кто-то плотную занавеску из сурового полотна. Клочья тумана висели и на дальних дубочках, зацепившись за рыжие сухие листья. Кроме сосен и лавров, все деревья стояли голые. И лишь на дубах было много ржавых высохших листьев.
— А я нашла подснежник! — закричала Томка.
Крымский подснежник с овальными продолговатыми лепестками и в самом деле белел в её руке.
Зашуршали шины. На шоссе показалась из-за поворота грузовая машина. Резко хлопнуло. Заскрежетали тормоза. Машина остановилась. Шофёр вылез из кабины, обошёл грузовик, пиная ногами шины.
Мальчики подошли к грузовику.
— Что, спустила шина? — спросил Костя.
— А тебе что? — огрызнулся шофёр. — Ступай своей дорогой.
Он вскочил в кабину, дал газ. Машина рванула с места и умчалась.
— Опаздывает куда-то, — заметил Воронков. — Торопится очень.
— Хам он, больше ничего, — обиженно сказал Костя. — Я его вежливо спросил…
Шоссе убегало в туман. Лишь небольшой отрезок его был хорошо виден — пустынный кусочек дороги.
— Тихо как! — сказал тонким голосом Воронков. — Потому что зима. А летом тут полно туристов. Так и едут! И пешком идут.
— И зимой туристы в Крыму бывают, — возразил Костя. — Меньше, конечно, а всё равно они есть. Мама моя на теплоходе плавает, так говорит: и поздней осенью и зимой туризм на Южном берегу не прекращается. — Костина мать служила официанткой на теплоходе, часто уезжала в рейсы. Ещё у Кости, как у Матвея, была дома бабушка. Но папы у него не было.
Из канавы раздавались радостные восклицания: это девочки приходили в восторг от каждого подснежника. Мальчики пошли в дубняк, стали собирать жёлуди.
Спустя какое-то время на шоссе затрещал мотоцикл. Никто не обратил на него внимания. Но вдруг послышался оклик:
— Эй, ребята! Пойдите сюда!
Костя и Коля побежали к шоссе. Матвей пошёл за ними. У мотоцикла стоял человек в тёмно-синей форме с блестящими пуговицами. Мальчики догадались, что это инспектор ГАИ. В люльке мотоцикла сидел парень в штатском пальто.
— Не видели, ребята, тут никто не проезжал? — спросил инспектор.
— Проезжал один грубиян на грузовике, — ответил Костя.
— Почему грубиян? — поинтересовался парень в штатском.
— Я его вежливо спросил: «У вас шина спустила?» А он сразу обозлился…
— Торопился отчего-то, — добавил Воронков.
— Давно проезжал? — спросил инспектор.
Услышав, что мальчики с кем-то разговаривают, вылезли из канавы и подбежали девочки. На вопрос инспектора ответила Маруся Петрова:
— Давно-давно. Уже нам скоро пора уроки учить.
— А ты и не видела! — возразил Воронков. — Вы в канаве сидели. И совсем недавно. С полчасика.
— Всё равно мы машину слышали, — заспорила Томка. — Целый час назад. Вон какой букетище успели собрать. — Она показала букет. — А подснежников ещё мало.
— Вы гуляете давно? — спросил штатский.
— Около часа, — ответил Костя.
— А сколько сейчас времени? — спросил до сих пор молчавший Матвей.
Инспектор отогнул обшлаг гимнастёрки:
— Без десяти минут шестнадцать часов, то есть, значит, четыре без десяти.
— Ну, так мы здесь гуляем ровно сорок пять минут, — сказал Матвей.
— Откуда такая точность? — штатский выпрыгнул из люльки. — Хоть ноги пока размять…
— Потому что когда мы были в раздевалке, — сказал Матвей, — надевали пальто, на часах было три часа, то есть пятнадцать часов, я видел. Минут пять мы бежали досюда. Ну, и здесь, значит, ходим сорок пять минут. Конечно, не всё время возле этого столба, где сейчас стоим.
— Молодец, — сказал штатский.
— Та-ак, — протянул инспектор. — Значит, грузовик проезжал тут минут сорок — тридцать пять назад… А номер машины вы случайно не заметили? — спросил он безнадёжным тоном.
— Мы не знали, что надо, — смущённо сказал Костя.
— Она быстро поехала, — сказал Воронков.
— Номер Це эс восемьдесят один ноль девять, — отчеканил Матвей.
— Как? Как? — инспектор поспешно вытащил планшетку из сумки на боку и мигом записал.
— Це эс восемьдесят один ноль девять! — повторил Матвей.
— А ты не ошибаешься? — спросил штатский.
— Матвей никогда не ошибается, если цифры, — обиженно заявила Томка.
— Никогда-никогда! — подтвердила Маруся.
— Ну, молодец, если так, — похвалил инспектор. — Как ты его назвала, девочка?
— Матвеем его зовут, — сказала Томка.
— А фамилия твоя как, Матвей? — спросил штатский.
— Горбенко.
Томка приблизилась к парню в штатском и потянула его за рукав. Парень пригнулся к ней.
— Только про мать не спрашивайте! — шепнула Томка. — Нельзя его про мать спрашивать: она помершая.
— Ну-ну, — смутился парень, — а я и правда хотел… — Он покосился на Матвея и громко спросил: — А вы откуда, ребята?
— Из интерната. Вон там внизу, — показал Костя рукой.
— Садись! — сказал инспектор и сам уселся на сиденье мотоцикла. — Бывайте, ребята! Спасибо.
Едва штатский поместился в люльке и махнул ребятам рукой, мотоцикл взревел и в одну секунду скрылся в тумане.
— И как ты номер запомнил? — спросил Костя Матвея. — Мне и ни к чему.
— А как его не запомнить? — удивился Матвей. — Ты, наверно, просто не посмотрел. Там четыре цифры в этом номере: восемь, один, ноль и девять. Сложи первые две цифры — будет девять. Значит, первая часть номера, до чёрточки, равна второй части, после чёрточки, потому что ноль не считается. Разделим первые два числа на третье и четвёртое, первую часть номера на вторую, восемьдесят один на ноль девять — опять получится девятка. А все четыре цифры сложи — будет восемнадцать, те же восемьдесят один, только цифры стоят наоборот. Вот какой номер интересный! Как же его не запомнить?
— Вот как ты запомнил! — с уважением сказал Костя. — Со значением, выходит, запомнил.
— Ох, уж этот Матвейка, Математейка! — Томка покачала головой из стороны в сторону. — И где только он не увидит какое-то значение, этот Матвейка! Вот опоздаем мы на самоподготовку, так будет нам от Любовь Андреевны значение! — Она сдёрнула берет с головы Воронкова и с хохотом помчалась вниз по склону. Ребята побежали за ней.
Пятиклассницы, подружки Стеши Федотовой, на уроках часто поглядывали на Стешу с тревогой. Боялись, как бы она не уснула за партой. Ведь каждое утро встаёт в шесть часов, а то и в половине шестого. Вскакивает безо всякого будильника и сразу бежит в балку. И никак её не удержать.
Спустившись в балку, Стеша забиралась поглубже в кусты и замирала. Балка звенела птичьими голосами. Не только синицы, дрозды, зяблики, щеглы, малиновки и зеленушки сновали в уже крупной листве. Несравненный певец соловей каждое утро и каждый вечер выводил свои сложные, переливчатые рулады в ветвях бузины. А вскоре тонкий беспомощный писк стал слышен из гнёзд: вылуплялись птенцы.
Сладкий запах цветущих черешен, абрикосов и яблонь стоял над плодовым участком
