Парпи-бобо постоял в некотором раздумье, покусывая кончик бороды, потом махнул рукой:
– Брось ты такие разговоры, Туран! Сейчас на нашем базаре стоящих щипцов для углей не найдёшь, не то что пушку!
– А вы сдайте государству денежки, а уж государство найдёт, где купить пушку! – подлил масла в огонь Разык-ака.
Парпи-бобо выпустил изо рта кончик бороды.
– Хош, а сколько берут за приличную пушку?
– Сто тысяч, – сказал Разык-ака, не моргнув глазом. Дед только и произнёс: «А?!»
– А вы как думали? Пушка – это вам не праща, которой камешки мечут в воробьев!
– Разык, послушай меня. А нельзя ли как-нибудь подешевле купить? Может, подержанную какую…
Разык-ака пожал плечами, пошёл из двора.
– А никто вас и не заставляет покупать пушку. Спасибо и за этот изюм, дедушка. Сказал же вам, иные и того жалеют.
– Ладно, на этот счёт я ещё должен посоветоваться со старухой, – пробормотал дедушка Парпи, направляясь к себе.
Тётушка Тухта стирала во дворе. Дед близко подошёл к ней, постоял, переминаясь с ноги на ногу, потом сказал, что в нынешней войне нельзя и шагу ступить без пушки, что без пушек победы нам не видать как своих ушей. В заключение добавил, что и Куршермата в своё время удалось выгнать из крепости исключительно благодаря пушкам, что очень сильное это оружие – пушка.
– Знаю, знаю, она стреляет железными шарами, – равнодушно ответила тётушка, продолжая стирать.
Дедушка промолчал, почему-то отошёл к калитке (кто знает, может, готовил путь к отступлению, если старуха кинется драться?) и оттуда крикнул:
– Жена, эй, жена!
– Чего орёшь, не глухая ведь. Чего надо? – Тётушка даже не подняла головы.
– Я хочу купить для своих сыновей пушку!
Нет, тётушка не вскочила, не погналась за мужем.
– Моим сыновьям государство само купит пушку, – сказала она спокойненько.
Дедушка осмелел, подошёл поближе.
– Нет, государство не может каждому покупать пушку. У него денег не хватит.
– У государства есть заводы, что изготовляют деньги, и это не твоя забота, – обрезала она. – Ты иди лучше в дом, тки свою бязь.
– Тот завод, который изготовляет деньги, говорят, неделю тому назад попал в руки неприятеля, – нашёлся-таки дедушка.
Тётушка перестала стирать, задумалась.
– Сколько же стоит твоя пушка?
– Ариф, сынок, скажи ты, сколько она стоит! – попросил дед меня. – Ты ведь слышал.
– Сто тысяч! – поспешно выкрикнул я.
– Че-го-о? – начала медленно подниматься тётушка. – Повтори-ка, сынок, Арифджан, может, я ослышалась?
– Нет, не ослышались, – успокоил я её. – Сто тысяч.
– А ты что, думала, это тебе праща, чтоб метать камешки в воробьев? – рассердился бобо. – Её, знаешь, из чёрной стали отливают!
– Что-то у тебя с мозгами не в порядке, старик. Откуда возьмёшь столько денег-то?!
– Бог даст, найду!
Парпи-бобо у нас мастер убеждать, он так частил, что тётушка Тухта слова не могла вставить. С его слов получалось, что без пушки войну мы никак не выиграем. Вернутся домой трое сыновей тётушки или нет, тоже зависело от пушки. Чем быстрее дедушкина пушка окажется на поле битвы, тем быстрее вернутся домой все триста парней, ушедших на фронт, да и голод, который всё больше даёт о себе знать, сгинет, как только пушка будет куплена и отправлена в Россию.
– Ладно, делай что хочешь. Тебе видней, – сдалась тётушка.
Парпи-бобо не умел считать денег, поэтому наутро, отправляясь на базар, он взял меня с собой. Мы погрузили на арбу, которую дед выпросил в колхозе, два мешка изюма, три мешка сушёного урюка, четыре мешка джугары. Здоровый битюг быстро доставил нас в райцентр. Базарные покупатели будто только нашего появления и ждали: мгновенно разобрали весь наш товар.
В среду на базар мы погнали корову и телка. Неплохо продали и стог клевера, сушившийся на крыше. Свалили вырученные деньги в кучу, сосчитали. Нужной суммы не было.
– Что будем делать? – повернулся дедушка ко мне. Я, конечно, не знал, пожал плечами. – У тётушки есть вещички… – раздумчиво проговорил бобо. – Готовилась женить твоих дядьёв. Отрезы бекасама, атласа, шёлка… Только не даст старуха.
– А если попросить хорошенько?
– Всё равно не даст, – покачал головой дед. – Если вот взять незаметно…
– Вы хотите сказать, если украсть?
– Ну, поплачет малость, успокоится…
– Не знаю, – опять пожал я плечами, невольно оглянулся на тётушку, что сидела поодаль во дворе. Она слышала, что ли, нашу беседу, поднялась с места и ушла в дом. Через какое-то время вышла с узлом в руке, бросила перед нами. В нём были заготовленные к свадьбе Дехканбая-аки подарки. «Дети мои вернутся – уж я сумею их женить!» – смахнула слезу тётушка.
В воскресенье мы распродали и эти вещи. Денег опять было недостаточно. На этот раз дедушка Парпи взъярился на меня: «Ты, пустая башка, не будь растяпой: считай получше, много бумажек несчитанными проскакивают у тебя меж пальцев!» Я пересчитал. Всё было верно.
– Ты смотри, целый хурджин[16] денег и то не хватает, а?! – удивился дед.
– Не хватает, – осторожно согласился я, боясь, как бы он опять не накинулся на меня.
– Сколько же у нас не хватает? – переспросил дед.
– Десять тысяч.
– Что же теперь делать-то, и продавать вроде больше нечего.
– Может, возьмём в долг?
– Разве что у Мели-ростовщика? – спросил бобо, уставясь на меня.
Правда, у кого и найдёшь деньги, как не у Мели-ака?! Вот у кого куча денег! Говорят, он не может спать ночами дома: денежная вонь гонит его прочь. Дедушка Парпи недолюбливает Мели-аку, вернее, просто ненавидит, да и мало кто любит его в кишлаке. Не любят, но обращаются к нему, раз другого выхода нет.
Когда мы вошли, Мели-ростовщик что-то писал в толстой тетради, рядом лежали деревянные счёты.
Ростовщик был низкий человечек с толстым круглым лицом, широким лбом, курносый; редкая борода его казалась выщипанной, подбородок обрубленный. Животище у него был что надо, когда Мели-ака садился, он превращался в туго набитый, поставленный стоймя мешок. Странный человек этот Мели-ака. Порой, когда он рассказывает интересные вещи и смешит всех, считаешь его душой общества. Иногда молчит, точно отнялся язык. Очень любит клясться. Через каждое слово вставляет: «Пусть накажет меня святая могила».
Сегодня, по-видимому, у него было хорошее настроение: встретил нас как почётных гостей, не знал, куда усадить. Но, узнав, за чем мы пришли, вмиг посуровел.
– Денег нет, убей меня святая могила, – вздохнул он.
– Побойся бога, Мели! – Дед принялся его уговаривать.
– Дядя Парпи, вы всеми уважаемый человек, знали моего отца, вам я готов сердце отдать. Если бы у меня были деньги, убей меня бог, ту пушку я купил бы сам!
– Я тебе верну те деньги в двойном размере.
– Я же сказал вам, что у меня самого денег нет.
– Тогда найди где хочешь.
– Но тот человек навряд ли согласится дать денег на ваших условиях, убей меня святая могила.
– На каких же он согласится, интересно?
– Боюсь, запросит в тройном размере.
– Передай тому человеку, что я согласен! – вскричал дедушка вне себя от радости. Но и после этого ростовщик долго препирался с бобо, клялся, что такому человеку, как дядюшка Парпи, который хоронил его родного отца, будь у него деньги, насовсем, без возврата, отдал бы десять тысяч рублей. Потом еле поднял свой животище, постанывая, как объевшаяся клевера корова, вышел из дома и пропал на целый час, а может, и больше. За это время можно было сварить плов и съесть его без остатка. Наконец он вернулся, всё так же ойкая и постанывая, бросил перед дедом пачку денег.
– Еле уговорил проклятого!
По приказу дедушки я пересчитал деньги. Надо сказать, я это сделал за секунды, до того натренировался считать деньги.
– Не хватает трёхсот рублей, – объявил я. Мели-ака не поверил мне, пересчитал деньги сам. «Вот гад, а, вот кровопийца, и тут надул меня, бедного!» – выругался он, но добавить нехватающие триста рублей отказался наотрез.
– Хотите – берите, хотите – нет, терпеть ущерб я не намерен! – заявил он, запихивая деньги в карман.
Дедушка поспешно остановил его:
– Ладно, ладно, давай сколько есть.
На другой день мы набили хурджин деньгами, пошли в правление колхоза. Председатель не стал принимать их, посоветовал везти в район, сказав, что наш поступок высоко оценит начальство. Колхозному счетоводу велел ехать с нами.
В военном комиссариате нас встретил знакомый нам уже русский командир. Узнав, в чём дело, он привёл другого командира. Тот тоже был русским, но очень хорошо говорил по-узбекски. Он обнял деда, расцеловал.
– Спасибо, аксакал[17]. Нет, войну мы не проиграем, покуда у нас есть такие отцы, как вы, и воины, похожие на этого парнишку. – Командир указал на меня.
Деньги мы сдали с письмом, которое сочинили ещё загодя. Вот какие, между прочим, были там слова: «Из этой пушки, купленной на деньги уста[18] Парпи из кишлака большой Тагоб, пусть стреляют метко его сыновья-бойцы Анарбай, Бурибай и Дехканбай, а также его племянник по отцовской линии Мирзапалван сын Ахмадпалвана…»
