- Не говори так, сын мой! Ремесло твое имеет золотое дно. За то, что Аннушка не хочет оставить отца даже ради тебя, Отец Небесный вознаградит ее. Без нее Янковский долго не прожил бы. Еще вчера он мне сказал, что не в силах переносить ни большой радости, ни большой скорби. Он все чаще думает о том, что Господь его однажды вдруг отзовет с этой земли. Аннушку Господь ему дал, чтобы Матьяс еще немного пожил; она для него успокоение и утешение. Однако, Степа, этот человек - бессребреник, ближнего своего он оценивает не по его кошельку, и так же он отнесся бы и к тебе как к зятю. Захочет ли он тебя взять, если станешь машинистом в пивоварне и всю свою жизнь заниматься тем, что только будешь помогать портить зерно - дар Божий, которого бедняку часто на хлеб не хватает, - этого я не знаю. Ты непьющий, сынок, и если пиво и не спирт, то оно все же опасный напиток. От него люди жиреют, но силы оно им не дает!
- Ах, бабушка! - воскликнул парень, вскочив. - Больше можете мне ничего не говорить. Об этом я и не подумал. Всю жизнь варить пиво, чтобы люди толстели, как бочки? Я знаю,, что пиво очень вредно. Кто его хочет пить, пусть сам его и варит! Для меня это дело решенное. Я эту должность принять не могу, значит, мне и из Зоровце уезжать не надо! Помолитесь со мной, бабушка! Я вам так благодарен, но мне хотелось бы еще и Господа поблагодарить за то, что Он мне ясно показал Свою волю в этом деле.
На другое утро уезжал Михаил Ужеров. Рашов должен был отвезти его на станцию и привезти Иштвана Уличного. За завтраком Степан ошеломил своих родных сообщением, что он предложенную г. Найбертом должность не принимает. Никто не возражал ему, не уговаривал принять то или иное решение. Прошлой ночью они над этим раздумывали, и как камень легло на их сердца, что Степан навсегда должен уйти из дома, если переедет туда. Обрадованный любовью родных, он объяснил им, что бабушка Симонова указала ему на греховность его будущего занятия и это дало ему уверенность в том, что предложение господина Найберта не было волей Божьей. Ужеровы были очень благодарны бабушке Симоновой.
- Подожди, Степа, я тебе испеку хорошую булку хлеба из муки, смолотой нам на Аннушкиной мельнице! В награду за то, что ты не будешь варить это зелье! Когда мы в тот раз были в Тренчине на ярмарке, Илья мне тоже заказал кружку пива. Мне хотелось пить, и, поверите или нет, я от него так захмелела, что едва на ногах стояла, - сказала Дора.
Итак, Степан Ужеров написал господину Найберту письмо с отказом, сел на велосипед и сам отвез его на почту, чтобы оно нигде не затерялось. Когда вечером собралась вся его большая семья, он вновь заговорил о письме, добавив, что должность машиниста хотел принять лишь потому, что любит Аннушку. Ему очень хотелось получить хороший заработок, чтобы обеспечить будущую семью. Сама же по себе должность эта его нисколько не привлекает, тем более что Аннушка не захотела с ним ехать. Он готов был скорее дома есть сухой хлеб, лишь бы видеть любимую, чем есть пироги на чужбине, но - без нее. Кроме того, бабушка Симонова права: чем больше он размышлял, тем противнее ему становилось от мысли, что он всю свою жизнь должен работать лишь для того, чтобы люди напивались пива и вредили своему здоровью.
Его сообщение в семье приняли по-разному. Мартын Ужеров, улыбаясь, сказал: "Вы оба еще молоды, куда вам торопиться?" А о чем он еще подумал, лукаво подмигнув, о том вслух не было сказано. Илья добавил, что с самого начала хотел, чтобы Аннушка стала женой Степана. Бабушка благословила Аннушку за то, что не хочет оставить своего отца, считая, что он этого не пережил бы. А Дора была просто счастлива. Ничего, что свадьба будет еще нескоро; она верила, что эти двое все же поженятся. Тетя Сусанна, внимательно выслушав мнение всех, лишь заметила: "Слава Богу, сынок, что ты отказался. Оставайся дома и не выдумывай всякие глупости. Нет ничего лучше сельского хозяйства, его Сам Бог завел". Бабушка уговаривала Илью и Дору помолчать о письме, чтобы люди не прослышали об этом деле прежде, чем узнает о нем Янковский.
Потом Степан пошел налить воды в корыта для скота, и при этом исполнилось тайное желание его сердца. У колодца он встретил Аннушку. Она как раз хотела позвать на помощь дядю Звару. Это не понадобилось, потому что Степан наполнил сначала корыта и емкости Янковских, а потом - Ужеровых. Парень и девушка были оба смущены и не знали, как начать разговор. Она опасалась, что огорчила его, и боялась, что он сейчас скажет ей, когда собирается уезжать. Он же рад был, что остается, что каждый день будет видеть ее и что никакие расстояния их не разлучат. Как он мог бы жить там без нее и зачем?!
- Ты знаешь, Аннушка, где я был до обеда?
- Наверное, ты отнес на почту письмо? - голос ее немного дрожал.
- Да, конечно! - возликовал он. Она же удивленно на него посмотрела. - Я никуда не уеду, Аннушка, я отказался.
- Не поедешь? А что сказали твои родные?
- Они все обрадовались моему решению.
Он рассказал ей, как бабушка Симонова высказала неожиданное суждение о его новой должности и в каком свете он теперь эту должность видит. Она оторопела.
- Бабушка права. Этого ты не мог допустить! Как мы сразу не подумали об этом! Значит, ты останешься дома, и мы не расстанемся?
- Нет, Аннушка! - невыразимое счастье наполнило сердце молодого человека, так как нежные слова девушки говорили о ее любви к нему. Невольно она выдала свою печаль о нем.
- Мы будем видеться каждый день. Я смогу помогать тебе и твоему отцу и буду знать, что ты меня любишь. А ты действительно пришла бы к нам, если бы не твои обязанности дочери и детская любовь к отцу?
- К вам? Конечно; но нам ведь и так хорошо! Мы оба молоды, и мне еще многому надо научиться.
Разговор прервался, так как животные, спешившие с обеих сторон к корытам с водой, потребовали вмешательства людей. Но в сердцах девушки и парня кончилась зима и зазвенела сладостная мелодия счастья.
Между собой Ужеровы часто говорили об этом молодом счастье, оберегая его от чужих глаз. Все они встречали Аннушку Янковскую радушнее прежнего, хотя и так эти два дома связывала крепкая дружба. Аннушка и Степан беспрепятственно могли встречаться каждый день. Лишь Сусанна ходила иногда задумчивой, словно она не совсем была довольна происходящим.
Наступило воскресенье. Община пришла к убеждению, что зерно принесет больше пользы, если его посеять, а не держать в амбаре.
- Все мы, возрожденные Господом и Его Святым Духом через Слово Его, являемся детьми Божьими и призваны сотрудничать с Ним, - сказал пастор. - У всех нас есть дары и таланты, которые мы должны употребить, чтобы вся наша община пробудилась к жизни. Пусть женщины и девушки вдвоем или втроем идут к людям, чтобы пением будить спящие души и проводить с детьми занятия в воскресной школе. Молодые мужчины то же самое могут делать в отдаленных местностях. А мужчины постарше могли бы по воскресеньям после обеда посещать людей, которые из-за усталости или недостатка одежды не приходят в церковь, и читать им Библию. Пожилые женщины пусть навещают больных. Используем послеобеденное время воскресенья таким образом, а вечером потом соберемся у Янковского, чтобы поделиться опытом и в молитве попросить у Господа благословения на наш труд.
Это предложение было принято, задания распределены, и вот уже три воскресенья были проведены с большой пользой для общины. В нынешнее воскресенье Сусанна Ужерова осталась дома одна. Отец и молодые люди пошли по своим делам, бабушка отправилась к своей больной двоюродной сестре. Сусанна, возвратившись из церкви и управившись со своими делами в доме и во дворе, помолилась. Потом она вышла из дома, положила ключ в условленное место и мимо колодца направилась к соседнему двору. Она знала, что застанет Матьяса дома, так как он должен был проводить с верующими занятия в вечерние часы. Она очень хотела поговорить с ним с глазу на глаз. Он как раз заканчивал письмо господину X.
- Это ты, Сусанна? Что тебя привело ко мне? - радушно приветствовал ее Матьяс.
- Ах, просто немножко поговорить с тобой хочется, Матьяс.
Я тебе не помешаю?
- Ну что ты такое говоришь, я рад, что ты пришла.
- Может быть, тебе еще надо готовиться к собранию?
- Господь мне уже открыл, о чем говорить, и письмо к брату X. у меня тоже готово.
- Это хорошо! Не знаю, надолго ли я задержу тебя своим разговором, но нужда в нем большая. Мне нелегко сегодня было прийти к тебе, Матьяс, но я подумала, что с Богом осмелюсь на этот шаг.
- А почему тебе нелегко было прийти ко мне? - удивился он.
- Ведь между нами никогда ничего плохого не было. С самого детства ты мне была доброй сестрой.
- Это верно, и все же я тебе когда-то сослужила плохую службу, рассказав правду о жизни твоей жены в вашем доме. Если бы мы тогда промолчали, Марийке не пришлось бы столько страдать от твоей матери. Но это дело прошлое, и его не по- правишь. Часто я вспоминаю слова из ее письма о том, что счастлива она была лишь в те несколько недель, когда вы одни были дома. Ты много страдал, Матьяс, в основном потому, что люди от тебя скрывали правду. И сегодня близкие тебе люди из любви хотят скрыть от тебя истину; а жизнь человеческая - как трава. Отодвинутое счастье нередко имеет крылья. Я долго не знала, правильно ли поступлю, если вмешаюсь в это дело и скажу тебе истину. Я ночью немало молилась об этом, но не знаю, как быть, все мне что-то говорит: "Сусанна, не молчи!" - Иисус Христос Сам Себя называет истиной, - прервал ее Янковский.
