— Мне пора, — сказала я и запретила себе оглядываться, пока не дойду до угла. А когда на углу я оглянулась, парня, который ударил Сэла, уже не было видно — должно быть, вошел в железную, с вмятинами, дверь возле гаража. Тогда-то я и сообразила, что он живет в квартире прямо над гаражом — в той, где на пожарной лестнице засохшие цветы в горшках, а окна занавешены простынями.
Я напрочь забыла о человеке, который смеется. Его ноги торчали из-под почтового ящика, и я прошла мимо на цыпочках, чтобы его не разбудить.
После того как Сэла ударили, он начал играть в баскетбол в аллейке за домом. Окно нашей гостиной выходит как раз на эту аллейку, и каждый день, примерно с полчетвертого до пяти, я слышала стук мяча. Там было ржавое кольцо без сетки, и когда мяч в него попадал, раздавался особый клацающий звук.
Квартира у Сэла и Луизы почти такая же, как наша. У нас одинаковые прямоугольные спальни, одинаковые светильники в прихожей, которые надо дергать за шнурок, одинаковые кухни странной формы, и плиты тоже одинаковые, обе с характером, их плита расположена прямо под нашей.
Но есть и различия. У них в кухне линолеум в оранжево-желтую клетку, а у нас белый с золотистыми кляксами, и еще у Сэла в спальне кровать стоит не как моя, а у другой стенки. Зато в ванной у нас пол одинаковый — белые шестиугольные плитки. Если долго на них смотреть, то в этих шестиугольниках можно увидеть все что угодно: полоски, стрелочки, даже цветы, и все они как бы перетекают друг в друга. Это из тех вещей, которые невозможно объяснить другому человеку, нечего и пытаться; но однажды, когда мы были маленькие, я все-таки рассказала Сэлу, и мы пошли к ним в ванную и стали смотреть на пол вместе. Сэл и Миранда, Миранда и Сэл.
* * *
Сэл все больше и больше играл в баскетбол и все меньше и меньше разговаривал со мной. Я четыреста раз спросила, все ли у него в порядке, не злится ли он на меня и что случилось, и триста девяносто девять раз услышала в ответ «да», «нет» и «ничего». На четырехсотый раз, стоя в нашем подъезде и уставившись себе под ноги, он ответил, что пока что не хочет вместе обедать и ходить из школы.
— Ты вообще-то хочешь со мной дружить? — спросила я.
По-прежнему глядя на свои ноги, он сказал, что пока, наверное, нет, не очень.
Пожалуй, мне повезло, что это случилось в ту самую неделю, когда Джулия вздумала за что-то наказать Аннемари.
Девчонки в школе обижали друг друга все эти годы, просто раньше, пока мы с Сэлом были вместе, я их почти не замечала, а теперь волей-неволей стала приглядываться. Я наблюдала, как они обмениваются лучшими друзьями, объявляют войны, плачут, обмениваются обратно, заключают союзы, притворно визжат и хватают друг дружку за руки, изображая восторг или испуг, и так далее и тому подобное. Я видела, кто из них мучает Алису Эванс, которая стеснялась сказать, что ей нужно выйти, — это в шестом-то классе! — и терпела до последнего. Эти девчонки ждали, пока Алисе станет совсем уже невмоготу, и, видя, что она переминается с ноги на ногу, начинали лезть к ней с вопросами. «Алиса, — спрашивали они, — а ты домашку по математике сделала? Помнишь ту задачку — „проверьте результат с помощью умножения“? Как ты ее решала?» И она начинала объяснять, в отчаянии подпрыгивая.
Я знала, что у девочек принято ходить парами. Одной из постоянных парочек были Джулия и Аннемари. Джулию я ненавидела, на Аннемари никогда не обращала особого внимания.
Мое первое воспоминание о Джулии — это как мы во втором классе делали аппликацию, автопортрет из цветной бумаги. Она тогда заявила, что у нее ничего не получится, потому что для ее кожи нужна бумага цвета кофе-латте, а для глаз — цвета шоколада с содержанием какао шестьдесят процентов. Я помню, как я вылупилась на нее при этих словах. И помню свои мысли: кожа у тебя коричневатая, глаза карие, так возьми коричневую бумагу и не выступай, идиотка! Джей Стрингер не жалуется, и никто из десятка ребят с темной кожей не жалуется — взяли коричневую бумагу и клеят себе спокойно. Я же не ною, что мне дали ярко-розовую бумагу. Или она считает, что у меня кожа ярко-розовая?
Но вскоре я узнала, что Джулия вообще не такая, как мы все. Она объездила с родителями весь мир. Вдруг исчезала из школы и объявлялась через две недели с атласными лентами в косичках, или в новом зеленом бархатном платье с круглым вырезом, или с тремя золотыми колечками на одном пальце. Она говорила, что шоколад с содержанием какао шестьдесят процентов впервые попробовала в Швейцарии — родители ей все время там его покупали, и там же они ей купили крошечные серебряные часики, которые она вечно тыкала людям под нос.
Я и сейчас не знаю, в чем уж там провинилась Аннемари, но в тот вторник на самостоятельном чтении Джулия ей заявила, что в наказание не будет с ней обедать «до самого конца недели». Джулия обожала делать такие заявления громким театральным шепотом, чтобы слышали все вокруг. Так что в среду я спросила Аннемари, не пойдет ли она со мной на обед. И она сказала, что пойдет.
* * *
В шестом классе все, у кого есть хотя бы немного денег, обедают в кафешках, если только не случается чего-то такого, из-за чего нас не выпускают из школы. Вот в первую неделю учебного года какой-то маньяк бегал голым по Бродвею, и нам пришлось есть в школьной столовой, пока полиция его ловила.
У нас в основном все ходят в пиццерию или в «Макдональдс», а иногда еще в сэндвичную. У нее есть настоящее название, но мы называем ее просто «У Джимми», потому что там работает один-единственный человек, которого зовут Джимми.
Выгоднее всего, конечно, пиццерия: за полтора доллара берешь два куска пиццы, банку газировки и вишневый леденец на палочке «Блоу Попе» — они букетиком торчат из стаканчика возле кассы. В тот первый день нам с Аннемари повезло: мы нашли два свободных стула рядом, у прилавка, под флагом Италии.
Есть пиццу с Аннемари оказалось немножко противно, потому что она двумя пальцами снимала со своих кусочков сыр, точно коросту, и съедала его, а все остальное оставляла на тарелке. Но она смеялась моим шуткам (в основном это были шутки Ричарда, который плохо рассказывает анекдоты, зато знает их целую уйму) и пригласила меня после школы к себе домой, и это с избытком окупало все неприятности. Потому что это означало, что мне не придется слушать, как Сэл стучит под окном баскетбольным мячом. И что когда я пойду домой, человек, который смеется, скорее всего, уже будет спать под своим почтовым ящиком.
Ключей от дома у Аннемари не было. Зато был швейцар, с которым она поздоровалась хлопком ладоней, и папа, который открыл нам дверь квартиры наверху.
— У твоего папы что, выходной? — спросила я шепотом., — Нет, — ответила Аннемари, — он работает дома. Он иллюстратор медицинских журналов.
— А мама твоя тоже дома?
Аннемари покачала головой.
— Она на работе.
Спальня у Аннемари по размеру почти как моя, только на окнах красивые занавески, а стен почти не видно из-за всевозможных картинок и фотографий, от которых я никак не могла оторваться. Их там, наверное, не меньше ста.
— Мы с ней давным-давно знакомы, — сказала Аннемари, плюхаясь на кровать. Кровать ее была застелена каким-то восточным покрывалом, на которое было набросано с полсотни подушечек.
— С кем?
Она покраснела:
— Ой… мне показалось, ты смотришь на фотки Джулии.
Только тут я заметила, что вся комната увешана Джулиями. Ну, может, не вся, но их было очень много. Аннемари и Джулия в пижамах, Аннемари и Джулия в парке, разодетые Аннемари и Джулия у входа в какой-то театр…
— Тук-тук! — Вошел папа Аннемари с тарелкой, на которой лежали такие крошечные сосисочки. — Мне нужно срочно сдавать работу, — сказал он мне.
— А когда мне нужно срочно сдавать работу, я начинаю много готовить. Горчицу любишь? Вот она. Сейчас будет яблочный сидр.
Через несколько секунд он принес мне стакан сидра, а своей дочке, кажется, простую воду. Но Аннемари этого как будто и не заметила.
Ковер в комнате у Аннемари был очень мягкий — просто-таки еще одна кровать, — я улеглась прямо на него. От горчицы у меня всегда губы горят, но все равно было классно.
В блице мама уже просто ас. Она почти всегда успевает уложиться со своими семью словами в тридцать секунд — и когда подсказывает, и когда угадывает.
Второй этап «Пирамиды» называется «Раунд победителя», потому что в него выходят победители блица. В раунде победителя партнер-знаменитость подсказывает, а игрок отгадывает — но уже не слово, а категорию, или тему. То есть если знаменитость говорит «тюльпан, маргаритка, роза», то игрок должен сказать «цветы».
