Полная и довольно большого роста, она обладала удивительной способностью неслышно двигаться и неслышно разговаривать. Во всех ее движениях было что-то ласковое и успокаивающее.
Теперь Костя вспомнил ее и вспомнил, как легко она поднимала раненых в госпитале, не хуже мужчин-санитаров.
Светлана и Мария Андреевна по очереди спали на диване в столовой. Костя, по просьбе Светланы, передвинул буфет, поставив его боком к стене, спиной к дивану. От буфета к другой стене Светлана протянула шнурок и повесила занавеску. На ночь занавеска задергивалась, часть столовой отделялась, оставался маленький проход из Костиной комнаты в переднюю и комнату Зинаиды Львовны.
Впрочем, Костя заметил, что занавеска задергивается очень редко.
— Светлана, ты, собственно, когда спишь?
— Как — когда сплю? Вот Мария Андреевна придет в двенадцать часов, и я лягу.
Квартира была такая крошечная, что, когда Светлане и Косте нужно было поговорить, чтобы Зинаида Львовна не услышала, приходилось уединяться в кухне или в Костиной комнате, да и там закрывать дверь и говорить как можно тише.
— Ты ляжешь сейчас, и ляжешь не на диване, а здесь. — Костя хлопнул рукой по своей кровати. — А Мария Андреевна, когда придет, ляжет на диване и тоже будет спать, а с мамой ночью я посижу, потому что я больше так не согласен!
— Вы же не знаете, что нужно делать, если…
— Ты мне объяснишь, а если буду сомневаться, кого-нибудь из вас разбужу. Ложись, Светлана, прямо сию же минуту ложись! Только вот… — он провел рукой по одеялу, — твердо тебе будет…
Он положил на кровать шинель, свое старое ватное пальто, драповое пальто, разровнял, принес из столовой какие-то маленькие подушки.
— Оставьте, я сама постелю.
— Спи!
Оставшись одна, уже потушив электричество, Светлана ворочалась с боку на бок и, несмотря на усталость, долго не могла заснуть. Хотелось поплакать, дать себе волю. Никто не услышит, никто не войдет.
Нет, нельзя распускаться!
Глаза немного привыкли к темноте. В маленькой комнате стали вырисовываться знакомые предметы. Рядом — письменный стол. В углу над головой — книжная полка. На ней лежит — Светлана знала — старый альбом с фотографиями…
Светлана вытерла о подушку щеку.
Пускай шинель, пускай драповое пальто… Твердый, очень твердый кэлькэшоз!
…Зинаида Львовна проснулась ночью:
— А у меня новая сиделка.
— Да, мама. Если чем не угожу, вели старых позвать, опытных.
— Светланка спит?
— Спит.
— Это хорошо. Если бы ты знал, Костя, как она со мной… Хорошая она очень.
— Да.
— И умница.
Костя опять сказал:
— Да. Знаешь, мама, мне приходилось слышать, что многие девушки желали бы иметь старших братьев. Признаться, у меня никогда не было желания иметь младшую сестренку, а теперь я вижу, что это очень приятно… Только, мама, мне не приказано с тобой разговаривать. Так что ты уж как-нибудь постарайся заснуть, а то мне попадет от начальства.
Зинаида Львовна спросила:
— Костя, ведь это неправда, что у тебя занятия еще не начались?
Костя ничего не ответил. Что он мог сказать, когда мама давно уже знает?
Зинаида Львовна улыбнулась:
— А Светлана говорила, что у нее в училище ремонт не закончен… Эх вы, ребятки, ребятки!
— Костя, мама тебя зовет.
Костя испуганно вскочил со стула. Неужели заснул? Казалось, присел на одну минуту у письменного стола.
В дверях стояла Мария Андреевна. Вечер еще? Или уже утро?
Зинаиде Львовне становилось все хуже и хуже. Теперь не только уехать на несколько часов — Костя просто боялся выходить из ее комнаты. Ему казалось, что мама захочет видеть его или что-нибудь ему сказать именно в ту минуту, когда его не будет с ней.
Он бросился к двери.
— Нет, нет, — ответила Мария Андреевна на его испуганный взгляд. — Постой, не беги. Мама проснулась. Она просила меня достать ее письма. Какое-то твое старое письмо хочет найти. — Она опять остановила его: — Не входи к ней с таким лицом.
Она вернулась в спальню, а Костя задержался немного в столовой.
Занавеска не задернута. Светлана спит одетая, свернувшись на краю дивана, положив на валик щеку.
— Мама, какое письмо?
На коленях у Кости лежала большая пачка старых писем, его писем.
— Светлана знает… Светлана найдет…
— Позови ее, — сказала Мария Андреевна.
Очень жалко было будить. Костя наклонился над диваном:
— Светланочка!.. Светик!
Она подняла голову. Одна щека была розовая, другая бледная.
— Светик, ты прости, что я тебя разбудил… Может быть, ты лучше поймешь?
Светлана одернула смявшееся платье, что-то искала на полу. Подходя к дивану, Костя, не заметив, задвинул под стол мягкие комнатные тапочки. Нагнулся и поднял их с виноватым видом. Маленькие такие, совсем как игрушечные.
— Ты потом опять ляжешь, хорошо?
Кажется, он был готов обувать ее сам.
Бледная щека чуть заметно порозовела. Светлана поспешно взяла тапочки:
— Идите, я сейчас.
Она приглаживала растрепавшиеся волосы.
На столике у кровати большая пачка писем. Среди множества солдатских треугольничков Светлана безошибочно выбрала один и протянула его Косте. Он пробежал глазами письмо, написанное семь лет назад, в котором он убеждал маму, что никогда не нужно падать духом.
— Мама, я понял… Мамочка, я тебе обещаю!
Зинаида Львовна умерла через три дня, рано утром, на рассвете.
Светлана срезала в саду все белые цветы, астры и флоксы. Сначала Костя сказал: «Режь все подряд!», а потом раздумал — пускай останутся, мама сама сажала.
Днем приходили знакомые и совсем незнакомые Косте люди. Много народу приходило.
Костя стоял в столовой у окна, когда пришли школьники с венком. Две девочки, выходя из комнаты Зинаиды Львовны, громко заплакали.
В горле перехватило от этих детских слез…
Еще кто-то подходит к калитке… Александра Павловна Зимина.
Костя быстро прошел через кухню черным ходом и сбежал со ступенек в сад.
— Костя, вы… уходите?
Светланка… И откуда она только взялась?..
— Светлана, Александра Павловна пришла, я не могу с ней сейчас разговаривать!
— Костя, вы только не уходите очень далеко! Пожалуйста!
— Ладно.
Он похлопал себя по карманам — портсигара не было, забыл на столе.
Он прошел в самый дальний, заросший уголок сада и сел на скамейку, за кустами сирени и черемухи. Как часто эти кусты подвергались опустошению в весеннее время — для Нади.
Прошуршали шаги за спиной… Маленькая загорелая рука положила на скамью портсигар и коробку спичек. Костя обернулся — никого уже не было, только легкий удаляющийся шелест шагов за кустами…
Очень много народу пришло на похороны.
Приезжали из дальних колхозов. Очень много было ребят. Все сотрудники библиотеки были здесь — библиотека закрылась на несколько часов.
Говорили — Костя сам этого не знал, — что мама работала в библиотеке больше двадцати лет.
Вернувшись с кладбища, Костя прошел по комнатам. Все было прибрано, вещи расставлены, как при маме. И Светлана и Мария Андреевна уходили тоже. Кто это сделал? Кто позаботился обо всех гнетущих мелочах, о которых так не хочется думать, когда горе? Косте казалось, что все делается как-то само собой.
Он присел на подоконник в столовой. Хотел закурить и сейчас же потушил спичку — вспомнил, что не курил здесь при маме, чтобы дым не шел в ее комнату.
— Костя, вы когда уезжаете?
— Сегодня.
— Ведь вы могли бы до завтра остаться… Вы говорили, ваш отпуск…
— Нет, нет, я сегодня поеду.
Ни одного дня, ни одной ночи в пустом доме!
— Можно, я с вами до вокзала? Ведь я тоже в Москву возвращаюсь.
— Конечно. Поедем вместе… Трудно тебе будет учиться теперь — пропустила много.
— Ничего. Догоню. Костя… а вы знаете, который теперь час?
Нет, он не знал, не заметил, что уже так поздно. В сущности, надо было хватать чемодан и идти на станцию.
За эти несколько дней Костя привык беспрекословно исполнять все Светланины просьбы. Все, что делала Светлана, она делала для мамы. Просьба Светланы была как приказ. Сейчас просьба не была высказана, но… Костя почувствовал, что Светлане хотелось бы остаться, никуда не торопиться сегодня. Он представил себе ее, такую маленькую, такую измученную, в вокзальной толпе. Уложить бы ее сейчас, чтобы выспалась. Да и с Марией Андреевной не попрощался.
Он тихо сказал:
— Если хочешь, поедем завтра.
Прямо перед окном цвели георгины, похожие на хризантемы, мамины любимые. Хорошо, что не срезали вчера все цветы, что клумбы остались и сад не выглядит опустошенным. А впрочем, начнутся холода — вымерзнут все равно…
— Я приеду сюда как-нибудь в воскресенье, — сказала Светлана, — поработаю в саду. Нужно будет укрыть яблони и розовые кусты, а георгины выкопать — и в подвал… Я знаю, как нужно делать, мы прошлой осенью…
