— Так как нам на Зацепу пробраться? — повторил седоватый.
Я объяснила.
— Что ж, и голос подходит, — пробормотал он. — Прямо сам не верю, сам не верю! — воскликнул он и, подняв голову, весело посмотрел на своего высокого спутника.
— Девочка, героиней хочешь стать? — спросил тот, вращая глазищами, которые таинственно сверкали, отражая фонари.
— Как это? — растерялась я. — А ну вас еще! — добавила я.
Мне показалось, что они просто смеются надо мной. Я сделала движение, словно хотела уйти.
— Стоп, стоп! — закричал высокий. — Никуда ты от нас не уйдешь, мы тебя найдем. Дом семнадцать, квартира четыре. Верно ведь?
Я остановилась.
— Погодите, Лабардан, — тихо сказал седоватый. — Вот перец с горчицей! Не так… Зачем это? Сразу же труба-барабан! Возможно, еще ничего не выйдет… Вот что… Вы нам, может быть, очень и очень пригодитесь, — обратился он ко мне, — и вам это будет интересно. Но пока не следует никому болтать. Понимаете? Не надо. Преждевременно. Мы должны попробовать сперва. Пойдет дело, тогда и решим. Скажите мне… повторите за мной: «Мон шер ами».
— Это «мой дорогой друг» — по-французски, да?
— Правильно, «дорогой друг». Ну-ка, скажите.
— Мон шер ами.
— Ничего. Вы в школе не французский изучаете?
— Нет, немецкий.
— Жалко. Но ничего. Это не важно… Ну, и как, вы согласны? Мы пришлем за вами после праздника машину домой. Вы в какой смене учитесь? В первой? Ну, отлично. В три часа и пришлем… Лабардан, у вас бирки есть? Дайте ей бирку, чтобы без задержек было.
Высокий вытащил из кармана что-то вроде блокнота, оторвал листок и дал седоватому:
— Число поставьте.
— Так, значит, уговорились? — спросил седоватый, улыбаясь; он вынул из кармана куртки толстую пятнистую ручку, похожую на саламандру, и, черкнув что-то на бумажке, протянул ее мне: — Не теряйте бирку. Покажете ее шоферу.
И вдруг, весело подмигнув мне, он издал какой-то странный звук, вроде «бреке-кекекс», и потрепал меня по плечу. Хлопнули дверцы зеленой машины. Седой взялся за руль, еще раз кивнул мне, машина легонько зажужжала и плавно двинулась. Седой помахал мне рукой, и машина, быстро набрав скорость, скользнула с моста на берег.
Я стояла, ничего не понимая. Руки у меня были липкие, потому что я схватилась руками за свежевыкрашенные перила, только теперь я почувствовала это. Я захотела вытереть их и тут увидела, что держу в правой руке оставленную мне бумажку. Я стала под фонарь, подняла к глазам бумажный лоскуток и прочла: «Бирка 384. 3 мая 1938 года». Стояла краешком печать. Сперва я не могла разобрать, что за буквы на ней, потом прочла, но не поверила своим глазам… На печати значилось: «Мужик сердитый».
Не знаю, не помню, не представляю себе, как досидела я третьего мая в школе до конца последнего урока. Я не слышала, о чем говорят в классе, и Тате пришлось несколько раз ткнуть меня в бок и щипнуть за локоть, прежде чем я услышала, что меня вызывает учительница географии:
— Что с вами, Крупицына? Вы словно отсутствуете. Где витают ваши мысли?
— Она еще после праздника не в себе, — сказал с места Ромка.
— Каштан, я вас не спрашиваю! — остановила его учительница. — Вы нездоровы, Крупицына?
— Да, голова что-то болит, — соврала я.
— Ты правда сегодня, Сима, какая-то странная, — удивилась Тата.
Ребята ждали, что, после того что произошло на вечеринке, я приду сама не своя, и сговорились, должно быть, ни о чем мне не напоминать. Но состояние тревоги, ожидания, в котором я была, мало походило на смущение или сожаление. Ребята не знали, как со мной заговорить, а мне было не до них. Я не спала почти всю ночь, я строила сотни самых необыкновенных предположений. Для чего я понадобилась этим двум непонятным автомобилистам? Что это за странный вопрос о героине?.. Почему они выбрали именно меня, узнали для чего-то мой адрес? Зачем они заставили меня произнести несколько слов по-французски?..
Я собиралась было рассказать обо всем отцу, но потом раздумала: конечно, он бы меня никуда не пустил и первое в моей жизни приключение сразу бы на этом и закончилось.
Без четверти три я уже была на улице у своих ворот. Я так переволновалась, что теперь меня страшило только одно: вдруг все было шуткой и машина не придет? Я не сводила глаз с того конца улицы, который обращен к мосту, я ждала машину с минуты на минуту. А ее всё не было.
— Ты кого это ждешь, кому назначила?
Передо мной стоял Ромка. Вот уж некстати! А может быть, сказать ему? Все-таки не так страшно.
— А я иду мимо, — сказал Ромка, — и думаю: что это у меня в глазах рябит? Смотрю — оказывается, Крупицына стоит.
— Ну тебя, Ромка! Думаешь, сострил? Нисколечко меня твои глупости не трогают!
— А у Бурмиловой-то кто в амбицию полез?
— И вовсе не оттого, как ты думаешь. У меня теперь такие дела, что мне обижаться нет времени.
— Это какие же такие дела?
— Такие. Узнаешь после.
— Воображаю!
Еще немножко, и я бы, вероятно, не утерпела и рассказала, но тут вдруг, совсем не там, где я ждала, а с другого конца улицы, из переулка, выкатила небольшая черная машина. Я не обратила на нее внимания, все ждала ту зеленую. Сердитый шофер приоткрыл дверцу и высунулся из машины:
— Эй, слышь, где тут семнадцатый номер дома?
— Квартиру четыре вам, да? Это за мной.
— Дадут адрес, не найдешь! — ворчал шофер. — Бирка-то есть?
Я протянула ему бумажку с печатью: «Мужик сердитый». Шофер взглянул краешком глаза на бирку и мотнул головой назад:
— Садись. Кругом, с той стороны. Тут дверца сломана.
Я обошла машину. Мне снова сделалось очень страшно, и вдруг счастливая мысль пришла мне в голову. Я успела взглянуть на номер машины.
— Ромка, — прошептала я, — если я не вернусь… ну, что-нибудь случится… в общем, запомни, Ромка: машина номер МБ 56–93.
Надо было видеть, как посмотрел на меня Ромка! Я никогда не видела его таким растерянным и сбитым с толку. Но прежде чем он успел что-нибудь сказать, я влезла в машину, шофер дал газ, и мы помчались.
Некоторое время мы ехали молча, потом я решилась обратиться к мрачному водителю:
— А куда вы меня сейчас повезете?
— Куда велели, туда прямым сообщением и повезу. Мне долго развозить-то некогда. Мне еще за талонами на бензин ехать, да, того и жди, задний баллон спустит. Резины не дают, а гоняют!
— А это далеко? — Я робко скосила глаза на угрюмого шофера.
— А тебе какая забота? Села и езжай. Далеко ли, близко ли…
Минут пять мы ехали молча. Я уже сбилась с направления и не могла угадать, где мы находимся. Улицы были незнакомые, дома делались все меньше и меньше. Я чувствовала, что мы подъезжаем к окраинам.
— Что, для мужика, наверно, сердитого? — вдруг сам заговорил шофер, поглядывая на меня в зеркало. — Сколько я уж возил таких девчонок! Все набиваются, а в расчете только слезы!
— А вы много уже девочек возили?
— Да не соврать, штук шестнадцать.
— Ну, а потом? Потом с ними что было?
— Чего было… Сами не рады, намучились зря. И на том конец.
— А обратно они… ну, эти девочки то есть, они возвратились?
— Нет. Уж раз, видать, не годна, так вертать ее незачем.
Мне стало совсем скверно. Я уже бранила себя в душе, зачем понесла меня нелегкая в это страшное путешествие.
Вдруг позади нас раздался пронзительный милицейский свисток, и шофер резко затормозил машину. Он сидел молча, не оглядываясь, с каменным лицом.
Подошел милиционер. Вот хороший момент, чтобы кончить все разом.
— Товарищ водитель, — сказал милиционер, — здесь нет левого поворота. Зачем вы нарушаете?
— Так что ж, что нет? Я вижу — встречного транспорта не предвидится…
— Ваши права? — прервал его милиционер.
И шофер мой стал рыться в карманах.
— Понаставили вашего брата на нашу голову!.. — проворчал он. — Права… Я вот спрашиваю, какие у тебя права зря человеку свистеть? У меня, того и жди, и так баллон сядет.
— Запишу ваш номер, — проговорил милиционер, вынимая книжечку.
— МБ 56–93! — сама того не ожидая, крикнула я что есть силы.
Милиционер удивленно взглянул на меня, усмехнулся, обошел машину и записал номер. Мне стало немножко легче. Ладно, пусть и он на всякий случай знает, что за машина увезла меня неизвестно куда…
Глава 4
Портрет моего двойника, или Семь Наполеонов
А машина все катила и катила, сворачивая то и дело налево, и только налево. Я чувствовала, что город оставался у нас справа. Перед нами протянулась широкая замощенная улица, обсаженная по обе стороны подстриженными деревьями. Наконец машина остановилась перед высокой каменной оградой. На воротах, подняв лапы, осклабясь, сидели каменные львы. Сквозь решетку на нас глянул какой-то старичок с винтовкой, всмотрелся в машину и стал с грохотом открывать зеленые половинки ворот. Мы въехали в парк, машина зашуршала шинами по асфальтовой дорожке, и мы остановились у высокого здания. Шофер, не глядя на меня, ни слова мне не сказав, вышел и поднялся по ступеням подъезда. У дверей он оглянулся и сделал мне знак рукой, чтобы я шла за ним. В дверях меня остановила красивая женщина с какими-то необыкновенно большими глазами.
