Мама шла позади фрау Аугусты, задумчиво кутаясь в свою огромную черную шубу, а я вприпрыжку рядом с ней, держа ее за руку. Мы быстро двигались в этой толчее, потому что перед мамой все расступались, несмотря на то что впереди шла фрау Аугуста, – я видел, что расступались именно перед мамой, перед ней всегда все расступались, – и вдруг мы очутились на трибуне под открытым небом. Длинная многоярусная трибуна была забита народом! Люди сидели на скамьях и стояли в проходах с разноцветными программками в руках, и все смотрели на посеребренное снегом огромное зеленое овальное поле... Там, по краю, тянулись темные скаковые круги, и по ним туда-сюда бегали поджарые лошади с перебинтованными ногами. Верхом на лошадях красовались жокеи, то есть наездники, в пестрых разноцветных камзолах и кепочках с длинными козырьками. Все они были так пестро и по-разному одеты, чтобы их можно было хорошо различать издалека.
Мы нашли себе на скамейке место и уселись, и я стал смотреть на лошадей. Фрау Аугуста что-то о них рассказывала маме, тыкая пальцем в программку, но я ее плохо слышал из-за гула голосов. А лошади были прекрасны! Они грациозно скакали по дорожкам, одни медленней, другие быстрей, с развевающимися по воздуху гривами и хвостами, выгибая шеи. Мне только не нравилось, что лошади были так далеко. Покататься бы самому на такой лошади – вот было бы здорово! А то сиди тут и смотри, да еще так далеко вверху, среди всего этого сонмища людей, которые все разом что-то быстро говорят, и в результате ничего не поймешь! Я пытался прислушаться, о чем это все говорят, но в толпе так быстро тараторили по-немецки – бу! бу! 6у! – что я ничего разобрать не мог...
– Erlauben sie? – услышал я над собой голос. – Вы разрешите?
– Да, да, – сказала мама, – пожалуйста!
Какой-то толстый дядька с рыжими волосами и большой рыжей бородой уселся рядом. Раздались удары колокола, шум голосов усилился, и многие встали.
– Мальчику, наверное, не видно, – сказал рыжий дядька. – Хочешь встать на скамейку? – спросил он меня.
Мне действительно стало плохо видно, потому что некоторые загораживали мне поле своими спинами, и я сказал:
– Хочу.
Обычно мама не любила, когда со мной заговаривали посторонние, и я подумал, что она скажет: «Не надо! Ребенку и так хорошо!» – но этому дядьке мама улыбнулась и сказала:
– Конечно, пусть встанет.
Я посмотрел на дядьку: что-то в его лице удивило меня. Особенно в глазах! И еще в голосе... Глаза и голос показались мне странно знакомыми. И вместе с тем он был мне совершенно незнаком!
Я встал и хотел было залезть рядом с дядькой на скамейку, но он вдруг сказал:
– Становись-ка лучше на барьер, я тебя подержу. – Он поднял меня и поставил на барьер.
Внизу, под барьером, была глубокая яма – там был запасной выход нижнего яруса.
– Смотри не упади! – крикнула фрау Аугуста.
– Я держу его крепко, мадам! – откликнулся дядька.
– Спасибо, – спокойно сказала мама.
Дядька и правда держал меня крепко, обхватив сзади руками. Я смотрел на поле – лошади не спеша сбегались со всех сторон в левый угол. Особенно мне понравилась там одна: черная как ночь и тоненькая-тоненькая! Похожих лошадей я видел у отца на палехской табакерке. У этой вороной тоже была маленькая голова, длинная шея и ноги. Всадник на ней был одет в белый камзол с красными шашками. Мне теперь было все очень хорошо видно.
– А ты играешь, малыш? – громко спросил меня дядька.
– Конечно, играю! – сказал я. – Дома, в железную дорогу...
Стоявшие рядом оглянулись на меня и засмеялись. «Поняли-таки мой юмор!» – подумал я.
– Да нет, здесь, на бегах, – сказал дядька. – Ты поставил на какую-нибудь лошадь?
– Чего поставил? – не понял я.
Рядом опять засмеялись. «И чего они так расхохотались?» – подумал я.
– Сейчас я тебе объясню! – быстро сказал дядька. – Ты можешь выбрать какую-нибудь лошадь и поставить на нее – купить лотерейный билет. И если она придет первой, ты выиграл! Понял?
Я кивнул. Я очень удивился: так просто и можно выиграть! Почему же тогда фрау Аугуста все время проигрывает?
– Мутти не купила тебе билета? – спросил дядька.
– Нет, – сказал я. – Она и себе не купила.
– Говори быстрей, какая лошадь тебе нравится!
– Вон та! – крикнул я весело. – Вон та, черная!
– Эта не придет первой! – прошамкал рядом старичок в пенсне. – Она сделает проскачку. Она всегда делает проскачку. – Программка в руках старичка мелко тряслась.
«Ну, этого старичка страстишка уже совсем погубила!» – подумал я.
– Посмотрим! – весело сказал мой дядька. – Эй, молодой человек! – крикнул он кому-то.
К нам подбежал мальчишка лет тринадцати.
– Я вас прошу, молодой человек, – сказал мой дядька, – купите мне, пожалуйста, билет на девятый номер, за три марки. – Он протянул мальчику деньги. – Только быстро!
Мальчишка сейчас же скрылся.
– А он не сбежит? – спросил я.
– Не сбежит! – весело успокоил меня дядька. – Он здесь так подрабатывает: бегает всем за билетами...
Я обернулся: фрау Аугуста и мама сидели и с улыбкой смотрели на нас, а вовсе не на поле.
– Я сейчас выиграю! – сказал я. – Моя лошадь черная и придет первой!
– Бедняжка ты! – воскликнула фрау Аугуста. – Черная не придет первой!
– Нет, придет! – крикнул я.
– Первой придет Смолл-мисс, – сказала фрау Аугуста, уверенно блеснув очками. – Надо было спросить меня!
Мама рассмеялась.
– Игроки! – сказала она. – Но напрасно вы его балуете, господин! – обратилась она к дядьке.
– Ничего, мадам! Пусть мальчик разок выиграет!
– Ничего он не выиграет! – проворчала фрау Аугуста. – Вы ничего не понимаете в лошадях, молодой человек! – это она облила презрением моего дядьку. Но он ей ничего не ответил.
Я опять стал смотреть влево – там, на кругу, лошади сбились в кучу, переступая ногами. Всадники, ожидая сигнала, сидели на лошадях чуть пригнувшись.
В объятиях рыжего дядьки я чувствовал себя удобно, я был теперь на целую голову выше соседей! Дядька наклонился ко мне совсем близко, и его борода защекотала мне ухо. Я чуть-чуть отстранился, но его борода опять защекотала мне ухо, еще сильней, и дядька быстро зашептал мне прямо в ухо, жарко дыша:
– Смотри вперед и не оборачивайся! Скажешь матери, что товарища сегодня утром выпустили из тюрьмы! Понял? Пусть сообщит в МОПР... Не оборачивайся! Это я! Я танцевал с твоей мамой в ресторане... Смотри вперед!
У меня прямо голова закружилась! Если 6 он меня не держал, я упал бы в эту яму под барьером. В этот запасной выход. Так вот это кто! Конечно, это он! Те же глаза и голос... Как это я сразу не узнал? Только откуда борода и усы?
– Господин! – крикнул сзади мальчишка. – Вот ваш билет!
– Спасибо! – громко сказал таинственный незнакомец, товарищ отца, наш друг, обнимая меня одной рукой, а другой протягивая мне билет. – Вот, возьми!
– Спасибо! – сказал я, оборачиваясь.
Он смотрел на меня, ласково улыбаясь, и вдруг подмигнул – как тогда в ресторане. И я ему подмигнул! Мы перемигивались, как настоящие заговорщики. Мы и были настоящими заговорщиками! А что вы думаете? Разве я не прав?
И тут я быстро наклонился к его уху – так, чтоб никто не заметил, – и прошептал:
– Привет от Вернера!
– И тебе привет! – прошептал он и громко добавил: – Смотри, смотри, начинается!
Я взглянул на поле и увидел, что лошади уже мчатся по кругу, приближаясь к нам. Первой скакала какая-то ярко-рыжая лошадь с янтарной гривой, за ней белая, а моя, черная, шла в середине других...
– Смолл-мисс ведет! Смолл-мисс! – зашамкал рядом со мной старик.
И другие тоже закричали:
– Смолл-мисс! Смолл-мисс!
Рыжая Смолл-мисс промчалась мимо трибун вихрем, далеко обогнав остальных лошадей, другие тоже промчались мимо нас цепочкой, и моя, черная, которую звали Тироль, в середине цепочки.
– Моя отстает! – крикнул я вне себя от волнения.
Кто-то сзади ехидно хмыкнул.
– Тироль всегда отстает! – прошамкал сзади старик. – Не на ту поставили!
– Еще посмотрим! – весело ответил «Привет от Вернера».
А я страшно волновался. Во-первых – вы знаете почему: из-за этой неожиданной встречи. Во-вторых, из-за новости для МОПРа. Что товарища выпустили из тюрьмы! Я не знал этого товарища, но все равно! Раз «товарищ» – значит, наш, и хорошо, что его выпустили! Это ему МОПР помог. Конечно, МОПР, а то кто же еще? Я ведь тоже член МОПРа, значит, я тоже помог! От радости и гордости мне даже стало жарко! А тут еще эта моя лошадь! Это в-третьих. Я страшно хотел выиграть, и у меня была такая красивая лошадь, и жокей – в белом с красными шашками камзоле, – а тут вперед вырвалась какая-то Смолл-мисс!
Все эти мысли бурей пронеслись в моей голове...
Лошади скакали теперь по другую сторону поля и были плохо видны – стали совсем малюсенькими. Они опять сбились в кучу, и трудно было разобрать, где мой Тироль... А впереди была все та же Смолл-мисс...
