Тораку очень хотелось поблагодарить Ренн за заступничество, но он не знал, с чего начать. Молчание затягивалось.
— Как ты поладил с Бедной? — спросила вдруг Ренн.
— С Бедной? Ах, да! Это ведь жену Ослака так зовут, верно? По-моему, она меня терпеть не может.
— Дело вовсе не в этом. Все дело в твоей новой одежде: она ведь шила ее для своего сына. А теперь ей придется подгонять ее для тебя.
— Для своего сына?
— Его медведь убил.
«Ох! Бедная Бедна, — подумал Торак. — Бедный Ослак! Так вот почему у них на лицах метки, сделанные речной глиной! Должно быть, у Воронов это символ траура».
Царапина у Ренн на щеке вспухла и стала пунцовой. Торак спросил, больно ли ей. Она покачала головой. Он догадывался, что ей стыдно за брата.
— А как там Фин-Кединн? — спросил он. — Опасная у него рана?
— Очень. Кость видна. Но черной гнили пока нет.
— Это хорошо. — Торак помолчал, но все же спросил: — А он… очень на тебя сердится?
— Да. Но я не потому пришла.
— А почему?
— Завтра я пойду вместе с тобой. Торак прикусил губу.
— По-моему, пойти должны только мы вдвоем: я и Волк.
Ренн гневно сверкнула глазами:
— С чего это ты так решил?
— Не знаю. Просто мне так кажется.
— Но это же глупо!
— Возможно. Но, по-моему, я прав.
— Ты говоришь прямо как Фин-Кединн!
— А это еще одна причина. Он никогда тебя не отпустит.
— Ну и что? Раньше-то мне это не мешало, верно? Торак усмехнулся.
Но Ренн и не подумала улыбаться в ответ. Мрачная, как грозовая туча, она чуть отступила к костру, что горел у входа в жилище, и сказала, надменно вздернув нос:
— Вечером ты будешь ужинать вместе с Фин-Кединном, — сказала она. — Это большая честь! Если ты этого не знаешь, конечно.
Тораку стало не по себе. С одной стороны, он побаивался Фин-Кединна, но, как ни странно, ему все время хотелось получить его одобрение. Ужин вместе с вождем племени? Это о многом говорит!
— А ты тоже там будешь? — спросил он.
— Нет. Там будете только вы.
— Ах так…
Они снова помолчали. Наконец Ренн сжалилась:
— Если хочешь, я возьму Волка к себе. Лучше не оставлять его одного — из-за собак.
— Спасибо.
Она кивнула. И заметила его босые ноги.
— Сейчас посмотрю, нет ли у меня подходящих башмаков для тебя.
Через некоторое время Торак уже подходил к жилищу Фин-Кединна, неуклюже спотыкаясь в чужих башмаках, которые оказались ему слишком велики.
Вождь племени Ворона о чем-то жарко спорил с Саеунн, но, стоило Тораку войти, оба умолкли, хотя старуха выглядела прямо-таки разъяренной. По лицу Фин-Кединна ничего прочесть было нельзя.
Торак сел, скрестив ноги, на шкуру северного оленя. Никакой еды пока что видно не было, но люди у большого костра суетились, что-то готовя в бурдюках, обмазанных глиной. «Интересно, — думал Торак, — скоро ли дадут поесть?» и зачем его вообще сюда позвали?
— Я сказала тебе все, что думаю, — вдруг сердито заявила Саеунн.
— Вот и хорошо, — ровным голосом откликнулся Фин-Кединн.
Они явно не собирались включать Торака в свою беседу, и он принялся осматривать жилище Фин-Кединна. Оно было примерно таким же, как и все остальные; на центральном шесте висело самое обычное охотничье снаряжение, но тетива большого тисового лука была оборвана, а белая парка из оленьего меха запятнана кровью. Эти грозные свидетельства говорили о том, что вождь лицом к лицу столкнулся с медведем, хоть и остался жив.
Вдруг Торак заметил в углу какого-то человека, который внимательно смотрел на него. У незнакомца были короткие каштановые волосы и маленькое сморщенное личико.
— Это Крукослик, — сказал Фин-Кединн. — Он из горного племени Зайца.
Человечек положил оба кулака на макушку и поклонился.
Торак сделал то же самое.
— Крукослик знает горы лучше кого бы то ни было, — сказал Фин-Кединн. — Поговори с ним, прежде чем отправляться в путь. Уж он-то по крайней мере сумеет дать тебе несколько полезных советов. Мне не слишком понравилось, как ты был снаряжен, когда мы поймали тебя. Ни зимней одежды, ни запасов пищи, один бурдюк для воды, да и тот пустой! Я думаю, отец лучше учил тебя.
У Торака перехватило дыхание:
— Так ты его знал?
Саеунн что-то сердито прошипела, но Фин-Кединн успокоил ее одним взглядом и сказал:
— Да, я его знал. Когда-то он был моим лучшим другом. Саеунн сердито отвернулась.
Торак почувствовал, что тоже начинает сердиться.
— Если ты был его лучшим другом, так почему же приговорил меня к смерти? Почему позволил мне сражаться с Хордом? Почему держал меня связанным, пока ваш Совет решал, стоит приносить меня в жертву или нет?
— Чтобы посмотреть, из чего ты сделан, — спокойно сказал Фин-Кединн. — Кому ты нужен, если не умеешь пользоваться собственной смекалкой? — Он помолчал. — Между прочим, если помнишь, я не слишком хорошо тебя охранял. Я даже оставил при тебе этого волчонка.
Торак немного подумал и спросил:
— То есть ты… испытывал меня? Фин-Кединн не ответил.
От большого костра отделились двое, несшие четыре берестяные плошки, исходящие паром.
— Ешь, — сказал Крукослик, передавая одну плошку Тораку.
А Фин-Кединн протянул ему ложку, вырезанную из рога. На некоторое время Торак забыл обо всем на свете, жадно хлебая вкусный густой суп, сваренный из лосиных ножек. В суп были добавлены ломтики вяленого оленьего сердца, ягоды рябины и жестковатые безвкусные древесные грибы, которые лесные племена называют «ушами зубра». К супу полагалось по одной лепешке из толченых желудей. Лепешка была горькая, но, когда Торак разломал ее и смешал с супом, оказалась вполне съедобной.
— Жаль, что мы не можем предложить тебе ничего получше, — сказал Фин-Кединн, — но дичь сейчас попадается совсем редко.
Это было единственное его упоминание о медведе.
Торак был слишком голоден, чтобы обратить внимание на его слова. Только вылизав свою миску, он заметил, что Фин-Кединн и Саеунн едва притронулись к еде. Саеунн отнесла их миски к общему котлу и вернулась назад. Крукослик, привязав ложку к поясу, снова устроился в темном уголке жилища. Там, возле небольшого костерка, он опустился на колени и вознес духам-покровителям короткую благодарственную молитву.
Торак никогда не видел таких, как Крукослик. Этот маленький человечек был одет в грубую коричневую рубаху из оленьей шкуры, свисавшую почти до пят и подпоясанную ремнем из шкуры благородного оленя. На плечах у него красовалась теплая накидка из заячьего меха — заяц считался покровителем его племени, — выкрашенного в ярко-красный цвет, а на лбу виднелась племенная татуировка в виде красной зигзагообразной полоски. На груди у Крукослика висел довольно большой, в палец длиной, кристалл дымчатого горного хрусталя.
Заметив, что Торак на него смотрит, Крукослик улыбнулся и сказал:
— Дым — это дыхание Духа Огня. Горные племена почитают огонь превыше всего на свете.
Торак припомнил тот мир и покой, которые воцарились в снеговой пещерке, когда они с Ренн разожгли свой крошечный костерок, и сказал:
— Да, это я хорошо понимаю!
И Крукослик еще шире улыбнулся ему. После ужина Фин-Кединн попросил остальных оставить их с Тораком наедине для особого разговора.
Крукослик тут же встал, поклонился и вышел. Саеунн, издав сердитое шипение, тоже поспешила к выходу. «Что будет дальше?» — подумал Торак.
— Саеунн, — сказал Фин-Кединн, — считает, что я ничего больше не должен тебе рассказывать. Ей кажется, что завтра это будет только отвлекать тебя.
— Рассказывать о чем? — спросил Торак.
— О том, что ты очень хочешь узнать. Торак немного подумал и сказал:
— Я хочу знать все.
— Это невозможно. Попробуй спросить еще раз. Торак смущенно поковырялся в своих продранных на колене штанах и растерянно спросил:
— Но почему именно я? Почему именно я оказался Слушающим?
Фин-Кединн погладил бороду.
— Это долгая история.
— Неужели из-за моего отца? Неужели потому, что он был колдуном племени Волка? И врагом того калеки, который дал злому духу обличье медведя?
— Это… лишь часть той долгой истории.
— Но почему они оказались врагами? Отец никогда даже не упоминал об этом человеке.
Фин-Кединн поворошил палкой костер, и Торак увидел, что линии боли — две глубокие морщины, спускающиеся у него от носа к подбородку, — стали еще глубже. Не поднимая головы, Фин-Кединн сказал:
— А твой отец когда-нибудь говорил тебе о Пожирателях Душ?
Торак был озадачен:
— Нет. Я никогда о них не слышал.
— В таком случае, ты единственный в Лесу, кто о них не слышал. — Фин-Кединн помолчал. На лице его плясали красноватые тени. — Пожирателями Душ, — сказал он, — были семь колдунов, самых могущественных в Лесу. Сначала они никому не приносили зла, помогали своим соплеменникам, и каждый обладал своими особыми знаниями и умениями. Один был хитер как змея и всегда старался как можно больше узнать о свойствах различных трав и целебных отваров. Другой был силен как дуб и мечтал познать души деревьев и научиться читать их мысли. Ау одной колдуньи мысли летели быстрее летучих мышей. Она очень любила с помощью своей магии подчинять себе всяких мелких зверюшек. Еще один из них был человеком очень гордым, обладал даром предвидения и восхищался могуществом злых духов, однако вечно стремился научиться управлять ими. Говорят, что был среди них и такой, кто мог даже мертвых вызвать из их мира в мир живых. — Фин-Кединн снова умолк и принялся ворошить угли.
