В комнате было душно и тихо. Денис спал на спине, вытянув руки вдоль тела, как будто солдат на построении, Арнольд с присвистом сопел, Краб завернулся в покрывало с головой, а в очках Юры, лежащих на тумбочке, отражался свет из коридора. Ярослав встал, залез на подоконник и, преодолевая страх, связанный с тополем, открыл форточку. На улице тоже было душно. Ярослав решил, что раз уж встал, надо пройтись в туалет и заодно попить воды из крана, чтобы перебить во рту отвратительный привкус, который с окончанием кошмара не проходил. В их комнате всегда стояла кружка с водой, но сейчас вода, наверняка, была тёплая. Ярослава слегка затошнило при мысли, что придётся ложиться в постель и засыпать, мучаясь от жажды, и он решился. Комната, где спал дежурный воспитатель, находилась как раз в том крыле здания, куда надо было Ярославу. Но он легко убедил себя в том, что пройдёт совершенно незаметно, потому что помнил, как пару недель назад Арнольд с Крабом ночью поколотили Юру, а дежурная воспитательница и ухом не повела. Вот и Сергей Фёдорович, по подсчётам Ярослава, должен был крепко спать.
Но Сергей Фёдорович не спал — он сидел на диванчике, а перед ним на столе лежали какие-то бумаги и горело несколько свечек. Ярослав прошмыгнул мимо комнаты в туалет, и никак не решался идти обратно. “Он меня увидит, — думалось с тоской, — он меня уже видел. Сейчас только я выйду, он позовёт и всё мне припомнит. А если постоять здесь, пока он заснёт? Ляжет же он когда-нибудь!” — Ярослав пожалел, что на всех окнах первого этажа приварены решётки, а то можно было бы вылезти здесь в окно, а забраться уже в спальне. Он потоптался босыми ногами по коричневым кафельным плиткам умывальной и стал подыскивать место, куда бы сесть. Пол, конечно, был чистым, но почему-то сейчас садиться было страшно. “Может всё-таки пойти? — Ярослав на секунду выглянул в коридор. — Может, он меня и не позовёт”. Ярослав вздохнул поглубже и неслышно вышел…
Сергей рисовал ромашки на листе бумаги. Перевод не получался. Слишком многое отвлекало, хотя стояла тишина. Необычная тишина. Сергею казалось, что в таких заведениях тишины не бывает. Хотя нет, тишина бывает везде: дома, на улице, в толпе, на войне… И здесь, в детском доме № 2, оказывается, тоже.
Сергей отхлебнул чая. Вспомнился вечер. Любопытные девчонки в учебной комнате то и дело обращались по самым незначительным вопросам. Оценивали, что из себя представляет новый воспитатель. Были они в большинстве своём живенькие, глупенькие, наивно-смешные. Конечно, не все… Некоторые, наоборот, казались развязными, грубоватыми. Как, например, Вика, с которой Сергей впервые столкнулся ещё в гараже. Они вызывали смесь жалости и презрения. Парни на него нарочито не смотрели. Показывали дневники, тетради, и быстро исчезали.
Ещё Сергей ждал. Ждал, когда появится тот мальчик, которого звали Ярославом. Минуту назад он прошёл мимо воспитательской и должен был вернуться обратно в спальню. Другого коридора тут нет… Странный мальчик… Сергей ожидал от первого дня всякого, но никак не встречи с детдомовским подростком, бегло говорящим на немецком языке. Как он здесь оказался? Неужели его могли бросить родители? Или они умерли? Но, если умерли, то совершенно невероятно, что никакие родственники не захотели взять Ярослава к себе, усыновить его. Так размышлял Сергей. От этих мыслей перевод не ложился на бумагу.
Тем более, что Ярослав не возвращался довольно долго. Сергей даже собрался проверить, всё ли с мальчишкой нормально, но тот, наконец, появился сам. Он старался ступать неслышно, но старые половицы предательски заскрипели под его ногами. Сергей мгновение размышлял, стоит ли позвать мальчика, или пусть идёт спать. Интерес к необычному перевесил, и Сергей, приподнявшись, тихо и спокойно сказал:
— Ярослав, иди сюда.
Мальчик подпрыгнул, словно над ухом у него раздался выстрел, остановился, весь напрягся, и медленно повернулся к Сергею. Посмотрел со смесью страха и ненависти. Такой ненависти, которую, конечно, Сергей не заслужил… Потом всё-таки зашёл в комнату и встал напротив. В зелёных глазах заметались отблески свечей. Сейчас Ярослав был почти раздет, и Сергей увидел, что ноги его и правая рука покрыты шрамами и хирургическими швами. Значит, была всё-таки катастрофа, приведшая Ярослава сюда. Сергею вдруг стало жалко этого мальчика, совершенно ясно было, отчего он нервный, дёрганый, чёрт знает какой. Потеря родителей, даже одного, так просто не даётся… Вспомнилась война. Сергей видел шрамы на мужчинах, женщинах, детях. Видел людей, которым каждый шаг даётся с мукой, которые никогда не смогут пойти собственными ногами. Видел кровь, грязные раны… Всё это осталось в горах. Там. Далеко. В другой жизни. В этой жизни, которую Сергей начал недавно, всё должно было быть по-другому. Мирный труд, радостные дети, весна в конце концов. И вдруг Ярослав. И эти шрамы в сибирском городе. Сергей почти физически ощутил, какой мальчик несчастный. Два несчастных человека в одной комнате…
Ярослав смотрел на свечки. Зажжённые свечи нравились Сергею. После всех реабилитационных тренингов, которые он проходил, осталось это ощущение спокойствия свечного света, причудливо узорного, колеблющегося и вечно нового. Все семь свечей горели по-разному: некоторые ярко и красиво, некоторые — еле-еле. Огоньки отражались в не задернутом шторой окне, за которым качался тополь, и в глазах Ярослава.
— Садись, — Сергей показал на диван рядом с собой. — Тебе что, холодно?
Ярослава, похоже, начинало трясти. Он отрицательно мотнул головой и сел. Диванчик под ним задрожал.
Сергей заботливо протянул мальчику покрывало:
— На, бери.
Ярослав взял покрывало и сразу завернулся в него. От этого им обоим стало легче.
— Может, ты чаю хочешь? — Сергей показал на электрический чайник, который был ещё горячий. Не дожидаясь ответа, налил в пустой стакан кипятка, бросил туда пакетик с заваркой, выделенный заботливой Анной Львовной, и протянул мальчику.
Ярослав взял стакан осторожно, как гранату, которая может вот-вот взорваться, сделал маленький глоток и оценивающе посмотрел на воспитателя.
— Знаешь, когда в горах воевал, — задумчиво проговорил Сергей, — потом приехал домой — пью чай, а напиться не могу. Всё там не такое, даже чай, хотя жить помогает.
Ярослав держал в руках стакан, грел об него руки и смотрел на Сергея. Ему, конечно, было не до его воспоминаний. Он ждал, когда Сергей скажет то, зачем его позвал… Сергей вздохнул:
— Ладно, я хотел тебя спросить — откуда ты так хорошо знаешь немецкий?
Ярослав опустил голову:
— Я в языковой спецшколе учился. Там преподают три языка: немецкий с первого класса, английский — со второго, испанский — с шестого. А когда здесь оказался, мы с Инной Яковлевной занимались. Это до Вас ночная воспитательница была. Она немка и скоро в Германию уедет навсегда.
— Понятно… А как давно ты здесь живёшь?
— С марта, — сказал Ярослав. — Родители у меня на машине разбились, родных никого больше нет. Есть бабушка в области, но она такая старая, что ей меня не отдадут… А Вы меня позвали, чтобы я Вам личное дело пересказал? Так оно у директора в сейфе. Попросите, он даст.
Сергей помолчал, потом кивнул:
— Ну а я-то чем обязан, что ты так на меня взъелся? Кроме выворачивания рук, конечно. Но думаю, не это главное, что тебя задело.
— Это, — Ярослав отвёл глаза. И, несомненно, соврал: — Когда воспитатель в первый же день драться начинает, ничего хорошего уже не ждёшь… Так что не надо тут со мной разговаривать! Или наказывайте, или отпускайте!
— А за что же мне тебя наказывать?
— За то, что я вас дураком на немецком назвал. Можно подумать, забыли, — Ярослав поставил стакан на стол и выжидательно посмотрел на Сергея. — Или не знаете, что со мной делать?
— Сдался ты мне, дитя неразумное, — вздохнул Сергей. — Просто это как-то не по-мужски, что ли… Ты обиделся непонятно на что, обзываешься, дёргаешься, потом боишься, не спишь из-за этого… Пришёл бы, да и сказал всё, как есть. Что бы мы, не договорились, что ли?
— Я не из-за Вас не сплю, — сказал Ярослав тихо, — просто сон плохой приснился. Давно уже не снился, а теперь снова…
Ярослав замолчал, как будто думал, не добавить ли ещё что-то, а потом ещё тише спросил:
— Можно, я в спальню пойду?
— Да-да, ночью нужно спать, — Сергей постарался улыбнуться. — Давай, иди.
Ярослав аккуратно свернул покрывало, положил его на диван, и пошёл к двери. Потом повернулся и сказал:
— Вы зря свечи жжёте, тут лампа есть. Вон, на окне стоит. Видели?
— Видел, конечно, — отозвался Сергей. — Но то, Ярослав, свет электрический, а это живой огонь. Очищающий, успокаивающий. Настоящий, словом… Разве это можно сравнить с лампочкой? Это как реальная жизнь и её макет, примерно такая разница. Я понятно объясняю?
