Неожиданно Монькин прорвался к Дмитрухинским воротам. Назревал гол. Игорь Дмитруха, спасая свои ворота, изо всей силы встретил мяч сильнейшим ударом и, как говорят футболисты, мяч «дал свечу». Он взлетел высоко-высоко, и упал… прямехонько на балкон Бумбарасова. Все так и ахнули, разинули рты и только растерянно переглядывались. Вот уж совсем непредвиденная, позорная комбинация получилась! Идти беспокоить травмированного Директора, извиняться, мы, мол, запулили мяч к вам на балкон…
О! Это значит опозорить себя в глазах знаменитого футболиста на веки вечные. Легче было провалиться сквозь землю.
Игорь Дмитруха стоял белый как сметана.
И тут у Шурика внутри что-то щелкнуло — будто сломался какой-то предохранитель.
Сбоку к Шурикову балкону была прикреплена деревянная решетка, по которой вился дикий виноград.
Шурик влез на перила и начал карабкаться по этой решетке вверх к бумбарасовскому балкону.
Снизу послышались крики: «Смотри! Ух ты! Лезет!»
А Шурик лез и ничего не ощущал, кроме нервной щекотки в горле. А в голове звенела одна отчаянно-радостная мысль: «Я герой! Я герой! И все это видят! Ой, я герой!»
Он почти долез, еще совсем немного… И вдруг ботинок зацепился за виноградную лозу. Стараясь освободиться, Шурик глянул вниз и… похолодел! Он почувствовал высоту. Шурик судорожно сжал пальцы и оцепенел. Он понял, что теперь не сможет оторвать рук от перекладин решетки, не сможет ни взобраться вверх, ни спуститься вниз.
Скользкий страх холодным потом покрыл все его тело. Шурик открыл рот и — не крикнул, нет, голоса не было! — жалобно и растерянно мяукнул, как замученный котенок.
И тут чья-то сильная рука схватила его, оторвала от решетки и потащила вверх.
— Ах ты дурень!.. — сердито крикнул Директор. Он поставил Шурика на балкон и дал ему легкий подзатыльник, потом другой, третий…
Шурик только клевал носом в такт и всхлипывал…
…Три дня он не выходил во двор и даже на балконе не появлялся.
Шурик сгорал от стыда, вспоминая, как Бумбарасов тащил его, будто шкодливого котенка, а потом при всех надавал подзатыльников. На четвертый день пришлось пойти в аптеку — заболела бабушка. И только вышел Шурик из дома, как тут же наткнулся на ребят. Они стояли, разбившись на пары, — готовились к игре.
Заметив Шурика, Валера Галушкинский, который сегодня приехал и только что появился во дворе, по привычке захихикал:
— О, Фурик Бабенко выполз!
Но никто из мальчишек не засмеялся. А Игорь Дмитруха сплюнул сквозь зубы и пнул Галушкинского в плечо:
— Не цепляйся к нему! Он — молоток! Ему сам Директор по шее надавал!
И было в этих словах уважение, а может быть, и зависть.
…На следующий день Шурик стоял во дворе на своем обычном мосте — у стенки возле пожарной лестницы.
Но он не просто стоял.
Он согнулся и чуть подался вперед, и поза ого выражала напряженное ожидание. Метрах в десяти от него Игорь Дмитруха разгонялся, чтобы ударить по мячу.
Игорь Дмитруха тренировал Шурика Бабенко на вратаря.
* * *
За третьей партой в среднем ряду сидит худенькая девочка с длинной шеей, коротко остриженная под мальчика.
Это Макаренко Нина, или, как называют ее — девчата, Макар, а мальчишки — Макаронина.
Макаронина считала, что девчонкой она родилась случайно. Ее совсем не интересовало то, что обычно интересует девчат. Она играла в футбол и в хоккей, стреляла из рогатки, рисовала во время уроков на последней странице тетрадки военные корабли, танки, самолеты. И подсмеивалась над девчонками. Одевалась она тоже, как мальчишка, и дома ходила всегда в джинсах или в шортах. И решительно не признавала ничего белого — ни белых кофточек, ни тем более белых платьев — с ее мальчишескими замашками все белое немедленно превращалось в грязно-серое, а то и в черное.
Но мальчишки ревниво относились к такой сопернице. Они редко принимали ее в свою компанию, а если и принимали, то все время старались подчеркнуть, что она все же девчонка, хоть по правде сказать, в футбол и в хоккей она играла не хуже, а даже лучше многих из них. Но такой уж мальчишки народ — не любят они, чтоб девчонки посягали на их права.
А Макаронина будто не замечала высокомерного отношения к ней мальчишек. Гаркнет на нее, к примеру, Игорь Дмитруха или Валера Галушкинский во время игры в футбол:
«Шевелись! Чего пасешься на одном месте?!»
А через минуту она уже кричит Любе Присяжнюк или Тане Вербе, которые спокойненько стоят в сторонке и смотрят на игру.
«Чего пасешься на одном месте?!» Хотя они ей нисколько не мешают.
Девочкам это, конечно, не нравилось. Девочки с Макарониной не дружили. Водились с ней только две ученицы — Галочка Билан и Светочка Черненко.
Галочка Билан и Светочка Черненко были неразлучны еще с детского сада. Обе хрупкие, с тоненькими ручками и ножками — будто невесомые. Кажется, дунь на них — и полетят. Всегда в чистеньких платьицах, с большими бантами, они во время перемены, взявшись за ручки, чинно прохаживались по коридору школы, как в фойе театра. Все тетрадки и учебники у них были обернуты белой бумагой, а сами обертки в цветочках и переводных картинках.
Галочка и Светочка олицетворяли собой все девчоночье, что только можно было олицетворять. И на первый взгляд казалось просто странным, как это Макаронина могла с ними водиться.
А дело обстояло очень просто. Макаронина спасла однажды Галочку Билан и Светочку Черненко от хулигана и драчуна из четвертого класса «А» Гришки Гонобобеля.
Гришка Гонобобель ни с того ни с сего начал цепляться к Галочке и Светочке — выбивал у них из рук портфели, кидался огрызками яблок, отнимал переводные картинки и вообще всячески обижал. К тому же делал все это исподтишка, после уроков, подстерегая их по дороге домой.
Галочка и Светочка тихо страдали и только хныкали по углам. Защититься сами они не могли, а жаловаться боялись.
Кто знает, как долго бы все это продолжалось, если бы однажды не подвернулась Макаронина. Она увидала, как в проходном дворе за школой Гришка Гонобобель выбил у Галочки и Светочки из рук портфели, сорвал с подружек байты и с гоготом убежал.
Галочка и Светочка, ни слова не говоря, подняли портфели и тихо захныкали.
Макаронина подскочила к ним:
— Ну! Что же вы?! Ух, я б ему… Эх вы, размазни…
Галочка и Светочка только шмыгнули носиками.
На следующий день Макаронина подошла к Гришке Гонобобелю и громко на весь коридор сказала:
— Если ты, обормот, еще раз хоть пальцем тронешь Галочку и Светочку, я из тебя котлеты сделаю!..
— Что-о?! — густо покраснел Гришка Гонобобель. — Получить захотела?! А ну, хромай отсюда! — и толканул Макаронину.
Макаронина размахнулась и неумело, но звонко шлепнула Гонобобеля по щеке.
Гонобобель кинулся на Макаронину, ткнул ее кулаком раз, другой, сделал подножку (на это он был мастак), и Макаронина упала. Но тут раздался отчаянный крик Шурика Бабенко:
— Хлопцы! «Ашники» наших бьют!
И вмиг как из-под земли выросли Игорь Дмитруха, Валера Галушкинский, Витасик Дьяченко.
Так уж повелось издавна, что «бешники» и «ашники» вечные соперники. И не только Макаронину кинулись защищать мальчишки, но и честь своего славного класса «Б». Но зазвенел звонок, и на этом все кончилось.
Две недели Макаронина гордо, как знак отличия, носила под правым глазом синяк. А когда он стал сходить, даже подмалевывала его.
Зато Гришка Гонобобель Галочку и Светочку больше не задирал. Такие типы, как Гришка Гонобобель, распоясываются только тогда, когда не получают отпора. А стоит дать сдачу, как они тут же утихают. Они не любят осложнять себе жизнь…
Так сама судьба связала Галочку и Светочку с Макарониной чувством благодарности. А Макаронину с ними — гордое сознание собственного благородства.
Это не было дружбой. Слишком они были разные, чтобы дружить. Но когда Макаронина не хотела набиваться в мальчишечью компанию, она звала к себе Галочку и Светочку, и те, конечно, не могли ей отказать.
Так было и в тот сентябрьский день.
Учебный год только-только начался, еще свежи были воспоминания о лете, и на переменах, собираясь группками, ребята живо обсуждали летние каникулы — где кто отдыхал, что с кем случалось.
Валера Галушкинский, захлебываясь, рассказывал, как он с мальчишками тайком убежал в лес из лагеря и до позднего вечера бродил там с разными приключениями. Это было на окраине Киева, в Пуще-Водице. «Под самым носом, а такие приключения!» — вздыхали с завистью ребята.
— А на каланчу лазил? — спросил Витасик Дьяченко.
— На какую каланчу? — вытаращил глаза Валера.
— Ну даешь! Выл в Пуще — и каланчу не знаешь!.. Да по дороге на совхоз «Виноградарь». Там теперь жилой массив Ветряные горы. А когда-то был только совхоз. И над ним шефствовал Киевский университет, где учились мои родители. Они ездили в совхоз с культбригадами. Давали концерты самодеятельности. Отец на эту каланчу даже ночью лазил и пел там. А потом мне показывал, и я с ним тоже лазил. Ух, здорово!.. Метров сто, наверно! Стоишь… а внизу лес. Будто на самолете над лесом летишь, ну точно, как на самолете, ведь каланча вверху шатается. От ветра. Аж в груди щекочет. Здорово!..
