Глава V. НЕВЕСТА
Зачастил Андрей в лес, к старому дубу. Как начнёт солнце к закату клониться, так его ровно чары какие тянут прочь из дворца княжеского. А уходить было не просто. Стали замечать, спрашивать, посмеиваться.
Предслава всегда встречала его радостно. У одинокой девочки никогда не было сверстников, и тепло человеческой дружбы впервые вошло в её жизнь.
— Почто вы с дедом в лесу хоронитесь? — спросил как-то Андрей. — Ведь глушь кругом, зверьё бродит. Долго ли до греха? А вас всего-то — старый да малый…
— Нельзя нам иначе, — нахмурилась девочка, — деду так надобно.
— Ну, а ты-то? Аль не можешь с другими сродниками жить?
— Нет их у меня…
— Совсем никого?
— Тётка одна есть под Суздалем, — неохотно призналась Предслава.
— К. тётке бы и перешла.
— А деда без помощи кинуть?
— Да какая от тебя помощь?
Предслава рассмеялась.
— А кто ж, по-твоему, по хозяйству управляется? Медведи, что ли? Я и стряпаю, и стираю, и за пчёлами в нашем бортном дереве хожу. Дед-то уж совсем немощный стал…
— Свела бы меня когда к нему повидаться…
— Нельзя того. Не хочет он никого видеть. И мне не велит. Я к тебе сюда тайком прибегаю. Узнает — серчать станет…
— Чем же я так плох?
— Не ты плох. О князе твоём он слышать не может.
— Чудно! Добр да милостив князь Ярослав!
— Эх, Андрей! Чего не знаешь, о том молчи. Не ко всем князь милостив. Простому люду от него иной раз ох как худо приходится…
— Неправда это!
Багровый румянец залил смуглые щёки девочки, и глаза её гневно засверкали.
— А слыхал ли ты когда про суздальскую беду?
— Это про голод, что ли?
— Да, про голод. И как народ поднялся против богатых, как в кладовые ихние голодный люд кинулся, хозяев побил, что хлеб прятали.[5] Тогда-то всем волхвы верховодили. Такие ж, как дедушка, и он с ними был. За старину, за волю, за жизнь сытую, свободную встали… Худа ли они хотели? А что твой князь сделал? Почитай, что всех их истребил. А кто уцелел — хоронится, от неминучей смерти спасается. И досель княжие людишки, ровно волки лютые, по их следу рыщут…
Андрей молчал. Не мог он во всём этом разобраться. Смутно понимал, что князь Ярослав бился за всё то новое, что Русь к славе двигало, а волхвы со стариной своей назад тянули. Но надо ль было кровь лить? Людей истреблять?
— Молчишь? — усмехнулась Предслава. — Так куда ж нам из лесу идти? Нет для нас иного места. Да ладно, будет об этом. Лучше ты расскажи мне чего-нибудь…
— Об чём?
— Ну, обо всём, что на свете делается. Ничего ведь я не знаю. Какой из себя Киев-град? Что за люди живут? Какую одежду носят? Какие дома у них? Видала я издали золото на куполах — так и горит, с солнышком спорит…
Много-много часов проводили они за беседой у старого дуба. Много рассказывал Андрей обо всём, что знал, о чём слыхал. А Предслава жадно слушала и засыпала Андрея вопросами.
— Красивая, говоришь, Анна-то? — спросила она однажды.
— Очень. Косы как жар блестят, глаза синие-синие, а сама ладная такая. И весёлая, добрая.
— Сколько ж ей лет?
— Да твоя однолетка. Тринадцатый год пошёл.
— И тебя привечает?
— Дружны мы с ней сызмальства…
Предслава нахмурилась, исподлобья взглянула на Андрея.
— Ну, и шёл бы к ней. На что тебе сюда-то ходить? Собой я черным-черна, платье на мне — тряпьё старое, жильё — землянка ветхонькая. Ступай-ка прочь!
— Ан не пойду! — засмеялся Андрей. — Что мне до платья твоего аль до землянки? Ты мне нужна.
— Ой ли?
— Вишь, от дворца княжего к тебе в лес убегаю…
— И то удивляюсь…
Андрей взял маленькую, горячую, перепачканную смолой руку.
— Послушай, Предслава. Ты покамест ещё подросточек-слётышек, да и я ещё на своих ногах не стою, из своих рук не гляжу. А время пройдёт, я в люди выйду, ты заневестишься…
Андрей запнулся. Краска смущения залила его высокий лоб. Предслава глядела куда-то в сторону, слабо пытаясь отнять руку.
— Ну и что ж с того? — тихо, еле слышно вымолвила она.
— А то, что приду я тогда деду твоему в ноги кланяться, тебя в жёны просить… Пойдёшь за меня?
Предслава молчала, всё так же глядя в сторону.
— Пойдёшь ли? — повторил Андрей.
Девочка медленно повернулась к нему, и Андрею показалось, что она вдруг как-то повзрослела.
— Слушай же и ты меня, Андрей, — начала Предслава. — Что в жизни сбудется — про то нам неведомо. Но знай: либо ничьей мне женой не бывать, либо твоей буду.
И, легко коснувшись губами лба Андрея, девочка встала. Встал и Андрей. Низко-низко, как и князю не кланивался, склонился он перед Предславой.
— Так и быть тому, — торжественно произнёс он, — ты теперь перед богом невеста моя наречённая. И не разлучимся мы отныне и до веку…
— Ох, не говори так, — испугалась Предслава, — не ровён час — сглазишь. Лес кругом, нечисть всякая — услышат, беда будет.
— Не помешает вся твоя нечисть свадьбе нашей, Предславушка.
Предслава грустно поглядела на Андрея.
— Но если и забудешь ты меня, пока жива — другого не полюблю… Носи ж всегда перстень мой с Перуном-камнем. А теперь — ступай, Андрей. Поздно уж. Время мне деду поесть собрать, да и тебе пора возвращаться, не то хватятся. Прощай!
— Не прощай — до свиданья! — возразил Андрей. — К невесте-то можно и почаще наведываться. Скоро-скоро опять я к тебе приду!
— Приходи — ждать буду! — светло, радостно улыбнулась девочка.
— Андрей! Куда ты пропал? Князь зовёт!
Андрей обернулся. От поварни, утирая рот, бежал княжеский челядин.
— Ищу тебя, ищу! С ног сбился!
— В поварне, что ль, искал? — засмеялся Андрей. — Ладно. Где князь-то?
— У себя в горнице. Ступай живо!
На стенах, обитых малиновой тканью, усеянной сусальными звёздами, висели доспехи и разное оружие. Вдоль стен тянулись тяжёлые, широкие лавки, крытые парчой и мехами. У маленького оконца стоял стол, заваленный книгами в алых и синих суконных переплётах, с серебряными коваными застёжками.
Немолодой уже человек в богатом, обшитом мехом кафтане поднял глаза от рукописного свитка, который читал. Андрей поклонился князю в пояс.
— Спрашивал меня, княже?
— Да, Андрей. Поговорить с тобой хочу. Дело есть.
— Приказывай, княже!
Ярослав неожиданно рассмеялся.
— Словеса новые занятные мне принесли. Сто лет назад писаны были. Послушай-ка. Про нашу мыльню написано: «Бьются сами и до того себя бьют, еле слезут живы, и обольются водою студёной и тако оживут. И то творят не омовение себе, а мученье!»
Не удержавшись, засмеялся и Андрей.
— Вишь, не понимают иноземцы мыльни нашей, — продолжал Ярослав, — того не ведают, что русская мыльня всякую хворь снимает и согбенного старца снова в крепкого мужа оборачивает… Однако ж не о бане я говорить собирался. Садись, Андрей. Разговор долгий будет…
Ярослав встал и, засунув пальцы за позолоченный пояс, прошёлся по горнице, заметно прихрамывая. Охромел князь ещё с детства, но ходил бойко, без труда. Его ноги в синих сафьяновых сапогах, прошитых бронзовой проволокой, ступали твёрдо и уверенно. Андрей молча ждал.
— Тебе шестнадцать исполнилось, так?
— Так, княже.
— Из отроков в юноши переходишь. И разумен ты не по годам. О важных делах с тобой говорить стану… — Князь потёр покрасневшие глаза и, омочив в серебряном кубке с водой край шёлкового платка, прижал его к воспалённым векам. — Болят, проклятые, ровно огнём жжёт…
— Так ведь как же им не болеть, княже? Все ночи напролёт читаешь. Недаром тебя книголюбцем народ зовёт.
— А днём читать времени нет. Да и всё равно — сон не идёт ко мне. Без чтения же обходиться не могу и не хочу. Книжные словеса суть реки, наполняющие Вселенную. Ими в печалях утешаемся…
— Позволь молвить, княже… Что за печали у тебя? Русь ты сделал славной и могучей. Киев всё богаче становится.
— Русскую землю мне бог поручил для того, чтобы хранить её и о процветании её заботиться. Стараюсь те заветы выполнять… — задумчиво сказал князь. — Ведомо тебе, что других стран государи не брезгают родством с нами. И то — на благо Руси. Сам я, знаешь, женат на дочери короля Олофа Шведского, а и детям моим надлежит для пользы отечества судьбу свою с иноземными королями да царевнами связать…
Ярослав помолчал, снова прикладывая мокрый платок к глазам. Андрей не мог понять, к чему говорит князь ему всё это, но спрашивать не смел.
— Три дочери есть у меня, — продолжал Ярослав, — не знаю ещё, какую им судьбу изберу, но на роду им написано в дальних странах жизнь провести…
Андрей вздрогнул. Он вспомнил слова Анны: «И меня в дальний край замуж отдадут? Не хочу я!» Бедная маленькая подружка! Кто станет считаться с твоим желанием? Дело государственное…
