— Пока, Цацики! — сказала Мамаша и поцеловала его на прощание.
Цацики сел, но он не слышал, что читала учительница. Он думал только о Мортене и о том, какую месть он готовит ему и Перу Хаммару.
— Тебя родители любят? — шепотом спросил Цацики у Пера.
— Думаю, да, — ответил Пер Хаммар. — А Карин — нет, она меня ненавидит.
— Это неважно, — сказал Цацики. — У нас и так все получится.
Теперь он больше не волновался. Мортен даже не подозревал, какие они сильные.
На первой перемене Мортена нигде не было видно. Мальчики забежали за школу посмотреть, не мучает ли он Вилле, но никого там не застали.
— Может, он сегодня не пришел? — понадеялся было Пер Хаммар.
Но напрасно. Они увидели Мортена в столовой во время обеда. Проходя мимо стола, за которым сидел Вилле, Мортен сделал вид, что споткнулся, и облил Вилле молоком.
— Ой, извини, — издевательски прогнусавил Мортен.
Вилле даже не поднял глаз. Он продолжал ковырять свое картофельное пюре, хотя по щекам у него текли горькие слезы.
Тут терпение Цацики лопнуло. Он так разозлился, что, когда Мортен проходил мимо их стола, запустил свою тарелку с пюре и кетчупом прямо ему в лицо.
В столовой, где всегда было очень шумно, вдруг повисла мертвая тишина. Словно кто-то внезапно выключил звук. На секунду Цацики даже показалось, что все это ему снится. Он сам не понимал, что сейчас сделал.
— Ты че, совсем сдурел, ты, крыса вонючая?! — истерично завопил Мортен.
Учительница тоже завопила:
— Цацики, что ты себе позволяешь?
Но Цацики даже не вздрогнул.
— Это ты вонючая крыса! А я нет, — невозмутимо ответил он.
— Да я тебе сейчас так врежу! — заорал Мортен и замахнулся, чтобы ударить Цацики, но к нему уже подбежали два учителя и схватили его. Учительница же крепко держала Цацики.
— Мы с тобой еще встретимся! — не унимался Мортен.
— Я тебя не боюсь!
И вдруг Пер Хаммар начал хлопать в ладоши.
— Молодец, Цацики! — крикнул он.
Кто-то из детей тоже захлопал, и скоро аплодировала уже вся столовая. Только приятели Мортена готовы были провалиться сквозь землю.
Мортен вырвался из рук учителей и выбежал в коридор. Цацики взял себе новую порцию пюре и объяснил фрёкен, почему он так поступил. Он рассказал ей, как Мортен издевался над Вилле.
— Ты молодец, — сказала фрёкен и погладила Цацики по щеке. — Не потому, конечно, что кидался едой, а потому, что защищал Вилле. Но лучше бы ты сказал мне или кому-то еще из взрослых.
— А что толку, — возразил Пер Хаммар. — Вы же ничего не видите, да и Мортену плевать на ваши замечания.
— Все равно лучше сообщить взрослым. И в дальнейшем держитесь подальше от Мортена.
Легко сказать — держитесь подальше от Мортена или скажите взрослым! Не успели Цацики и Пер Хаммар выйти на школьный двор, как их окружила мортеновская шайка. Цацики поискал глазами дежурного учителя, но, как назло, никого из взрослых не было. Видно, все пили кофе в учительской.
— Вот мы и встретились! — прошипел Мортен. — Сейчас я тебя так отделаю!
— Не посмеешь, — спокойно ответил Цацики.
— Почему это не посмею?
— Потому что я приведу Мамашу. Или Йорана, а он — военный.
— Мой папаша — убийца! — прошипел Мортен. — И я такой же!
Увидев глаза Мортена, Цацики похолодел от страха.
«Я сильный, я сильный!» — напомнил себе Цацики и бросился на Мортена.
— Ах ты гад! — взвыл Мортен и начал дубасить Цацики по животу, по груди, по спине и прямо по лицу. Цацики казалось, что на него с неба обрушился метеорит. В носу жгло, слезы подступали к горлу, в глазах двоилось. Еще удар, и еще… В довершение всего Мортен сел на него верхом.
Публика окружила дерущихся плотным кольцом и ревела от накала страстей.
— Трус! — вдруг закричал Пер Хаммар. Он бросился на Мортена с кулаками, но приятели Мортена быстро уложили его рядом с Цацики.
— Трусы, трусы, — всхлипывал Пер Хаммар. — Подло бить маленьких…
— Ну что, сдаешься? — пыхтел Мортен прямо в лицо Цацики. — Сдаешься, ты, греческая морда?
— Ни за что! — выговорил сквозь слезы Цацики. — Ни за что!
Из носа у него шла кровь, она текла в горло и заливала глаза.
Мортен дернул его за волосы.
— Скажи, что ты вонючая крыса.
— Ни за что!
Цацики твердо знал, что лучше умереть, чем сдаться, только вот слезы, как он ни старался их сдержать, предательски катились по его щекам.
И вдруг хватка Мортена ослабла. К нему подлетел дежурный учитель.
— Вы что, с ума сошли?! А ты, Мортен, как не стыдно бить маленького? — кричал он и тряс Мортена так, что у того клацали зубы.
— Это Цацики начал, — жалобно скулил Мортен.
— Неправда! — сказал Цацики и вытер с лица кровь и слезы. — Начал все ты!
Тут сквозь толпу любопытствующих протиснулась учительница. Ее позвали Микаэла и Мария Грюнваль.
— Господи, что случилось? — фрёкен обняла Цацики и Пера Хаммара, и на ее блузке остались пятна крови. — Вы же знаете, что драться нельзя. Людям дан язык, чтобы разговаривать. Все споры можно решить словами.
— С некоторыми людьми разговаривать невозможно, — возразил Цацики.
— Сейчас мы пойдем в кабинет директора, — сказал дежурный учитель.
Кабинет директора! Цацики ни разу там не был. Директор был в школе самым главным. И самым строгим. От него зависело все. А вдруг он решит исключить Цацики из школы или придумает какое-нибудь другое ужасное наказание? Посадить на хлеб и воду, например.
Цацики взглянул на Мортена — тот шел, опустив голову и яростно сжимая кулаки.
— Обещай, что больше не тронешь Вилле!
— Отвали, вонючая крыса, — ответил Мортен.
— Ты меня обманула! — кричал Цацики. — Ты меня обманула! От любви не становятся сильными!
— Неужели ты так и сказала? — простонал Йоран. — Что от любви становятся сильными? Господи! — Йоран вздохнул. — Бедный Цацики, я бы на твоем месте тоже разозлился.
— Я не имела в виду физическую силу, — защищалась Мамаша. — Накачать мышцы может каждый идиот. Военные, например, физически очень сильные люди. А сильным изнутри человека делает любовь!
Потом Мамаша долго восхищалась синяком Цацики, отливающим разными оттенками лилового, и его распухшим носом. Она послала Йорана купить сырой бифштекс, чтобы приложить его к подбитому глазу. Она где-то читала, что это помогает от синяков.
— Где ты это читала? — удивился Йоран.
— Не помню, может, я и не читала это, а видела в ковбойском фильме, — ответила Мамаша и положила бифштекс на глаз Цацики.
Цацики действительно почувствовал приятную прохлад)', и боль как будто уменьшилась. Потом он рассказал, что произошло, от начала до конца.
Мамаша пришла в такую ярость, что Цацики даже испугался. Она ругалась на чем свет стоит и носилась по квартире, стуча кулаками в стены и двери. И плакала при этом так, что по щекам черными ручьями стекала тушь для ресниц.
— Но, Мамаша, — сказал Цацики, — ведь ничего страшного не случилось. Мне уже почти не больно. Бифштекс очень помог.
— Милый, — проговорила Мамаша и крепко обняла Цацики, перепачкав своими черными слезами и бифштекс, и его самого.
— Похоже, мы остались без обеда, — съязвил Йоран.
— Ничего смешного, — рыдала Мамаша. — Я плачу не из-за Цацики, а из-за бедного Вилле. Куда только смотрят учителя?
— Да они никогда ничего не видят, — сказал Цацики.
— А разве их не было на школьном дворе?
— Неужели ты не понимаешь! — возмутился Цацики. — Думаешь, такое делают при учителях?
— Учителя должны видеть все. Это их долг, черт возьми! Дети не должны ходить в школу и бояться, что их там изобьют. Где школьный справочник?
— Что ты будешь делать? — встревожился Цацики.
Вдруг она решила отчитать учительницу? Но ведь фрёкен пи в чем не виновата. Или, еще хуже, позвонить Мортену? Тогда все подумают, что Цацики — маменькин сынок, и устроят ему еще одну взбучку!
— Не беспокойся, — сказала Мамаша. — Мы все уладим.
Мамаша считала, что может уладить абсолютно все. Только Цацики и Йоран в этом очень сомневались.
— В любом случае надо попробовать, — добавила она и села к телефону со справочником в руке.
Когда Цацики был маленький, он никогда не думал о Мамашином характере, но с тех пор, как стал школьником, он немного побаивался ее выходок. Он не представлял, чтобы мама Пера Хаммара, например, вздумала обзвонить всех родителей и учителей. А Мамаша сделала уже по меньшей мере тысячу звонков. Она все еще разговаривала но телефону, когда Цацики, не дождавшись ее, пошел к себе и лег спать, прикрыв подбитый глаз холодным бифштексом.
На следующий день Цацики не надо было вставать к первому уроку. Но Мамаша все равно разбудила его пораньше.
