Врать необходимо, потому что все мы боимся оказаться не на высоте. Все, кроме Рейдара, но он человек особенный. И потому не в счет. Остальные несут чушь. Но мы одобрительно поддакиваем друг другу. Потому что в следующий раз придет твой черед вешать им лапшу на уши. Такие уж мы, и тут ничего не поделаешь.
Неожиданно я выпадаю из общего разговора. Я вижу по физиономиям друзей, что они о чем-то толкуют. Слышу их слова, но ни фига не понимаю. Слова, вылетающие у них изо рта, похожи на жидкую кашу, звучащую примерно так: «Девчонки. Ха-ха-ха. Мини-юбки. Ляжки. Девчонки. Ха-ха-ха. Настоящие окорока. Потискал сиськи. Девчонки. Ха-ха-ха. Она подмигнула только мне. Плечи. Девчонки. Ха-ха-ха». Все равно что Бивис и Баттхед на замедленной скорости. Странно, но эти разные голоса сливаются в один. И я вдруг замечаю, что все мы, парни, похожи друг на друга. Этакие братья-близнецы. Одинаковые джинсы. Одинаковые рубашки. Одинаково прикуриваем сигареты. Сидим или стоим. И думаем тоже одинаково. Как будто мы одно существо.
Один большой ребенок.
Теперь мне это ясно.
Мы ведем себя как дети.
Мы и есть дети, меня даже тошнит от этого.
Я делаю шаг назад, и никто из ребят этого не замечает.
Кислая горечь заполняет глотку, но я глотаю ее и говорю, что меня здесь больше нет.
Скоро меня здесь не будет.
Я исчезну.
Еще немного.
И меня с ними уже не будет.
Они еще дети.
Да и я тоже никакой еще к черту не взрослый.
Но скоро этому конец.
Я исчезну.
Братья & Сестры, вскоре на моем детском тельце вы увидите большое объявление: «Ушел на обед. Не вернусь, пока моя душа не станет взрослой».
Мне все еще слышны детские голоса моих приятелей: «Девчонки. Ха-ха-ха. Я так завелся. Девчонки. Ха-ха-ха».
Я отступаю еще немного, и никто ничего не замечает.
Я готов смыться.
И тихонько выхожу из их круга.
Вскакиваю на велосипед и мчусь наискосок по лужайке. Между деревьями. Оборачиваюсь, но никто на меня не смотрит. Я объезжаю дерево и вылетаю из парка.
Теперь я все понял. Меня не только достало думать о Каролине. Меня достало думать о том, что было и чего уже нет.
И мне надоело заточение в этом детском теле.
Мне надоели мои голова, волосы и кожа. Надоело быть черепахой. Восемьдесят процентов воды в моем мозгу угрожающе плещутся и ненавидят образ, в который я заточен.
Нужно найти новый.
Взрослый образ.
И чем быстрее, тем лучше.
Я мчусь по Биркелюнден, словно раскаленное Солнцем железо вот-вот вонзится мне в задницу. Делаю круг по парку и влетаю в подъезд, тащу велик наверх и запираю его на замок у двери нашей хаты. Он стоит десять тысяч и требует к себе уважения. Ради него я и подрядился летом работать посыльным. Чтобы вернуть долг Сёс, у которой я купил этот велик.
Но сейчас я больше не думаю о работе.
Ведь сегодня я получил на лето дополнительное задание.
Я докажу Каролине и всему миру, что новый Адам — взрослый мужчина. Старый Адам был щенком. Старый Адам жил в мире Дональда Дака и кубиков лего. Он бегал, пустословил, врал и хулиганил с мальчишками.
Новый Адам расстался со всей этой чепухой.
Глядя на своих приятелей в парке и слушая их треп, в котором я и сам принимал участие, я еще больше утвердился в своем решении.
Войдя в свою комнату, я встал на колени перед собранием панковских синглов, которое папаша одолжил мне с большой неохотой.
— Это классика, Адам, — сказал он, — Берегись, если на них появится хотя бы одна царапина. Ты мне, конечно, сын, но я сделаю из тебя пюре. Глория получит в наследство все пластинки, а ты будешь лежать в могиле.
С величайшей осторожностью я вынул пластинку Kjøtt и пустил иглу на дорожку, где была песня «Я больше не желаю водиться с придурками».
Вот так, Братья & Сестры. Я только что допер до того, что именно оставляю у себя за спиной. Я больше не желаю водиться с придурками. Новый Адам, который вырос и стоит сейчас здесь рядом со мной, живет уже в другом мире. Я еще не имею понятия, как этот мир выглядит, но это неважно. У меня впереди все лето, чтобы это узнать. И оно будет самым интересным летом в моей жизни. Таково мое решение. Я не упущу эту возможность. Буду расти на два сантиметра в день. И избавлюсь от всего старого дерьма.
А в данную минуту я ощущаю себя Христофором Колумбом, плывущим через Атлантический океан. Он гонит вперед своих матросов, хотя они до смерти боятся упасть с того небесного тела, которое кажется им плоским, как блин. Он подавляет бунт и сулит им золото, золото, золото. Потому что Христофор Колумб просек, так же как и я, что там, на другой стороне, что-то есть. Братья & Сестры, он был в этом уверен. Он знал, что надо стоять на своем и не сдаваться. Потому что на той стороне, от которой он ни за что не отступился бы, его ждала награда.
Вообще-то он ошибся, полагая, что земля круглая. Она скорее слегка напоминает грушу. От экватора до Северного полюса чуть дальше, чем от экватора до Южного. Впрочем, это неважно. Главное, что он пересек океан и открыл Америку. А для меня главное, что я решил за это лето стать новым взрослым Адамом.
Так закончился важнейший день в моей жизни. Можно было подумать, что такое решение помешает мне спать. Но я был так измотан, что отключился, не раздеваясь. И даже не слышал, что пластинка кончилась и ночь до утра наматывала черные нити на свой клубок.
Братья & Сестры, во многих отношениях я необыкновенно счастлив.
Я сижу на крыше элеватора, у моих ног валяется пластиковый пакет. После завтрака, который был таким же шумным и бурным, как накануне, я прошелся по комнатам и нашел кучу барахла, которое напоминало мне о старом Адаме.
Думая о новом Адаме, я поднялся на крышу элеватора, приветствовал Старикашку-Солнце и сел скрестив ноги. Пришло время расстаться со всем этим дерьмом. Сначала я достал всякую ерунду, полученную от приятелей. Стопку дискет с порно. И отправил их вниз. Все эти зеленые, синие и желтые дискеты с дамами. Это напомнило мне голоса, которые вчера сладострастно шептали: «Девчонки. Ха-ха-ха. Девчонки». Детские глупости! Я без сожаления избавился от дискет. Скатертью дорога.
Потом была очередь такой же большой стопки компьютерных игр. «Дум», «Тетрис» со всеми вариантами. «Ларри 1–4». «Покер». Все это чушь собачья. Прежний Адам потратил на них уйму времени. Гонял их столько раз, что знал каждую наизусть. Я мог бы играть в них с завязанными глазами. Теперь они принадлежат прошлому. Старым дням. Тому, с чем уже покончено, Я сбросил их с крыши. Они спланировали и приземлились на том берегу реки. Чудненько. Чем дальше от меня, тем лучше. Я тружусь над тем, чтобы взять хороший старт, и не могу копаться в этом старье.
А еще у меня 499 анекдотов о наших братьях шведах, 399 анекдотов о блондинках и 299 — похабных. Все это полная фигня. Солнце согласно со мной. Такой юмор не в его вкусе. А какой в моем, я теперь уже и сам не знаю. Но в моем пакете его, во всяком случае, нет. Разорванная на мелкие кусочки бумага, как снег, летит на землю.
Еще у меня есть пять номеров порножурналов. Я даже не удостаиваю взглядом Дикарку Венке или Неутомимую Сив. Это все из детства. Решительный, как Колумб, я разрываю журналы на мелкие части. Надеюсь, что по другую сторону океана меня ждет вознаграждение.
У себя на верхней полке я нашел целое собрание карточек. Чудовища, спортсмены, герои комиксов и звезд американского сериала «Спасатели Малибу». Господи! О них и говорить-то не стоит. Я вздрагиваю и швыряю с крыши сразу всю коробку. Соседи умрут, увидев на склоне все эти бумажки. Но мне плевать, что это я насорил. Мне надо навести чистоту в новой голове нового Адама.
Подходит очередь майки, на которой написано Nintendo Rules [4]. Солнце подбадривает меня, когда я разрываю майку по швам, сморкаюсь в нее и стараюсь зашвырнуть как можно дальше.
— Солнце — крутой бог, — бормочу я, а Солнце лыбится и отвечает:
— Yo, Bro![5]!
Но время бежит. Утренний ритуал закончен, и я смотрю на часы. Через десять минут я должен быть на рабочем месте. Я бегу вниз, перелетая через пять ступенек, и прыгаю на велосипед, чуть не разбив яйца о раму. Мчусь в центр и опаздываю всего на две минуты. Стрелка только-только переползла на девятку. Я сижу в приемной со своей разъездной книжкой и жду, что будет дальше. Приходит Шеф и показывает на парня, которого мы все зовем Лось за длинные волосатые ноги.
— Поедешь в «Дагбладет», возьмешь там конверт и отвезешь его в Нурстранд, — говорит ему Шеф.
У Шефа есть имя. Но я зову его просто Шеф. Он ходит в сером рабочем халате и плоский, как доска. За ухом у него торчит карандаш, три карандаша — в нагрудном кармане, в руке — вечная лепешка лефсе, обернутая тонкой красной бумагой. А таких огромных ботинок, как у него, я в жизни еще не видел. В них можно ходить по воде. Не ботинки, а плавучие пристани. И еще он косит. Никогда не поймешь, куда надо смотреть, если хочешь встретиться с ним глазами. И никогда не поймешь, на кого он глядит в эту минуту. Сейчас, кажется, на меня. Он бормочет мое имя и ставит галочку на бумаге, лежащей внизу стопки, которую держит в руке. Наконец он посылает Коре в какую-то фирму на улицу Карла Юхана. Стига — в контору на Стортингсгата. Свена Туре — в издательство на Драмменсвейен. А мой путь лежит на Майорстюа. Нужно побыстрее забрать оттуда большой пакет и отвезти его в Тейен в музей Мунка. По пути надо заскочить в Терехов, прихватить там пакет и доставить его в какое-то издательство в центре. А в издательстве забрать конверт с важными бумагами и вернуться с ним в Терехов.
