Пятно сообщило мне, что в другой раз я должен буду добираться сам. Сам, значит сам, решил я. Я очень отчетливо представил себе этот Город, голубоватый с коричневым, каменные ступени (а, может, не каменные?), ведущие к подъезду в квартиру отца… Попасть туда оказалось труднее, чем куда-нибудь на Земле, меня даже немного потрясло, но я не отступал и все-таки оказался там, на этих ступенях, хотя и довольно усталый. Отец вышел навстречу.
— Ты не знаешь, где Фифа? — спросил я.
— У меня, — ответил отец.
— Что с ним случилось?
— Выпал из окна и попал под машину. Хочешь его увидеть?
Мы поднялись в квартиру. Фифа сидел на подоконнике и смотрел на меня — огромный, зеленоглазый, ленивый кот. Наш Фифа. И в то же время — какой-то другой. Когда я вошел, он спрыгнул и стал тереться о мои ноги.
— Где твои восемь детей? — спросил я у отца.
— В школе, — ответил отец.
— И девочка?
— Девочка в детском саду. Ты хочешь ее увидеть?
— Нет, вообще-то.
— Мне надо идти на работу, ты можешь меня проводить.
Мы вышли из дома и пошли по улице. Дом отца стоял на этой улице, но существовал как-то отдельно, мы немного прошли и Город словно надвинулся на нас. Появилось множество народа и самого разного транспорта. Я никогда не видел столько людей и столько транспорта.
— Какие у тебя планы? — спросил отец.
— Пройдусь немного, — ответил я.
— Мне надо ехать.
— Счастливо…
Отец махнул мне рукой и вскочил в автобус — автобусов этих было море. А я пошел дальше по улице. Ну и улица же это была, я вам скажу! Ни конца, ни края… Что я нигде не бывал? Я «бывал» и в Токио, и в Нью-Йорке. Так вот, никакого сравнения. Тем более было мое удивление, когда среди этого неисчислимого множества увидел нашего Фифу. Дома, он не высовывался даже за порог квартиры, а тут преспокойно шел себе в толпе и в ус не дул. Я попытался схватить его на руки, но он зашипел и выпустил когти — не дался. И опять пошел неподалеку от меня. Какое-то время мы с ним так и шли, не выпуская друг друга из вида. Вдруг он повернул в сторону и проскользнул в полуоткрытую дверь какого-то кафе, при этом его хвост изогнулся сначала в виде вопросительного, а потом восклицательного знака. Конечно, я пошел следом.
Я оказался в кафе-мороженом. Люди сидели за столиками и у стойки, и ели мороженое в высоких цветных вазочках. Фифа рванул к одному из столиков, я — за ним. И кого же я увидел? Вот тут уж ни за что не догадаетесь! А как тут догадаешься? За столиком сидел Учитель и тоже ел мороженое. Весь в белом, волосы темные. И хоть на фотографии в той самой книге его лицо было малопонятным, а может, и совсем непонятным, я его сразу узнал. Но что же было дальше? Учитель увидел меня, почему-то изумился, отставил свою вазочку с мороженым, подхватил полы длинного белого одеяния и бросился бежать. Фифа — за ним, я за ними обоими. Учитель выскочил из кафе-мороженого и побежал по улице. Он бежал так шустро, что если бы не Фифа я бы тут же потерял его из вида. Но Фифа от него не отставал, его хвост мелькал передо мной в толпе, как флаг и я бежал, можно и так сказать, уже не за Учителем, а за этим хвостом. Сколько это продолжалось, сказать не могу, по сторонам я не смотрел и задача у меня была одна — не потерять Фифин хвост. Наконец, Фифа остановился. Я подбежал. Он сидел на лестнице, ведущей к входу в очень высокое здание, напоминающее собой стрелу, и спокойненько так умывался, намыливал и намыливал свою усатую морду. Потом равнодушно так глянул на меня и пошел себе по улице обратно. Я понял, что дальше мне надо идти одному. И пошел. Это была библиотека. Я поднимался по лестнице-эскалатору и обследовал один читальный зал за другим. Я очень утомился вот так бегать по этим залам, увидел на одном этаже буфет и решил передохнуть, выпить кофе и съесть булочку — их было много и такие разные, прямо неисчислимое количество, а я ведь мог здесь и пить, и есть. Короче, я встал в очередь, а когда подошла моя, вынул из кармана деньги, которые мать дала на завтрак. Буфетчица посмотрела на меня как-то странно, а мужчина, стоявший за мной, «сказал»:
— Я заплачу, пусть мальчик поест…
И вынул из кармана деньги, похожие на мои, но в то же время — другие.
Я выпил кофе (а было ли это кофе?) и съел то, чему в своем скромном словаре нашел одно определение — булочка.
Учителя я нашел только в одном из небольших залов в самом верху, он сидел в огромных наушниках, забившись в угол, за книжным стеллажом. Да я бы не заметил его, прошел мимо, если бы не увидел край его белой одежды. Я подошел. Ну, понятно, деваться ему было некуда. Как говорится — я загнал его в угол. Я спросил, типа:
— Что вы от меня убегаете?
(Здесь не было вообще-то такого, как «ты» и «вы». Как в английском. Хоть я плохо рубил в английском, но это-то рубил. Не было ни мужского, ни женского рода. Было что-то среднее. Иначе, как тогда обращаться к пятну? Ведь это было самое что ни на есть «оно». Упрямое и очень обидчивое. Общение здесь, даже с отцом, было прямое и без всяких там вежливостей — пожалуйста, спасибо, большое спасибо. Нет, этого не было. Было то, цитируя пятно, что оно есть. Так что все, что я сообщаю о моем общении — это мой вольный перевод.) Короче, я спросил: — Почему вы от меня убегаете.
— Не хочу, чтобы меня узнали. Я здесь бываю инкогнито.
— А где вы бываете?
— В другом месте. Иногда заглядываю — поесть мороженого, что-нибудь полистать… И пускаюсь обратно…
— Куда?
— Кто ты? Почему так много вопросов?
— Я ваш ученик.
Учитель очень удивился:
— Ученик? Не помню такого. У меня было много учеников. Тебя среди моих учеников не было. Да ты и слишком мал для этого.
— Я прочел вашу книгу. Она у меня здесь. — и я показал на свою грудь.
Учитель задумался.
— Ты очень талантливый. Ни один из моих учеников не смог выйти за земные пределы. Ведь я не просто появляюсь здесь, не только поесть мороженого и заглянуть в библиотеку. Я жду, может, кто-нибудь из них появится.
— Я могу им что-нибудь передать.
— Ты мальчик… Где ты возьмешь деньги, как доберешься до Гималаев, пересечешь несколько стран?
— У меня есть другой способ.
— Разве ты не понял? Эти миры не пересекаются. Если ты не можешь набрать горсть океанского песка, как ты сможешь поговорить с моим учеником?
— Но они же путешествуют?
— Вы путешествуете по разным местам. Постой, у меня был один из твоей страны. Плохой ученик. Нетерпеливый.
Учитель еще больше надвинул наушники и отвернулся.
— Возвращайся. Я подумаю обо всем этом.
Я не двигался.
— Возвращайся, — донеслось до меня. — Мой ученик не должен быть навязчивым. Я сам дам знак.
Сказать, что встреча с Учителем меня взволновала, значит, ничего не сказать. Я был просто потрясен. А главное, чем больше времени проходило с момента этой встречи, тем больше я, если можно так сказать, «потрясался». Я никогда не был отличником, зачем уж так париться, но учился неплохо. Какие-то учителя ко мне даже хорошо относились.
А тут запустил все до последней степени. Только одно меня занимало — Учитель. Когда он подаст мне знак. И какой.
Маму даже вызвали в школу. Но мою маму голыми руками не возьмешь.
— Они твои учителя, — сказала моя мама. — Они для этого учились. Они за это деньги получают. Вот пусть сами и разбираются. А я твоя мать. Согласен?
Я согласился.
— Мне главное, чтобы ты был жив и здоров.
Действительно, я был жив и здоров. Моя мать могла спать спокойно. И в школу не пошла. Конечно, я сказал ей про Фифу. Я сказал, что один мальчик из параллельного класса, нет, она его, конечно, не знает, видел, как он выпал из нашего окна, да я показывал ему наши окна, когда мы как-то вместе возвращались из школы, так вот, этот мальчик шел мимо нашего дома и смотрел на наши окна и видел, как большой кот выпал из нашего окна и попал под машину… После этого мама еще немного поплакала, но искать Фифу перестала.
А я все ждал «знак» от Учителя. Так ждал, что даже «путешествия» надоели. Иногда прогуливался по своему любимому океанскому берегу, вот, собственно, и все. Потом я все-таки не выдержал и проявил инициативу. Побывал на Ганге и в Гималаях. На Ганге в Бенарисе был какой-то религиозный праздник, лестница к храму облеплена людьми, как насекомыми, и в этом самом Ганге плескалось их неисчислимое количество. Ужасно грязная река, даже не знаю, с чем и сравнить. Ну а в Гималаях, напротив, никого. Только снег. Снег и снег. Возможно, я просто попал в такое место. Они же дико огромные, эти Гималаи. Огромны и какие-то пустые. Незаполненное пространство. Как мне среди всего этого было найти кого-нибудь из учеников моего Учителя? Практически невозможно. Я впал в уныние, перестал что-нибудь ждать и потихоньку стал душой возвращаться к занятиям в школе…
Но вот когда ничего не ждешь, это и происходит. Такой вреднющий закон жизни. Вы не сталкивались? Я так сталкивался много раз. Уже была весна, но снег еще не сошел. Такая снежная каша. Я промочил ноги и к вечеру у меня раз — и подскочила температура. Вы, наверное, догадались, что моя мама — медсестра. Кто еще может работать на трех работах? Только медсестры и уборщицы. Говорят, она очень хорошая медсестра, она нарасхват. Я в это верю — я никогда не боялся уколов, она их делает совершенно не больно. Она даже младенчику, в его попку с кулачок, так может сделать укол, что он и не почувствует. Конечно, я горжусь. Но дело не в этом. Хоть она и медсестра, она меня лекарствами не перекармливает, налегает на народные средства. Вот и тогда она меня обкрутила-обвертела, насыпала в носки горчицы и стала поить чаем с сухой малиной, а когда температура подскочила до тридцати девяти, наоборот, раздела и обтерла спиртом.
