— Никто и не спорит — нормальные, — развернулся к ней Александр Николаевич. — Умные. Все знают. На английском говорят, как на родном. Им же много не надо. Дать базу, чтобы развивались. У Антона всегда были последние операционные системы, лучшие учебники, возможность поехать куда угодно и когда угодно. Но в отношениях… В отношениях — да…
Ева внимательней вгляделась в сухое лицо. В этом человеке было что-то странное. Одновременно и интересное, и отталкивающее. Его лицо было похоже на каменистую пустыню. Ветер выдул в ней глубокие впадины, засуха пропахала извилистые трещины, выжидали вулканы глаз. Не человек, а сплошная сейсмически опасная зона.
— Вот вы пожимаете плечами, — заметил Александр Николаевич. — Но со мной соглашаетесь. Ведь соглашаетесь?
— Да нормальные они, — повторилась Маша, не находя других аргументов.
В коридоре грохнуло. Заорал Ра. Громко заржал Пушкин. Заверещала Катрин.
Дверь распахнулась.
— Хватит гипнотизировать девушек, — ворвался в комнату Ежик. — Пошли отсюда.
«Как пошли?» — дернулась Ева, тщетно пытаясь подобрать слова, чтобы вмешаться в происходящее.
— А давай проводим Еву Павловну. — Взгляд, усмешка. По спине пробежали мурашки.
— Сама дойдет! — Ежик перебирал разбросанные по столу диски, закрывал программы на компьютере. Ева смотрела на его лихорадочные действия с удивлением. Куда он торопится? Что происходит?
— Не стоит, — спустил ноги с подоконника Александр Николаевич. — Темно уже.
— Дойдет, не развалится.
— Была у меня одна знакомая, — нарисовался в дверном проеме Пушкин. — Она вот тоже так пошла с вечеринки… С тех пор ее никто не видел.
— Она стала облачком и улетела на небо? — довольно хмыкнул Сашка, просачиваясь мимо Пушкина к дивану.
— И собаки потом неделю выли, — кровожадно закончил Пушкин.
— Значит, провожаем. — Александр Николаевич отправился в прихожую.
Ева глянула на Ежика. Он недовольно тряс головой, прыгал на лбу рыжий чуб. Губы надул. Скажи хоть что-нибудь!
— Ладно, пошли, — резко повернулся он и, даже не взглянув на Еву, потопал следом за отцом.
— Ты уже уходишь?
Вопрос черноволосого Ра заставил вздрогнуть. Неужели кого-то интересует, что она делает? Что она вообще здесь делает!
— Останься! — Он вытер перепачканные в масле руки о штаны, словно хотел схватить Еву и унести.
— Лешенька!
По коридору прошел Левшин с повисшей на нем Катрин.
— Ребята! — игриво шевельнула пальчиками Катрин в их сторону.
— Ну, что ты? — Ежик, как всегда, хмур. — Так и будем здесь стоять?
— Ева Павловна, какое пальто ваше? — вкрадчиво спросил Александр Николаевич. — Это?
Ева успела поднять руку, чтобы показать на зеленую куртку, как по пальцам сильно ударили.
— Грабли убери, — тихо произнес Ежик, проходя мимо. — Отец! Хорош! — Он щелкнул замком двери и на секунду повернулся к Еве. — А ты тоже — стоишь, рот открыла!
Улыбка Александра Николаевича стала странной. Жалостливой.
— Бывай! — Антон обнялся со Стивом. — Не грусти! — протянул он руку Пушкину.
— Да я что, — поник Пушкин. — Увидимся ли?
— Куда ты денешься!
Ежик легко стукнул Пушкина по плечу кулаком, и тот демонстративно рухнул под вешалку.
— А что? — тут же взбодрился он. — У нас так одного парня тоже до дома проводили, чуть ли не в постель положили. А утром, бац, он не проснулся. Говорят, испугался чего-то сильно.
— Кто говорит? — с интересом спросил Александр Николаевич.
— Как кто? — не терялся Пушкин. — Люди!
— Все люди? — За разговором Александр Николаевич не забыл подать Еве куртку, придержал ей открытую дверь. — Или через одного?
— А-а-а-а! — вдруг завопил Пушкин, обваливаясь обратно на обувь. — И внезапная смерть! А вы смеетесь.
— Вы там долго? — крикнул Ежик с лестничной клетки.
На улице Антон недовольно засопел, как паровоз.
— Ну, все, — он грубо оттер плечом Еву от Александра Николаевича. — Показал себя, можешь идти!
— Но надо ведь проводить. — На фоне Ежика его папа выглядел невероятно спокойным. Если бы Ева стала так хамить отцу, то уже через секунду получила бы по полной программе, с популярной инструкцией, куда ей с таким воспитанием идти.
— Провожу — я! А ты иди домой! — упрямился Ежик.
— А мне торопиться некуда. Могу и пройтись. Пройтись — хорошо.
— Пройдись! В противоположную сторону.
Папа усмехнулся. Непонятно, что сидело у него в глазах. Наверное, чертики.
— Надеюсь, с вами он будет вести себя не так, как со мной, — чуть поклонился Александр Николаевич Еве. — Еще увидимся. Увидимся?
— Давай, давай, иди. И нечего к девушкам приставать.
Улыбка отца стала еще шире. Он как будто извинялся и за себя, и за сына.
— Хорошего вам вечера, — чуть поклонился он и зашагал прочь.
Только через несколько секунд Ева поняла, что смотрит на мыски своих ботинок. Ей было страшно неудобно, что она оказалась меж двух огней.
— Ну что, пойдем?
Голос Ежика изменился. Он как будто бы устал.
— Классно ты сегодня выглядела. Пояс и вообще. — Он подхватил Еву под локоть и повел вдоль длинных девятиэтажек, сквозь бесконечный строй фонарей. Ева открыла рот, чтобы ответить, но увидела усмешку, знакомый взгляд и промолчала.
— Ты слышала последний альбом «Эбная»?
— Нет, — прошептала Ева.
— Приходи ко мне. Я тебе заодно книжку покажу. «Вокзал потерянных снов» — хорошая вещь.
— Чье это?
Он снова мазнул по ней взглядом.
— Ну да, ты же у нас в писателях не сильна, — злой отцовской улыбкой отозвался Ежик. — Это Мьевиль. У него еще имя смешное — Чайна.
— Китаец? — Очень хотелось показать себя перед Антоном умной. Чем больше старалась, тем хуже получалось.
— Типичный англичанин! — фыркнул Ежик, давая понять, что насчет интеллектуальных способностей подруги он не обольщается. — Ты бы видела его портрет! Он баллотировался в парламент, а сам носит пять колец в ухе. Представляешь, сидит у нас такой чувак в Думе — бритый и с пирсингом в носу.
Ева фыркнула и заторопилась ответить:
— Я читала Полу Волски.
И тут же получила за свою неосмотрительность:
— Неужели «Великий Эллипс»? Это же ерунда.
— «Наваждение», — еще пыталась выправиться Ева.
— Тоже фуфло! Никакой не стимпанк. Трэш сплошной. Ты еще скажи, что читала «Луну гоблина»[1].
— Ничего я не читала, — прошептала Ева.
— Надо тебя научить в «Арканум» играть. Примитивная штучка, но тебе понравится.
— Конечно, — уже не так убедительно согласилась Ева. Компьютерные игры она не любила.
— Там, правда, все по-английски, но ты поймешь…
Дальше Антон без перехода стал рассказывать про игрушку, как они со Стивом рубились в нее на фестивале игр. По всему выходило, что фэнтезийная ролевая игра — это здорово.
Ева молчала. Ей нравилось идти рядом с Антоном, слушать его голос. У него была мягкая, чуть пружинящая походка. Он всегда с удивительной легкостью подстраивался под ее шаг. За разговором не забывал чуть придерживать под локоть, когда она перешагивала лужи, не забегал вперед. И очень интересно рассказывал. Надо было только подбрасывать в топку беседы постоянные «поленья» вопросов — обо всем и ни о чем. Дорога до ее дома быстро закончилась. Но они еще час простояли в подъезде. Сначала Антон договорил про игру, потом поругал Пушкина, что дает Еве глупые книги, напомнил про новый диск и, наконец, притянул Еву к себе.
— Классная ты, — прошептал он ей в макушку.
Ева вздохнула. Ради этих мгновений можно было потерпеть вечер упреков, издевок, незамечаний. Потому что Антон — Ежик, он ничего не умет делать сразу по-доброму. Ему какое-то время нужно поворчать, поскрипеть, поиздеваться. Но зато потом… потом…
— Смотри, какое небо красивое, — прошептала Ева.
— Да, — так же шепотом ответил Антон. — А знаешь, как вон та звезда называется? Это Шедар, альфа созвездия Кассиопеи. А вон там, — развернул он Еву чуть в сторону, — звездный треугольник: Денеб, Альтаир и Вега, альфы Лебедя, Орла и Лиры…
Антон знал все! Это было потрясающе. С ним можно было говорить на любую тему. Жаль, что Ева не всегда могла поддержать беседу и поэтому боялась показаться Антону неинтересной.
— Ага, — закивала Ева, и звезды запрыгали у нее перед глазами. Антон внимательно смотрел на нее. «Только бы он не спросил, где какая звезда!» — мысленно взмолилась она тем самым звездам, и они ее услышали.
— Ну ладно, — медведем обнял ее Антон. — Давай целоваться, и я пойду.
От такого предложения Ева всегда терялась. Ей хотелось спрятать лицо в куртке Антона, но он решительно поднимал его за подбородок и касался губами ее губ. Ева успевала провалиться в небытие, но оттуда ее неизменно вытаскивал насмешливый голос:
