астека, на одного из тех, которых показывал нам господин Казен.
— Такого, который с перьями на голове и вроде в юбке?
— Нет. Этот одет обычно. На нем светло-серое пальто.
— Почему же ты решил, что он астек?
— Я его узнал по лицу… Постой! Он, кажется, прячется…
— Да нет же, вот он. Идет.
— Бьюсь об заклад, — сказал Феликс сквозь зубы, — что он остановился в вашем доме.
* * *
Феликс не ошибся. У нас действительно поселился приезжий. Зимой это было событием необычайным. Мать сообщила мне об этом сразу, как только я вошел, едва успев обнять меня: какой-то господин снял комнату с пансионом в «Пиренейском медведе».
— Надолго? — спросил я.
— Недели на две.
— Он иностранец?
— Иностранец? Пожалуй, да. Во всяком случае, он не из наших мест.
— Не американец ли? Или, может быть, он приехал из Мексики?
— Из Мексики? Не думаю, — ответила мама. — Он говорит без всякого акцента. Он француз.
Она наморщила брови и сказала после некоторого раздумья:
— Удивительно! Он, вероятно, не парижанин. У него нет резкого парижского произношения. Может быть, он с Юга. Однако приехал он из Парижа. Я заполняла его карточку.
— А зовут его как?
— Постой… Совсем простое имя… Сейчас вспомню… Эмиль Дюран.
— Чем он занимается?
— Путешественник. Так он указал в карточке. Да он и сам скоро придет. Он отправился в деревню купить зубную пасту. Я порекомендовала ему магазин Тужаса. Он приехал отдохнуть. И сказал мне, что ищет спокойное место, Илларион его случайно встретил в Люшоне.
— Странно…
Мама с удивлением посмотрела на меня:
— Странно? Почему странно? Совершенно нормально. Фабиак очень тихое место. Этот турист встретил Иллариона, и тот, рассказав ему о Фабиаке, рекомендовал наш дом. Очень симпатичный человек.
— Он смуглый?
— Да, пожалуй, смуглый.
— Не очень высокий?
— Нет, не очень. Ты его встретил?
— Я… Да, мы его заметили у магазина.
— Он скоро вернется. Я заканчиваю уборку его комнаты… Сейчас дам тебе перекусить. У тебя много уроков?
— Карта и задача.
* * *
Когда человек вошел в зал, я сидел у камина, за небольшим столом, где обычно готовил уроки.
Зал гостиницы Даррегиберри совсем не походил на ресторан какого-нибудь роскошного отеля. Однако он был не менее уютным. Прямо у входа, с правой стороны, видна была деревянная стойка, а позади нее — целая батарея бутылок. Затем шла лестница, которая вела наверх. Четыре стола, стоявших слева, были покрыты клеенками в серую и красную клетку, в тон занавескам на окнах. На каминной доске стояли медные кастрюли и бачки. А по обе его стороны на светлых стенах сверкали старые грелки для согревания постелей. Рекламные календари, зеркала, чуть тронутые временем, горшки с комнатными растениями и кактусы дополняли убранство зала. Все это сияло чистотой, так как моя мать отличалась опрятностью.
Огонь в этот зимний вечер горел отлично, в зале носился аромат рагу из дичи. Великолепие огня, переливчатые отблески медной посуды, красные клетки занавесок, коричневые балки, смачный запах лука и подогретого вина — все это смешивалось воедино, весело встречая вас на пороге.
Я был один. Мать хлопотала на кухне, отец возился в хлеву, я и сам только вернулся оттуда — ходил поздороваться с отцом.
Когда дверь приоткрылась, я тонкой линией наносил на бумагу контур карты Мексики.
— А! Вот и юный Бертран, — послышался дружелюбный голос.
Тщательно закрыв за собою дверь, астек, улыбаясь, приближался ко мне. Он медленно снял перчатку и протянул мне руку.
— Добрый вечер, молодой человек. Меня зовут Эмиль Дюран. Некоторое время буду жить у вас. Да, да, именно здесь, «У пиренейского медведя»…
— Добрый вечер, сударь, — пролепетал я.
— «У пиренейского медведя»… Замечательное название! Я очень люблю Пиренеи… Симпатичнейший огонь и то, что на нем варится, — не менее. Аппетитный запах. Обожаю рагу из дичи…
Потирая руки, астек кружил вокруг моего стола.
— Мы работаем, как я вижу. Отлично. О, да это карта! Дайте-ка мне взглянуть. Скажите пожалуйста, Мексика… Вы рисуете карту Мексики. Прекрасная страна… Мексика… Не смею больше отрывать вас от дела. Пойду немного прилечь до ужина. Я приехал сюда отдохнуть. У меня слабые легкие. В ваших краях целебный воздух. И так спокойно! Это хорошо, очень хорошо… Я чуть прошелся. Деревня мне понравилась, и чувствую я себя здесь как дома. Отлично! До скорой встречи, молодой человек!
Он улыбнулся и скрылся на лестнице.
Итак, это был астек или, вернее, тот самый приезжий, которого мой друг Феликс с первого взгляда окрестил астеком. Примечательная подробность — этот человек тотчас же узнал карту Мексики, которую я едва успел набросать. По правде говоря, это еще ничего не доказывало. Мало-мальски образованный человек знаком в общих чертах с контурами Центральной Америки, шишкой полуострова Юкатан, Мексиканским заливом на восточном берегу и перешейком Теуантепе́к, — настолько узким, что можно подумать, будто в этом месте континенту затянули талию, — и, наконец, длинным острием Нижней Калифорнии на западе. Конечно, все это достаточно характерно и известно.
«Этот астек такой же астек, как Илларион Пейре, — подумал я. — У моего друга Феликса слишком богатое воображение».
Однако что-то экзотическое в незнакомце было. Небольшого роста, с тонкими и смуглыми руками, он двигался с какой-то необыкновенной гибкостью. Я никак не мог определить его возраст. Лет пятьдесят? Может, и больше, может, и меньше. Когда он снял свою мягкую шляпу, я увидел, что волосы у него очень темные, с проседью и только на висках совсем серебряные. Его круглое смуглое лицо с черными глазами казалось мало подвижным. Но глаза сверкали странным блеском. Или это отсветы огня зажигали золотистые точки в черных как смоль зрачках? Скулы у него довольно резко выдвигались вперед, рот был небольшой и мясистый… Да, поразмыслив, я тоже нашел, что этот Эмиль Дюран — какое банальное имя! — имел некоторое сходство с древними астеками, изображения которых нам показывал школьный учитель, господин Казен.
