Мы старались утешить друг друга. Я и Веста. В этом было что-то очень трогательное. Что-то, о чем ни в коем случае нельзя говорить, потому что это такое особенное чувство, гораздо более глубокое, чем, если бы мы были давними друзьями.
ЖЕНСКИЙ ДЕНЬ...
Только вчера, после всех этих событий, я приняла непоколебимое решение — стать мужененавистницей. Во всяком случае, ни одному из мальчиков нашего класса никогда в жизни не сказать ни одного слова. А уже сегодня сомневаюсь, стоит ли ко всему этому относиться так серьезно. Какие-то исключения мне все-таки придется сделать.
Сегодня — Женский день. Даже в такой день мальчики из нашего класса не могли воздержаться от иронии. Они поздравили нас утром словами, заключенными в огромные кавычки. Их замечания по поводу нашей женственности были куда как остроумны, но никак не доброжелательны и, к сожалению, нередко просто невежливы и обидны.
Конечно, мы и сами понимаем, что сегодняшний день предназначается не для нас, десятиклассниц, но они могли бы оказать нам хоть такую услугу — оставить нас в этот день в покое.
При этом они умеют вести себя прекрасно. Торжественную речь по поводу Женского дня произнес Андрес из девятого класса. И какую речь. Просто невероятно. До сих пор я считала, что только Урмас может высказывать такие мысли. Выходит, что есть и другие.
В программе, как всегда, был великолепен Свен, но и наш хор малышей тоже хорошо справился с выступлением. Да и все остальные. У нас в гостях были мамы, живущие поблизости, а некоторые приехали и издалека. По временам мы почти забываем, что где-то у нас есть свой дом. Но вот приезжают мамы, сидят с нами и радуются нам, а мы — им. Некоторые мамы уже старенькие и усталые и очень скромные, некоторые еще молодые и энергичные, но всем интересна наша жизнь, всех волнуют наши дела. Они расспрашивают о нас и им хочется слышать только хорошее, и мы сами хотим, чтобы все было хорошо. Удивительно, но почему-то напрашивается мысль, что и родители наши в чем-то похожи друг на друга. Может быть, это оттого, что все остальное у нас общее. И очень приятно слышать, когда воспитательница говорит той или иной маме что-то хорошее о ее ребенке. У бабушки Сассь немножко трясутся руки и голова и, когда воспитательница сказала ей, что Сассь у нас молодец и что она исправилась, то у старушки еще больше затряслась седая голова, и тогда я сама еще много хорошего рассказала ей о внучке.
Но чудеснее всех все-таки Роозина мама. Я о ней уже слышала, но сама она превзошла все ожидания. По профессии она геолог. Это само по себе кое-что значит. И как увлекательно она умеет об этом говорить.
Вся наша группа немножко гордится Роозиной мамой. Во всяком случае, ни в одной группе таких нет. Когда она рассказывала о своей работе, об экспедициях в разных отдаленных местах, то так умело связывала это с нашей повседневной жизнью, с нашей общей целью. Вообще, сколько у нее знаний и как она любит свою работу! Целый зал слушал ее, затаив дыхание, и было настолько непривычно тихо, что я заметила, как даже Энту не решился громко закашлять и постарался заглушить кашель платком.
После акта мама Роози вместе с нами пришла к нам в группу. Ну, эту картину стоило бы запечатлеть на пленку, когда все вокруг нее столпились. И смелее всех, конечно, Сассь. Когда мама села, Сассь просунула головку под ее руку и никому не заступила своего места. Даже Роози. Хотя Роози и не пыталась ее оттеснить. Она стояла за маминым стулом и, улыбаясь, держала руку на мамином плече. А мама, обхватив одной рукой худенькую Сассь, другой рукой время от времени гладила руку Роози, лежавшую на ее плече. Во всем этом было что-то, на мгновение пробудившее мою старую боль и горечь, но я быстро справилась с этим чувством. Ведь я уже не маленькая и, кроме того, я была здесь и во всем участвовала.
Разумеется, маму Роози интересовало все, что касается нашей жизни. Оказалось, что она знает о нас очень многое. Она знала даже меня, хотя мы встретились впервые. Несомненно, Роози ей обо всем пишет. Но меня поражает ее необыкновенная память и интерес ко всем и ко всему. Мы, с нашими маленькими радостями и заботами, стали даже в своих собственных глазах как-то значительнее, наш маленький коллектив и вся жизнь здесь приобрели новое значение, потому что всем этим интересовался такой человек. И, конечно же, такому человеку хочется все рассказать. На каждый ее вопрос слышалось сразу несколько ответов. Разумеется, мы ни за что не хотели отпускать ее и в конце концов отправились провожать всей группой. Признаться, тут мы не проявили особой чуткости. Воспитательница нам прямо сказала, что мы должны были быть догадливы и хотя бы ненадолго оставить Роози наедине с ее мамой. Но полная разочарования пауза, последовавшая за этим замечанием, была настолько единодушной и у Сассь было такое лицо, словно ее на глазах у всех ограбили до нитки, что Роози сама пригласила пойти с нею всех, кто хочет. Захотели все. Этот вечер я, несомненно, запомню на всю жизнь, как самый хороший за время моего пребывания в школе-интернате.
После ужина, когда мы остались одни с воспитательницей Сиймсон, мы торжественно подарили ей вышитую нами скатерть. И, пожалуй, вовсе не усталость заставила ее украдкой потереть глаза.
Со своей стороны, она решила угостить нас чаем. Мы едва успели поставить на стол булочки и разлить чай, как отворилась дверь, и мальчики из седьмой группы вместе со своим воспитателем вошли в комнату. У Свена в руках был огромный букет цветов, и он передал его своей бывшей воспитательнице с таким элегантным поклоном, что слов уже не потребовалось. Андрес сказал самое главное — слова благодарности.
Мы попросили нежданных гостей чувствовать себя как дома. У нас было тесновато, но очень весело. Даже мне, новоиспеченной мужененавистнице. К счастью, ни Энту ни Ааду не входят в эту группу.
Раз-два — и мальчики помогли нам отставить в спальне мебель в сторонку и у нас образовалось место для танцев. Булочки разрезали пополам, а сладостей досталось всем понемногу, но зато у их воспитателя оказался с собой целый ящик вафель.
Таким образом, настоящий вечер танцев пришел ко мне в дом. Я уже не смогла изображать цветок у стены. Два танца танцевала с Андресом и все остальные со Свеном. С ним танец идет как будто сам по себе. Не знаю, какие еще курсы тут требуются. Он опять сказал, что я легкая, как перышко. Может быть. При моем росте я вешу всего сорок девять килограммов. И школьный врач тоже считает, что это слишком мало.
Во время последнего танца Свен сказал:
— Тебя, наверно, легко носить на руках.
Мне стало так жарко, словно меня кто-то с головой окунул в бочку горячей воды. Я очень смутилась и, конечно, сбилась с ритма и споткнулась о собственную ногу. Свен поддержал меня, чтобы я не упала, и извинился. Хорошее воспитание все-таки замечательная штука. У Свена оно просто в крови.
Теперь я уверена, что Свен не мог принимать участия в кампании по выкрадыванию моей тетрадки. Кроме того, это единственный, кроме Урмаса, мальчик, которому я сама могла бы дать прочесть ее. Может быть, он хоть немножко понял бы, что я там писала.
Потому что он умеет сделать то, что произошло потом. Конечно, именно он сделал это...
Дело в том, что, когда после ухода гостей, мы, в прекрасном настроении, стали готовиться укладываться спать, случилось нечто для всех нас, особенно для меня, совершенно неожиданное.
На моей подушке лежал белый цветок.
— Как он здесь очутился?
Когда мальчики помогали нам переставлять кровати на место, его не было, а теперь вдруг он оказался здесь. Ведь откуда-то он должен же был взяться? Прежде чем я успела обдумать это, Мелита заявила:
— Конечно, Свен. Он же беспрерывно смотрит на тебя влюбленными глазами!
Другие девочки присоединились к ее мнению, в том числе и я. Только вот когда умудрился он положить цветок на мою подушку да еще так, что ни одна душа этого не заметила?
Я спросила Сассь:
— Послушай, ты была в спальне, когда мы пошли в прихожую провожать мальчиков? Ты ничего не заметила?
Сассь сердито пожала плечами:
— Очень мне надо сторожить твоего Свена.
По-видимому, для Сассь не существует неопределенного, равнодушного отношения ни к кому на свете. Если ей кто-то не нравится, то уж действительно не нравится.
Однако известно, что на подушках сами по себе цветы не расцветают, даже в Женский день и, конечно, кто-то должен был его туда положить. Это ужасно мило со стороны Свена и это немножко сгладило воспоминание о том, что сделали по отношению ко мне мои милые одноклассники.
Необыкновенный белый цветок, как трубочка, свернувшаяся только затем, чтобы скрыть свою золотую сердцевину и сохранить слабый, едва уловимый, но такой тонкий аромат, стоит в банке на моем ночном столике и рассказывает о чем-то, чего я пока еще не могу понять до конца.
