Выскочил Антоний на палубу, глянул вслед пароходу:
– Как еще вода эту жаровню держит! – и плюнул за борт: – На тебе на дорогу.
Старый матрос подошел к Антонию, кивнул вслед пароходу:
– А ведь самый-то лучший груз они подбирают.
– Плевал я, – засмеялся Антоний, – пусть дураки везут им мешки да бочки. Да на этой жаровне и ладан серой провоняет! А много ли их, пароходов-то?
– Да слыхал, что уж два их в нашем море завелось.
Ушел старик спать. Антоний долго глядел вслед пароходу и видел, как уходит вдаль огонек, все меньше, меньше и вот уж совсем не стало.
– Ишь устилает, – сказал Антоний. – Погоди! – и погрозил кулаком пароходу вслед.
С полночи заиграл ветерок, скрипнули мачты, проснулся «Не Горюй» и пошел полным ветром через море, на ту сторону.
А на той стороне был город на море. И прямо пройти к этому городу нельзя было. Под водой лежала каменная гряда. Каменные горы стеной стояли, острые, как пики, и только порожним кораблям можно было проскользнуть поверх этих пик, а груженые корабли делали крюк, большой дугой обходили эти мели и камни.
Антоний не спал ночью, поджидал, когда надо свернуть и пойти вдоль страшных каменьев.
«Волчьи зубы», – говорили моряки про эти каменья.
Стало светать, и уж близко должны быть Волчьи зубы. Глядит Антоний вперед – что за чудо? Будто вышел зуб из воды и торчит черным пеньком. Присмотрелся – что за дьявол? Никак пароход стоит. Стоит как раз на «зубах».
– Ребята! – крикнул Антоний, – попала кузница волку в зубы.
Все вскочили, все через борт глядят, глаза со сна протирают.
– Верно! Сел пароход на каменья.
А на пароходе флаг на мачте и флаг узлом завязан: просит пароход флагом помощи.
Антоний направил корабль к пароходу, а с парохода к нему шлюпка идет, гребут гребцы изо всех сил. Приехал сам капитан.
– Антоний, – говорит капитан, – будь, Антоний, другом, спаси ты нас.
– А езжайте все ко мне, – говорит Антоний, – я гостям всегда рад.
– Нет, – говорит капитан, – нет, Антоний. Дай ты мне один свой парус. У меня дырка в боку. Я твой парус подведу, растяну за четыре угла, и он мне как пластырем дыру мою залепит. Дойду как-нибудь до порта.
– Тебе пластырь надо? – говорит Антоний. – У меня не аптека!
– Антоний, – взмолился капитан, – видишь, стоит мой пароход, а ты мимо идешь…
– Я тоже стоял, а ты мимо шел, – смеется Антоний, – я ж не плакал.
– Так ведь потонет пароход! – закричал капитан.
– А зачем кузнице по морю плавать? – сказал Антоний. – Бросай свой утюг, вези всех людей сюда. А не хочешь – я дальше пошел. Решай: раз и два.
Озлился капитан, чуть не заплакал. Однако поехал назад и всех людей перевез к Антонию на корабль.
– Пошел «Не Горюй»! – крикнул Антоний и пустил корабль в обход вдоль «зубов».
А капитан стоял на борту и все глядел, как тонул его пароход.
– Все равно другой остался, – шепнул старик Антонию в ухо.
А на другом пароходе был ловкий капитан. Осторожный моряк, изворотливый. Бегал, рыскал его пароход по всем портам. Только Антоний сунется за товаром, – глядь – уж пароход перехватил и увез куда надо.
Товарищи-капитаны смеются.
– Что, – говорят, – вози песок, Веселый Купец.
– Всему время будет, – говорит Антоний. – Чего вы пароходом пугаете? Да плевал я на это чучело, коли я Антоний! Чем пароход грузится?
– Да не для тебя это, – говорят капитаны. – Маслом прованским грузится – новое масло, брат, а за морем его нет. Сейчас какую хочешь там цену дадут – приди только вперед парохода. А уж опоздаешь – никто и бочки одной не возьмет. Повезешь домой.
– Плевал я, – сказал Антоний, и побежал в город. Накупил масла на все деньги, что были. На пароход бочки катают, спешат, а на Антониев корабль и того хлеще: вся команда в поту. И закатывают, закатывают, как орехи в мешок сыпят.
Управился Антоний раньше парохода. Скорей ставь паруса, пошел в море.
Как двинул ветер с берега – еле мачты держат, зыбь в корму шлепает, подгоняет.
– Не горюй! – кричит Антоний. – А что, ребята, не Антоний я?
Уж вот-вот он, берег. Еще немного. Спадать тут стал ветер, не дотянул. Ах, чуть-чуть бы – вон и город видать, рукой подать. Оглянулся Антоний и видит: дымит сзади пароход. Вот уж видать, как торчит черной папиросой труба из моря, а вот и весь пароход видно стало. А у Антония нет ветру в парусах, нет совсем, хоть сам дуй. Совсем нагоняет Антония черный пароход, и черным змеем далеко-далеко уходит дым, виснет над морем.
Прошумел мимо пароход и первым пришел в порт.
Все матросы оглянулись на Антония.
– Не горюй, – сказал Антоний, – все равно наша возьмет.
Только к ночи притащился Антоний в порт. Про товар никто и не спрашивает. У всех купцов полно масла.
– А куда, – спросил Антоний, – пароход пошел?
– Да сейчас, – говорят, – только вышел. Разве не встретили? Туда, знаешь, пошел – за Волчьи зубы, там масла нет. Цена, сказывали, как на золото.
– Ставь паруса! – крикнул Антоний.
Сорвался Антоний из порта, и побежало судно в море.
И снова двинул прежний ветер. Крепкий, ровный.
– Откуда снова взялся? – говорят матросы.
– Это он обедать ходил, – кричит Антоний. – Что он вам поденщик, что ли? Поспал, теперь свое возьмет. Не горюй, молодцы!
Ночь была темная, тьма густая стояла, только вода белыми гребнями вспыхивала, и птицами летала белая пена через Антониев корабль. Никто на корабле не спал, и сам Антоний на руле стоял. И как раз тут, вот уж скоро, должны быть рядом Волчьи зубы.
Вдруг Антоний повернул корабль – и все поняли, что направил прямо на Волчьи зубы. Да с такого хода!
Старик подбежал к Антонию:
– Хозяин! Что делаешь? На каменья правишь!
– Не горюй! – орет Антоний. – Открывай трюм, ребята, кидай бочки за борт, пока не крикну баста. Живо!
Бросились матросы, открыли трюм и давай валить бочки за борт. С ума сошел хозяин. Да все равно – не горюй!
– Вали, вали! – кричит Антоний, – живо!
Половину груза вывалили матросы. А каждый в уме путь мерит: вот-вот уж скоро Волчьи зубы.
А «Не Горюй» всплыл выше, легче стало судно, и совсем на бок положил его ветер. А на самые на Волчьи зубы напрямик к порту гонит свой корабль Антоний.
И вот они, буруны, белеют во тьме над «зубами», ревом ревет вода, пенится. В самые буруны гонит Антоний судно, со всего ходу. Матросы глаза зажмурили. Ждут, как треснет с ходу, как полетят на палубу мачты, как горшок об камень, разлетится вдребезги судно.
Влетел Антоний в пену и крикнул:
– Антоний идет! Держись!
Затрясся в пене корабль и прошел дальше. Матросы друг на друга глядят – стоят мокрые и понять не могут: на том ли, на этом свете? А корабль полугруженый лежал боком и сидел в воде как порожний. Бежит дальше.
Ветер давит паруса, трещат снасти. Вот уж два паруса выдавило; как лист по ветру унесла погода белые клочья в черную ночь. Прет Антоний прямо в порт – вон огни по берегу рассыпались, переливаются, дышат как уголья. Влетел в порт Антоний и отдал якорь.
А к судну уж шлюпка тащится.
Кричат:
– Не с маслом ли?
И часу не прошло – полна палуба купцов у Антония. Набивают цену – дай только хоть баночку.
– А парохода, – спрашивают, – не видали?
– А не знаю, – говорит Антоний, – раньше нас вышел, видать, не к вам пошел.
Продал Антоний в тот же час все масло, что у него осталось, – и такую цену дали ему, что и не снилось Антонию.
А наутро пришел пароход. Антоний капитану шляпой машет.
И ни бочки не взяли с парохода. Повернул пароход и задымил сердито.
А Антоний пришел домой.
– Нет, – говорит, – не буду я счастья моего до донышка высасывать. Переехала мне дорогу плавучая кузница!
Продал корабль, матросов всех деньгами одарил.
– Спасибо, – говорит, – за службу, ни разу меня не выдали, ребята.
И открыл Антоний на берегу корчму «Не Горюй».
1. Ладьи
Обмотали весла тряпьем, чтоб не стукнуло, не брякнуло дерево. И водой сверху полили, чтоб не скрипнуло, проклятое.
Ночь темная, густая, хоть палку воткни.
Подгребаются казаки к турецкому берегу, и вода не плеснет: весло из воды вынимают осторожно, что ребенка из люльки.
А лодки большие, развалистые. Носы острые, вверх тянутся. В каждой лодке по двадцать пять человек, и еще для двадцати места хватит.
Старый Пилип на передней лодке. Он и ведет.
Стал уж берег виден: стоит он черной стеной на черном небе. Гребанут, гребанут казаки и станут – слушают.
Хорошо тянет с берега ночной ветерок. Все слыхать. Вот и последняя собака на берегу брехать перестала. Тихо. Только слышно, как море шуршит песком под берегом: чуть дышит Черное море.
Вот веслом дно достали. Вылезли двое и пошли вброд на берег, в разведку. Большой, богатый аул тут, на берегу, у турок стоит.
А ладьи уж все тут. Стоят, слушают – не забаламутили б хлопцы собак. Да не таковские!
Вот чуть заалело под берегом, и обрыв над головой стал виден. С зубцами, с водомоинами.
И гомон поднялся в ауле.
