«Бог, Мишка, протягивает человеку руку всегда! Остается только схватиться за Неё крепко… А для этого нужно осознать, что был не прав и — раскаяться…»
Я вспомнил наш разговор в машине! Весь, целиком!
«Всего-то?»
«Да, но как это бывает нелегко сделать! Гордость мешает… Ты сам-то можешь признаться, что ты был неправ?»
Могу… Сейчас это легко — то, что казалось мне тогда невозможным!
— Архангел Михаил! И ещё, ты, пожалуйста, попроси у Бога, чтобы Он простил меня! Я сильно обидел Его! Пожалуйста…
Я понял, что хотел сказать мне Юра. Риск погибнуть есть каждый день. Каждый день ты выбираешь — стать подлецом или поступить по совести. Поддаться своему страху и злости, или, стиснув зубы, сделать добро, вопреки чувствам, которые тебя мучают. Для того, чтобы делать героические поступки не обязательно участвовать в войне. Достаточно просто оставаться собой…
Я долго ещё шептал что-то, кажется тоже самое, только другими словами, до тех пор, пока силы мои не иссякли, и меня не накрыл густой и зыбкий, как темнота, сон.
Глава 40.
«Что имеем — не храним»
Мне снилось море. Я никогда в жизни его не видел, только на фотографиях и в фильмах, но тут мне снилось оно живое. Был шторм, и по небу двигались быстрые клочки сероватых облаков, то закрывая, то снова открывая яркое солнце. Дул сильный, свежий, но не холодный ветер. Он приносил с собой капельку соли и морские брызги. Волны с грохотом падали на камни, бурлили, переворачивая их, и затаскивали в море, потом снова обрушивались на них. Не все волны были одинаково огромные — были и поменьше: за то время, пока шла большая волна, галька успевала высохнуть на солнце. И снова исчезнуть в сине-зеленой воде…
Я шёл по песку, босиком, в штанах до колена и чёрной ветровке. Свежий ветер трепал её, как флаг на корабле, а мне было тепло и весело. Песок щекотал пальцы. Волосы задирались от ветра. Чайка с тонким писком пронеслась надо мной, и исчезла где-то за серой скалой, на которой росла одна изогнутая сосна. Гибкие её корни выступали из-под земли, цепляясь за острые камни. Зеленые иголки отчетливо вырисовывались на фоне синего неба.
Я был один. Брёл по пустынному пляжу, не зная зачем. Я просто шёл, чувствуя, что должен что-то отыскать, но пока для меня это оставалось загадкой. Один раз нашёл ракушку — пустую, перламутровую, маленькую… Сунул в карман ветровки и пошёл дальше.
Иногда волны лизали мне ноги. Они были прохладные и мягкие, и я не чувствовал никакой усталости. Когда я обошёл скалу с одинокой сосной, то вспомнил, что иду к своему дому — он стоит где-то дальше, за лесом, на высоком берегу. Ждет ли меня кто-то? Или нет? Я не знал. Кажется, когда-то меня там ждали, но теперь дом был пуст — так чудилось мне, пока я брёл по песку, навстречу ветру. Я должен был дойти до него, чтобы посмотреть, узнать, быть может, там ещё кто-нибудь остался.
Один раз я наткнулся на воробья. Откуда он взялся здесь? Он застрял между камней и мог погибнуть от сильной волны… Я поднял тяжелый камень, взял взъерошенную птицу на руки и бережно понёс её на прибережную траву. Он оказался лёгким, как пушинка, тёплым и маленьким, как частичка моего сердца… Наверное, лучше, чтобы я донёс его до дома, если он вдруг не надумает улететь.
Пока я нес его, прикрывая от ветра и брызг, в душе слабым родничком пробилось воспоминание о том, что когда-то давным-давно мне отчаянно хотелось так же греться в чьих-то сильных и заботливых руках… Маленькая птица притихла в моих ладонях и доверчиво вертела круглой головкой с чёрными, как бусинки, глазками.
Кто-то окликнул меня с берега. Эхо слилось с шумом волны, и я не расслышал слов. Волна с грохотом понеслась навстречу, разбилась о камни, окатив меня с ног до головы крупными брызгами. Я рассмеялся и отбежал подальше, прикрыв руками воробышка. Кто-то снова окликнул меня…
— Э, да проснись же ты!
— Слышь, чё это он?
Море покачнулось, но мне так не хотелось просыпаться — сейчас бы ещё пробежаться по мокрому песку…
— Лис, он что-то совсем умотался… Как бы не того… Пешкин, эй, как тебя там! Миха!
В лицо мне брызнула холодная вода, и сон совсем пропал. Я увидел перед собой четыре испуганных глаза, бледные лица, почувствовал, как затекли руки и неожиданно для себя охнул и снова закрыл глаза.
— Да ты щас всю воду на него выльешь! Погодь… — кто-то шлепнул меня по щекам. — Пешкин, ау!
Тогда я снова открыл глаза — заморгал. И увидел уже обычные угрюмые лица Лиса и Рудика. Горел фонарь, и все было также, и я был не на море, а в подвале. Голова почему-то гудела.
— О, очухался! Блин, Пешкин, ты что, вообще? Мы тут полчаса, как тебя трясём!
— Да развяжи ты его! — сказал Рудик. — Ты видишь, он никакой совсем. Пусть поест!
Лис нерешительно стал искать концы веревки…
Я молчал, наблюдая за его действиями. Мне снова захотелось спать, как только я это все увидел. Что от них ещё можно ждать? Ладно, хоть Перца нет, но кто знает, когда он заявится?
Через несколько минут Лис выпрямился и встал рядом с Рудиком. Глянул на меня:
— Слышь, Рудик, а чего он не встаёт?
— Не знаю… — Рудик наклонился ко мне. — Эй ты, вставай! Слышь, давай, шевелись!
— Чего вам надо? — наконец выдавил я. Губы совсем пересохли и разлеплялись с трудом.
— Вставай, тебе говорят! — он тряхнул меня за плечо. — Лис тебя развязал, там на столе хавчик стоит, мы тебе принесли.
Я посмотрел на стол. Там стояла кружка и железная миска. Как вставать-то? Он говорил Лису меня развязать… Почему-то я совсем это не почувствовал.
Я пошевелил руками, потом сильнее… Ого! Да они онемели так, что теперь их словно задело колючим током. Они меня совсем не слушались.
Лис и Рудик молча наблюдали, как я медленно отрываю их от стула, мну сначала одну, потом другую конечность, потом медленно встаю сам. Нечаянно покачнулся, но быстро выпрямился. Не хватало ещё, чтобы они обнаружили мою слабость!
Наконец я сделал пару шагов, продолжая морщиться от боли в руках. Да…
Потом посмотрел по очереди на них.
— Что вам нужно от меня?
— Да ничего нам не нужно. Ешь. Перец сказал тебе отнести. Он ночью придёт тебя сторожить.
Услышав про Перца, я передёрнулся.
— Я ничего не буду есть.
— Да ты чего, офонарел! — вскинулся Рудик. — Нам тебя живым доставить надо! Жри, а то мы силком в тебя впихнём!
— Я. Ничего. Не. Буду. Ясно?
Рудик мрачно посмотрел на Лиса и спросил:
— Может с ним это… Поговорить? Чтоб не спорил?
— Возись сам, если хочется… А мне по фиг. — Лис махнул рукой и улёгся на диван, положив ногу на ногу. — Перец придёт, пусть сам разбирается.
— Да ты чё, своих поставляешь?
Лис повернул к нему голову:
— За базаром следи. Я никого не подставляю, а руки марать не хочу. Толку бить его? Видишь сам, что он есть не хочет?
Рудик покачал головой.
Я смотрел ему в глаза, пока он их не отвёл. Решение я уже принял.
Они в проигрыше. Они могут бить, слушаться Перца, бояться. Я никого из них слушаться не буду. И есть — тоже. Так быстрее я окажусь дома… Или в больнице. Но не здесь. Хуже не будет.
То, что внутри меня — не сломаешь. Ни при каких обстоятельствах. За свое сердце, за душу отвечаю я сам.
Я оглядел комнату. Рудик, перехватив мой взгляд, подошёл к двери.
— Но-но! — сказал он.
Я пожал плечами. Пожалуйста.
— Там в шкафу есть ведро, — посмотрел на меня Лис. — Можешь делать свои дела.
Я заглянул в шкаф, «сделал свои дела» и убрал ведро обратно. Потом снова сел на стул и задумался.
Спать уже не хотелось. В окошке было темно — значит, уже вечер. Что там делает Наташка? Дозвонилась ли она Юре? Может, они что-нибудь придумают? Они ведь будут искать меня…
Я вдруг вспомнил, что Юрин знакомый, который помогал ему с документами на усыновление, работает в полиции. Ну и тем лучше! Значит, он должен помочь, чтобы меня снова не забрали в детский дом, как же я раньше мог про него забыть! Почему не вспомнил про него вчера? Занят был мыслями о башне…
Как я хотел оказаться сейчас дома! Почему я раньше не думал об этом, жил так, будто он у меня был и будет всегда, словно я там хозяин… И ничего не сделал для тех, кто подарил мне его, пусть ненадолго…
Я задумался так, что не сразу услышал обрывки фразы:
— Не надо его привязывать, запрем на замок, а Перец пусть сам разбирается. Пошли, Рудик!
— Айда!
Они ушли, не тронув меня, предварительно забрав с собой веревку и фонарь. А я снова остался в темноте.
Что ж, с одним Перцем легче драться. Только… где бы набратья сил?
Я подошёл к столу, заглянул в миску — пахло колбасой. Бутеры, наверное… Я потрогал их пальцем — точно они. В чашке было немного воды — наверное, они из неё на меня брызгали… Постоял возле стола, борясь с отчаянным желанием схватить эти два бутерброда, отвернулся и на ощупь отыскал диван, улегся — от него пахло чем-то кислым. Снял куртку, подстелил под голову и, закрыв глаза, стал обдумывать предстоящую драку с Перцем. Почему-то в том, что она будет — я не сомневался.
