— Долой эрцгерцога! Долой Меттерниха! Долой палачей!..
Поднятый народной волной, Франц вместе со всеми стремился туда, где рассчитывали найти сочувствие и помощь народному горю. Ещё не рассеялось заблуждение, что сам император милостив, но злы его слуги, не допускающие к нему народ.
Войска больше не показывались на пути манифестантов. Но о них напоминали мертвецы — немые свидетели кровавого злодейства: их несли, чтобы вместе с живыми они склонились к стопам его величества.
Впереди шествия девушка с чёрными волосами, заботливо уложенными вокруг головы, вела под уздцы вороного коня. К седлу было привязано бездыханное тело ткачихи Эрны. Привычные к работе руки были подтянуты клетчатым платком. Безжизненные ноги, свисавшие с крупа лошади, поддерживал Карл Мюллер. Рядом с ним шла Берта. Обгонявшие процессию люди благоговейно склоняли головы перед первой жертвой священной борьбы.
Неожиданно в передних рядах началось замешательство. Люди замедляли шаг, недоуменно обмениваясь тревожными взглядами. Франц пробрался вперёд и увидел орудия, выставленные перед дворцом. Жерла пушек зловеще глядели на приближающуюся толпу. Из дворцов ворот выехал всадник в генеральской форме и остановился позади орудий. Знакомая треуголка с зелёным перо не предвещала ничего хорошего. Франц узнал эрцгерцога Альбрехта.
Первым движением Франца было охранить мёртвую всадницу от внезапно возникшей вокруг суеты. Он протянул руку к поводьям и только теперь узнал печальное лицо девушки, которая вела под уздцы коня. Это была Каталина. Смущённый взгляд её выражал тот же вопрос, с которым обращались к нему люди с той минуты, как пролилась первая кровь: «Кто виноват?» Для самого Франца этот вопрос больше не существовал. Он уже знал, что манифестация не была ошибкой, он горячо верил в победу.
Исполненный решимости, Франц перевёл взгляд с Каталины на Карла:
— Разве славная смерть в борьбе со злом не лучше, чем беспросветная жизнь под игом?
Осиротевший старый текстильщик с укоризной бросил в ответ:
— Ты нас не уговаривай! Скажи, что делать? Так и пойдём с голыми руками против пушек?
— Да, так и пойдём вперёд! Неустрашимость и мужество — вот наше оружие!.. — Повернувшись к толпе, Франц воскликнул: — Венцы! Они не осмелятся расстреливать безоружный народ! Бросайте же на землю палки и всё, чем можно защищаться! Вперёд, друзья!
В напряжённом молчании люди двинулись к воротам, бросая всё, что могло служить оружием.
Франц шёл рядом с Каталиной, не сводя глаз с неподвижно восседавшего на коне Альбрехта.
Эрцгерцог пришпорил коня и рысью направился навстречу манифестантам. Люди, не замедляя шага, шли вперёд. Эрцгерцог остановился и повернул обратно. Подскакав галопом к орудиям, он громко приказал старшему фейерверкеру открыть огонь.
Франц отделился от толпы, быстро пошёл вперёд и, в свою очередь, крикнул канонирам:
— Солдаты! Мы безоружны, мы идём просить монарха о реформах! За что же вы хотите расстреливать нас?
— Огонь! — повторил эрцгерцог.
Но старший фейерверкер, подойдя к сиятельной особе ближе, чем это полагалось, сказал решительно:
— Ваше высочество! Народ безоружен и настроен миролюбиво. Зачем пускать в ход картечь?
Эрцгерцог побагровел от злости:
— Народу, который требует, не дают ничего, кроме свинца!
— Но, ваше высочество…
— Не рассуждать! Выполняйте приказ!
— Ваше высочество! Я могу открыть огонь только по приказу самого императора.
Эрцгерцог повернулся к орудийной прислуге:
— Приказываю открыть огонь!
Но старший фейерверкер заслонил грудью жерло ближайшей к нему пушки и крикнул артиллеристам:
— Ваш прямой начальник — я! И я запрещаю вам открывать огонь!
Толпа встретила эти слова криками одобрения.
Эрцгерцогу не оставалось ничего иного, как скрыться в воротах, откуда он только что появился.
От толпы отделилась высокая, полная молодая женщина. К удивлению манифестантов, она бросилась на шею фейерверкеру.
— Молодчина, Ризель! Я и не знала, что ты такой честный человек… Не верила твоим словам… Приходи же, когда тут управимся, — она весело кивнула в сторону дворца, — поговорить о наших делах!
Ризель, бравый фейерверкер, проявивший минутой раньше столько мужества и смелости, стоял перед молодой женщиной смущённый, и на её пылкое поощрение ответил растерянной улыбкой. Повернувшись к орудийной прислуге, он с напускной строгостью приказал:
— Надеть чехлы!
Переглядываясь между собой, пряча улыбку, артиллеристы с готовностью выполняли приказание своего начальника.
Между тем толпа уже была в нескольких шагах от дворца. Увидев перед собой закрытые, охраняемые гренадерами ворота, а над воротами пушки, люди бросил к другим воротам, но и их охраняли с бастионов грозные жерла орудий.
Тем временем бедный люд предместий, узнав о жертвах королевских палачей, двинулся в город. Рабочие бросили работу, вооружились чем попало, взяли штурм ворота, ведущие в город, и направились к дворцу. На полпути они узнали от встречных людей, что войска, охраняющие ворота дворца, готовятся пустить в ход оружие; тогда они ринулись к арсеналу и, опрокинув заградительные отряды солдат, ворвались в хранилище военного снаряжения.
При виде вооружённых рабочих собравшиеся у дворца стали действовать смелее и решительнее. Несколько дюжих мужчин вырвали из земли газовый канделябр[36] и зажгли газ, вытекавший из него широкой струёй. Бьющее высоко вверх пламя вызвало восторг толпы, готовой начать штурм ворот. Но в это время огласили приказ императора пропустить во дворец делегацию.
Никто не мог сказать, кто выбирал делегацию и как многочисленна она была. Но группа в тридцать — сорок человек прошла в открывшиеся перед ними ворота. Франц и Карл шли впереди.
Народ больше не рвался во дворец, но, оставаясь на страже, громкими возгласами ободрял делегатов:
— Долой Меттерниха!..
— Меттерниха прочь!..
— Конституцию! Конституцию!..
— Свободу печати!..
— Барщину, барщину долой!..
Рослый парень с оттопыренными карманами, наполненными камнями, размахнулся и запустил одним из них во дворец. Грохот камня, упавшего на дворцовую крышу, вызвал восторг зрителей. Парень держал себя как доверенный народа и кричал, зычным голосом перекрывая шум толпы:
— Эй вы, делегаты, держитесь смелей, ничего не бойтесь! Мы вас не дадим в обиду!
Глава восьмая
Если фундамент плох, здание должно рухнуть
В противоположность толпе, спаянной одним желанием добиться свободы, императорские особы, укрывшиеся во дворце, министры и генералы, охранявшие монархические устои, в этот грозный для них час не были связаны единой волей.
При дворе уже давно обозначились две скрыто враждующие партии. Одна, во главе с императором Фердинандом, слепо шла за Меттернихом. Другую представляла невестка императора — эрцгерцогиня София. Она добивалась отставки Меттерниха и отказа болезненного Фердинанда от престола в пользу её сына, наследника престола.
Софию поддерживал брат Фердинанда — эрцгерцог Франц-Карл.
Сегодня Меттерних, вопреки своим ожиданиям, впервые встретил упорное сопротивление со стороны императора.
— Всё зависит от решительности вашего величества, — почтительно произнёс он. — Ещё ничего не потеряно.
— Ничего? Нет, друг мой, потеряно много! Не все, но очень много. И, чтобы не потерять всего, мы должны пойти на уступки.
— Уступки?
— Да, и притом немедленно. Завтра будет уже поздно.
— Но, ваше величество, всякая мера, внушённая страхом, никогда не приводит ко благу. Уступки, сделанные под дикий вой толпы, принесут неисчислимые бедствия династии. Да, согласен, действительно необходимы улучшения, но вашему величеству следует их провести при полном спокойствии в стране… Положитесь на меня, ваше величество, и через день в Вене воцарится тишина..
— Нет, князь, больше я не могу полагаться на те средства, к которым вы прибегали до сих пор. Одним штыками да пулями теперь уж не продержаться… Нельзя пренебрегать уроками всей остальной Европы, а там, как вам известно, короли не уверены в завтрашнем дне. Да, стране нужны реформы. Их надо дать, пока ещё можно ограничиться умеренными уступками.
— Ваше величество, умоляю вас не делать этого! Мы не одни, у нас есть союзники, чтобы бороться с безумием, охватившим Европу. Русский царь готовит войска. Он не простит нам…
Фердинанд нетерпеливо перебил канцлера:
— Царь? Чувство предвидения начинает изменять вам, князь. Вы же знаете, что Николай колеблется. Да и понятно: в его собственном доме становится неспокойно… Нельзя медлить ни часу! Вы слышите? — Император кивнул в сторону окон.
