Все невзгоды последних дней сказались, и если бы не совершенная необходимость двигаться дальше, Никита и Петька давно бы свалились в изнеможении.
Владька перенес меньше их, потому старался двигаться первым как можно дольше, но Владька хуже знал тайгу, не привык еще к ней, поэтому его валила не меньшая усталость, и менялись примерно через одинаковые промежутки времени.
Когда, сбросив на землю мешки, чернобородый остановился, а рядом с ним остановился, тяжело опустив на землю железный ящик, Проня, — друзья уже не верили в возможный отдых.
Петька и Владька подползли к Никите. Сели друг против друга и минут пять лихорадочно дышали через приоткрытые рты. Руки у всех дрожали. Тело казалось чужим, непослушным.
Потом Никита облизал губы, зачерпнул рукой из коричневой лужицы рядом с собой воды, смочив подбородок, набрал, ее в рот и, сглотнув, почему-то виновато улыбнулся. Владька и Петька проделали то же самое.
Перед ними метров на сто в диаметре лежало болото. Тайга кольцом окружала его со всех сторон. И само болото напоминало кольцо, потому что в центре его лежал небольшой островок с одинокой высохшей сосной посредине, возле которой и уселись, побросав снаряжение, бандиты.
Петька огляделся. Справа далеко в глубь болота вклинивался поросший мхом и осокой холм.
Пока еще до конца не сморила усталость, поползли вокруг болота. А затем осторожно, сантиметр за сантиметром, по горло в затхлой воде выбрались на зеленый холм.
Петька двигался первым и, когда, раздвинув осоку, увидел бандитов, на мгновение даже забыл про усталость — так близко подобрались они к самому логову противника. Пнул ногой приближающегося Владьку. Тот понял и, осторожно подобравшись к нему, тоже замер на секунду. Лишь Никита поглядел сквозь осоку хладнокровно — так, будто он обещал Проне явиться в гости, и вот — «здравствуйте» — он здесь.
Низкое солнце едва пригревало. Появилась опасность остаться в мокрой одежде на ночь. Решили, что пока один наблюдает, двое отползут назад, чтобы выжать свою одежду, насколько возможно. Тогда она просохнет быстрее… Все три отжатые телогрейки разложили в траве, и они стали ровно парить под слабым закатным солнцем.
Потом опять улеглись рядышком у самого края холма, заканчивавшегося крутым, метров около двух уступом.
Бандиты не решились жечь костер. Они запутывали следы и не хотели оставлять после себя никаких примет… Развязали мешки.
Друзья тоже чувствовали сосущий голод. Но пировать они не имели права. Владька достал полбуханки намокшего хлеба, разрезал на три части, и маленькими кусочками, не жуя, а высасывая хлеб, они стали ужинать… Потом Никита засек по какой-то одному ему видимой тени время и взял на себя дежурство, а Петька и Владька, уткнувшись в сомкнутые перед собой руки, заснули тут же, рядом с ним.
Бандиты вскрыли какие-то консервы, опять достали водку и долго ели в мрачном, холодном молчании… Разговор начался, когда опорожнилась и полетела в воду первая бутылка.
Чернобородый опять вспомнил о «змеенышах», которых надо было удавить и теперь чувствовать себя спокойно. Проня усмехнулся.
— Вы горожанин, господин Вандер… Это по-русски Иванов, что ли? Искать человека в тайге — искать иголку в стоге сена. Завтра мы отрежем эти патлы, — Проня показал на свои волосы, — и сможем пробираться ближе к дорогам.
Разговор принял критическое направление после того, как бандиты, опорожнив еще одну бутылку, опять попытались вскрыть ящик и опять не смогли. К этому времени успел немного поспать Никита. Дежурил Владька.
— Будь он проклят, этот сундук! Не тащиться же с ним в город! — сказал чернобородый.
Проня сел на ящик, любовно погладил его ладонью., — Достанем инструмент. Кто же знал, что он окажется таким! — И Проня размечтался: — Зачем тебе деньги? Кто привык жить на подаяние, тот всю жизнь может питаться подаянием. А я шел к этому золоту почти тридцать лет!
Чернобородый весь распрямился, от злости у него даже волосы будто встали на голове.
— Дурак! Что толку с твоего хождения! Не будь меня, ты никогда не выбрался б из лагерей или тебя прикончили бы в самом начале!
— Я мог взять в напарники не тебя, — почти весело отозвался Проня. — Я мог любого купить за один-единственный червонец. Понимаешь: за червонец!.. За один! — уточнил Проня. — А не за половину того, что здесь есть!
Седые косматые брови Пронй шевелились на ветру, и весь он казался дьяволом, вышедшим откуда-то из старых сказок о страшилищах. Чернобородый напрягся, и Владька заметил, как чуть потянулась его рука к ружью. Проня тоже чуть наклонился весь — к своему ружью.
Напряженно застыли оба, как бы стараясь определить, чья рука дотянется первой. Владька пнул ногой Петьку, потом Никиту. Они разом очнулись, и дальнейшее видели уже все трое.
— Будем так?.. — спросил, не сводя воспаленного взгляда с Прони, чернобородый. Проня хихикнул.
— Давай пить, что за глупости!.. Шуток не понимаешь!
И они медленно расслабились оба.
Чернобородый налил в кружку водки. Слышно было, как постукивает о дюралевую кромку стеклянное горлышко бутылки.
Чернобородый вылил в кружку ровно половину…
Проня взял кружку. Оба разом приложились к своей водке, вместе начали тянуть и каждый глоток делали вместе…
В их взглядах, какими они следили друг за другом, была глухая, беспредельная ненависть.
Друзья почувствовали, что должно что-то случиться, но не думали, что это случится сразу, так быстро и так неожиданно.
Бандиты одновременно допили водку, одновременно оторвали свои посудины от губ, стали одновременно опускать: Проня — кружку, а чернобородый — бутылку… И вот, когда уже казалось, что они одновременно поставят их на траву, — бутылка и кружка полетели в стороны. Коротким броском бандиты рванулись к ружьям. И в следующее мгновение все уже было кончено. Выстрелы раздались не одновременно. Первым успел спустить курок Проня. Он выстрелил в упор, с расстояния в три шага. Чернобородый, оседая, негромко и протяжно, с хрипом закричал, как кричит в предсмертных судорогах зверь:
— У-У-У!..
Его ружье выстрелило, ткнувшись стволом в землю. Ствол у дула разорвало. Проня выругался, схватившись за руку, потер: пустяки, царапина.
Ошеломленные, друзья видели, как чернобородый упал на землю.
Упал на спину и кричать перестал, но по глазам его, устремленным в небо, было видно, что он еще жив.
Проня пинком отбросил его ружье в сторону.
И вдруг затаившиеся наблюдатели услышали голос чернобородого:
— Я болван, что не пришил тебя раньше… — Лицо его на секунду перекосилось от боли. — Я хотел это сделать еще там, у горы… Мне не нужна половина… — с хрипом добавил он. — Я бы взял себе все!
Проня усмехнулся. С лица его давно исчезло придурковатое выражение. Глаза из-под седых косм глядели жестко, в упор.
— В любом случае я сделал бы это раньше. Мне тяжело было нести одному. Ты поспешил: я хотел дать тебе еще один день жизни.
— Этот день был бы твоим последним днем… — отозвался чернобородый. — Ты падаль… Падали незачем деньги… А я болван… — превозмогая боль, повторил чернобородый. — Я проснулся той ночью, чтобы кончить тебя… Эти змееныши спутали все мои карты… Я испугался козырных шестерок, когда надо было убирать туза…
Проня, усмехнувшись опять, уже не слушал его.
Проня удалился на край острова, прошел вдоль берега, остановился против небольшого водяного оконца во мшистых зарослях болота, сломал ивовый прут, опустил его в воду, дна не достал. Перекинул ружье за плечо, подошел к чернобородому и, схватив его за ноги, поволок к воде.
Чернобородый захрипел.
Никита не выдержал и рванулся вперед. Петька всем телом прижал его к земле. Владька, бледный как полотно, лежал, не двигаясь, губы его дрожали.
Проня подволок напарника к самому берегу, бросил, отвязал с пояса его патронташ, сходил подобрал испорченное ружье, взял веревку.
— Дай умереть!.. — страшно прохрипел чернобородый.
— Умрешь, умрешь… — не дрогнув ни одним мускулом лица, отвечал Проня, привязывая к его ногам ружье, набитый зарядами патронташ и большой, подобранный здесь же камень. Потом выпрямился, не обращая внимания на выпученные глаза раненого, перекрестил его и, наклонившись опять, начал сталкивать его грузом вперед в воду.
Трудно сказать, чем бы закончилось все это. Теперь, наверное, не выдержал бы Петька. Владька, зажмурившись, — зарылся бледным лицом в землю. А Петька уже напрягся, чтобы вскочить. Но в это время чернобородый как-то неестественно, всем телом дернулся, над болотом разнеслось хриплое проклятье, и раненый бандит сник на глазах. Умер.
Проня помедлил минуту, глядя, как закрываются глаза чернобородого, и толчком ноги в плечо столкнул его в воду. Коротко плеснули круги. Вода еще некоторое время пузырилась в зеленом оконце, потом все кончилось… Проня перекрестил воду, перекрестил себя и возвратился к оставленному имуществу. Опустился на колени перед ящиком, стал гладить его крышку, бока, и из глаз его потекли слезы.
