— Вот, пожалуйста.
— Да у тебя кровь!
Сильным ударом Пия оглушила полуживую щуку. А потом занялась мной.
— Ляг на спину, — велела она.
Звезды перед глазами постепенно потухли, и я увидел легкие летние облачка, бежавшие по небу. И скопу, которая кружила надо мной, словно гриф над павшим героем.
— Как ты? — спросила Пия.
— Да ничего страшного, — сказал я.
Но потом придумал ответ получше:
— Только вот в голове всё шумит, словно в чертовом улье. И ноги как ватные.
Пия склонилась надо мной. Я смотрел в ее карие глаза и не мог оторвать взгляд: казалось, он заблудился там в глубине и пропал. Пия нахмурилась и дотронулась прохладной рукой до моей рассеченной брови. Словно восточная целительница. Пальцы ее пахли рыбой.
— Швы, по крайней мере, накладывать не придется, — заключила она.
Тут подоспел Классе с бутылкой лимонада и кексом. Он водрузил их мне на живот.
— Вот, это всё — тебе, — сказал он, словно это было последнее причастие.
— Здорово, — ответил я слабым голосом.
— Лежи и не шевелись, — велела Пия. — Может, у тебя легкое сотрясение мозга. Я пока остановлю кровь.
Она взяла розовое махровое полотенце, смочила его в морской воде и приложила к ране. Полотенце закрыло мне лицо. Этим самым полотенцем она вытирала свое тело, подумал я. От этой мысли у меня снова закружилась голова. Я вдыхал ее запах. Сладковато-кислый, как чай с молоком, медом и лимоном.
Я постарался затаить дыхание, чтобы получше запомнить его.
— Держи-ка сам полотенце, а я пойду выпотрошу щуку, — сказала Пия, когда я наконец выдохнул. — Спасибо, что не упустил ее. Она, наверное, килограммов шесть весит.
— Не меньше.
Немного погодя я приподнял полотенце и отыскал взглядом Пию. Она сидела на корточках и потрошила рыбу. Вспорола брюхо, вынула внутренности и разложила всё на земле.
— Это селезенка, это желудок… это желчный пузырь, а это плавательный — чтобы рыба могла оставаться на определенной глубине. А вот и сердце…
— Ловко у тебя получается, — похвалил я.
— Когда вырасту, стану операционной медсестрой, — улыбнулась Пия.
Я лежал и восхищался ее хирургическими способностями. Указательным пальцем Пия вытащила из брюха все оставшиеся пленки, а затем промыла его морской водой. Ей помогали одетые в белое ассистенты — чайки и крачки. Они кружили над ее головой и ждали, когда можно будет поживиться потрохами. Я посмотрел на рыбье сердце, оно лежало на земле передо мной и все еще билось, хоть и умерло.
Мое сердце тоже билось.
— Я тебе нравлюсь? — спросила Пия между делом. На всякий случай я приподнял голову. Вдруг ей захочется меня поцеловать? Но она сменила тему:
— У тебя наверняка сотрясение мозга.
И швырнула щуку в лодку. Я с невозмутимым видом отпил глоток лимонада, а потом протянул ей бутылку.
— Посмейся чуть-чуть, а? — попросил я.
— С чего это мне смеяться? — удивилась она.
— Ну, просто так, пожалуйста.
— Не над чем тут смеяться, — отрезала Пия. После этого мы недолго оставались на острове. Пия поймала свою гигантскую рыбину и была довольна уловом. Классе нашел двух новых жуков и тоже был доволен. А я отделался сердцебиением и рассеченной бровью. Но радовался больше всех.
Глава 5
Мне напоминают то, о чем я забыл
Прошло несколько дней. Я лежал на тахте в кормовом салоне, где спали ночью мама и папа, и смотрел, как танцуют пылинки в луче света, проникавшем в окно. Я представлял себе, что это луна и планеты кружатся в космосе.
Над одним глазом у меня был наклеен пластырь, что придавало мне вид человека бывалого, мужественного и повидавшего мир. Так мне, по крайней мере, казалось.
— Мальчик мой, что с тобой стряслось? — всполошилась мама, когда я явился домой с рассеченной бровью.
— Ты что, подрался? — заинтересовался дедушка.
— Да, — ответил я.
— С рыбой, — вставил Классе — он провожал меня до дома.
Моего брата это страшно развеселило. Классе иногда такое может ляпнуть! Папа нехотя поднялся с шезлонга, отложил журнал и промыл мне рану 96-процентным медицинским спиртом, а потом заклеил пластырем. После этого он снова уселся в шезлонг и погрузился в разгадывание кроссворда. Он грыз кончик карандаша и чесал за ухом. Это он называл отдыхом.
— То, что можно получить на большой высоте, четырнадцать букв, — пробормотал он.
— Сколько букв? — спросила мама.
— Четырнадцать.
— Тогда я знаю, — сказала мама.
— И я, — вставил мой брат.
— Ничего вы не знаете. И помолчите оба, бога ради! — рассердился папа.
Я пошел в кормовой салон и стал рассматривать себя в зеркало, размышляя, чем бы рассмешить Пию. На следующий день я отправился в подвал и взял двадцать старых номеров «Лучшего». Это такой журнал, где печатают разные рассказы, статьи о природе, страшные истории о войне и веселые анекдоты под рубрикой «Юмор в форме».
Очень смешные.
Сначала я лежал и посмеивался про себя. Потом заучил одну историю наизусть, встал перед овальным зеркалом, что висело над комодом, и попробовал ее рассказать.
— Один солдат нашел как-то раз в лесу камень… — начал я.
Тут в коридоре зазвонил телефон. А вскоре в комнату без стука вошла мама.
— Веселишься, значит, — сказал она.
— Да вот, разучиваю всякие смешные истории, — объяснил я. — Хочешь послушать?
— В другой раз. Сейчас мне не до шуток. Мне надо с тобой поговорить. Знаешь, кто это звонил?
— Нет.
— Мама Перси. Она была в прекрасном настроении.
— О нет! — простонал я.
— Да, — подтвердила мама. — Она так радовалась: ведь раз Перси приедет к нам погостить, они с мужем смогут пойти в поход, совсем как в молодости — с палаткой и все такое. Она спрашивала, что Перси взять с собой, когда он завтра отправится к нам.
— Завтра?
— Именно так, — сказала мама. — Ну почему ты не предупредил нас заранее, сынок?
— Я об этом совсем забыл, — признался я. — У меня тут и без того забот невпроворот.
И это была чистая правда.
Любовь заставляет вас запоминать всякие мелочи, которые обычно быстро исчезают из памяти: взгляд, прыжок в воду, смех, движение руки, запах полотенца. Но всё прочее совершенно забывается, например то, что ты пригласил лучшего друга погостить на острове, в доме своего дедушки, злющего и сердитого на весь мир.
Я уже и не рад был, что пригласил Перси. А вдруг он только всему помешает — собиранию жуков, любви?
Мама покачала головой.
— Нельзя забывать такие вещи! Но у нее был такой радостный голос, мне не хотелось огорчать ее.
— Угу, — кивнул я.
— Ну что я должна была ей сказать? У меня просто слов нет! Что теперь делать — ума не приложу. Да к тому же завтра твой день рождения.
— Правда? — спросил я.
— Не прикидывайся дурачком. Ладно, поговорим об этом за обедом.
И она вышла из комнаты. А я выудил из кармана вставную челюсть и сунул в рот. Посмотрел на себя в зеркало, и мне показалось, что зубы улыбаются сами по себе. Просто смех! Ха-ха!
Я попробовал посмеяться хриплым смехом. Чтобы чуть-чуть себя подбодрить. Никогда прежде не забывал я про свой день рождения!
Что я делал потом?
Пошел на двор, собрал в пакет двенадцать личинок капустницы и отдал их дедушке. Даром. Принес два ведра воды из колодца. А потом сбегал в магазин и купил пачку сигарет для бабушки. Даже предложил помочь папе с кроссвордом, но он отказался.
Но, несмотря на все мои усилия, настроение за столом царило мрачное. В школе, что была по соседству, учитель разучивал похоронный псалом. Дедушка жевал котлеты. Все остальные ели треску в белом соусе. Кто хотел, мог положить себе хрен. Бабушка ела рыбью голову, ловко выуживая вилкой мозги.
— Что? Еще и Перси сюда заявится? — возмущался мой брат. — И где этот придурок будет жить? Разве мало того, что мне приходится делить комнату с этим жиртрестом?
И он указал на меня ножом.
— Ну-ну, Ян, — вступился папа. — Ульф совсем не толстый. Просто крепкого телосложения. Хотя нельзя не признать, что он не больно-то удачно всё устроил. Ульф, ты не можешь своевольно решать такие вопросы. Понимаешь?
— Угу, — кивнул я, хотя и не понял, что значит «своевольно». Но догадывался, что ничего хорошего.
— Я не ослышался? Сюда еще кто-то нагрянет? — крикнул дедушка. Он плохо слышал, особенно за едой.
— Да, школьный товарищ Ульфа! — громко ответила мама. — Очень милый мальчик. Его зовут Перси. Он приплывет двенадцатичасовым пароходом.
— Еще один сопливый щенок! — заорал дедушка так, что соус брызнул у него изо рта. — За что вы принимаете этот дом? За приют для всяких маленьких паршивцев? Пусть только попробует действовать мне на нервы, живенько отправится восвояси — следующим же катером! Ясно?
