На улице кружился и кружился первый снег. Из форточки текла в комнату сырость. В общем, пришла зима. А что успела Ирина Васильевна за это время? Два года назад, когда ее назначили сюда завучем, Ирине Васильевне, казалось, что ей повезло. В первую очередь с директором. Как и она, Адольф Иоганесович мечтал приучить детей тянуться к культуре, открыть перед ними все накопленные в их городе ценности. Он был очень деятелен, деловит, и, что особенно важно, с ним можно было говорить. Обо всем — никуда из его кабинета не выходило. Невдалеке от школы Ирине Васильевне дали и квартиру. Весь этот район был новый. Не тратить времени на дорогу, начать жизнь сначала, в хорошем коллективе, с прекрасными целями — это тонизировало. Правда, домой она по-прежнему попадала поздно. Конфликты, педсоветы, теперь вот Марина Львовна.
Как они все в ней: и Рудь, и тот же Вася Тюков. Свобода, внутренняя непосредственность, и сплетен лишена, а это так важно. Хорошо, что Марина Львовна попала к ним. В другой школе ее бы затрясло, она очень ранима. Но здесь Ирина Васильевна не допустит, она будет беречь и щадить Марину Львовну до тех пор, пока та не научится беречь и щадить других.
Такая молодая и уже такая сведущая. Есть вещи, до которых Ирина Васильевна дошла путем горьких разочарований, а Марине Львовне это было известно, как дважды два. Вот что значит родиться на двадцать лет позже. Однако хватит ли у нее терпения остаться в школе? Ирине Васильевне очень хотелось сделать из Марины Львовны учителя, смелого, тонкого, каким мечтала и считала, уже вряд ли может быть сама. Как она все близко воспринимает! Недавно прибежала — трагедия: в восьмом классе не любят Печорина. «Евгения Онегина» она им так раскрутила — повлюблялись. А «Герой нашего времени» никак не идет. Зачем, говорят, Печорин бездействует, женщин меняет, Онегин, тот, мол, хоть влюбился. Короче, никакого восхищения. Рассказывает, а сама чуть не плачет, только гордость мешает. Совсем не чувствуют трагедии Печорина. Почему?
Действительно, почему? Ирина Васильевна рассказала ей о Горошкине. Жаль, что Марина Львовна его не учит. Очень глубокий мальчик, хочет быть архитектором, прекрасно знает историю — и давнюю, и последних лет. Начитан, сдержан. В классе, который ведет Ирина Васильевна, нет более интересного ребенка. Он на голову выше своих ровесников и в то же время может часами лежать на животе, играть с братом-первоклассником в солдатики. Так вот, ребята прозвали Колю Печориным, потому что, говорят, у него благо родная внешность, хорошие манеры. Представляете? Не за внутреннее содержание, а за внешность. Может быть, отсюда к ним надо и идти? Марина Львовна тут же загорелась (она поразительно быстро все воспринимает). Театр! Почему они забыли про театр? Надо начать с театра.
На другой день прибежала к Ирине Васильевне со сценарием: первые наброски, писала всю ночь. «Поэт и время» — о Лермонтове, о его эпохе, о борьбе, о благородстве. А внешне, если им так хочется, будет сколько угодно красивых платьев, мундиров и прекрасных манер. Сам Лермонтов нигде не присутствует. Вместо него Печорин, инсценировка маскарада (толпа, толпа), герценовский мартиролог погубленных, убитых властью во цвете лет талантов; Белинский, Полежаев, Бестужев… Минута молчания. И снова стихи, сцены, шеф жандармов Бенкендорф. Печорина будет играть Горошкин (Марина не знает этого ученика, но Ирина Васильевна их познакомит), Грушницкого — Димочка Напастников, мартиролог будет читать Тюков. Жаль, что нельзя сунуть сюда и Сашку Рудя: маленький еще.
Она нарисовала на листке план сцены. Декораций почти не будет. Наверху, над занавесом, надпись: «Я знал одной лишь думы власть (Лермонтов)». На правой кулисе — приказ о ссылке Лермонтова на Кавказ, на левой — копия картины «Ангел со свечой» Врубеля. Копию сделает Таня Мусина. Она прекрасно рисует, и Марина уже договорилась.
Они собирались теперь в актовом зале; шум, гам, суматоха. Марина Львовна где-то нашла и притащила в школу балетмейстера, он расчертил ребятам полонез (сцена на балу). Достала через знакомых в детском театре костюмы. Подобрала прекрасную музыку: вальсы Грибоедова, Шопена. На рояле играла все та же Таня Мусина. Тоненькая, простенькая на первый взгляд девочка, а такая способная: и рисует, и играет, и даже сама пишет музыку (сочинила гимн театра).
Вспоминая, как в субботу на репетиции в синих гусарских костюмах ребята читали стихи («Не смейся над моей пророческой тоскою»), Ирина Васильевна думала: пусть дети не все так уж хорошо понимают. Главное — они навсегда запомнят, как были синими гусарами, как ходил по кабинету шеф жандармов Бенкендорф, «трясясь от страха водянисто», как гибли, но не сдавались Белинский, Полежаев, Лермонтов.
Надо будет спросить Марину Львовну, скоро ли у них премьера. Хотя сама расскажет, она и дня не может выдержать без разговоров об этом.
— Ирина Васильевна, смотрите, смотрите, что одна моя девочка написала, — прилетела после звонка Марина. На листке, приложенном к сочинению, было: «Я люблю смотреть телевизор, но не все подряд. Люблю собак, лошадей, обезьян. Люблю читать и что-нибудь жевать. Люблю, когда тюльпаны (разные) стоят в синей вазе. Люблю корчить рожу зеркалу. Люблю, когда не решается задача, а потом ругаешь себя и выйдет. Люблю наш театр и еще одну учительницу и не люблю, когда тебя ни за что обругают».
— Марина Львовна, одна учительница — это, конечно, вы. Но и насчет обругают, не о вас ли это?
— Да, у меня есть такая сволочная черта. Я злюсь, когда меня не понимают. Но посмотрите: «люблю театр» — чудо! Надо, чтобы все они подружились: эта девочка, Коля Горошкин, Тюков.
Марина ходила взад и вперед по кабинету и с возбуждением рассказывала Ирине Васильевне о предстоящей премьере. Потом побежала на репетицию, с репетиции домой.
Было уже темно и одновременно светло. Серебристый, белый, летел и таял вокруг нее снег. И она, как в кино или в каком-нибудь спектакле, ловила его в ладони и, не чувствуя, что набрались полные сапоги, запрокинув голову, подставляла под снег щеки, нос, глаза, лоб, себя всю. Как это здорово, что она нашла в завуче человека с убеждениями, личность по самому большому счету, как это прекрасно, что нашла в себе силы исправиться, стать совсем другой и в то же время остаться той, прежней Мариной. Вот она, взрослость.
Грущу и веселюся,
В веселье грусть моя;
И от чего крушуся,
Тем утешаюсь я, —
ее Поэт был, как всегда, прав.
Прошло время. Уже и подтаивала, и опять становилась хоккейным полем большая лужа около школы. На окнах класса появился, а потом был смыт дежурными Карлсон, Который Живет На Крыше, нарисованный к Новому году. Не хватало лишь старинных фонарей. Однако теперь было не до фонарей. Зимой Смусину назначили заместителем директора по воспитательной работе. Покататься бы теперь на лыжах, на каток сбегать, так нет, куда там. С ней всегда случалось что-нибудь неправдоподобное. На эту должность, заместителя по воспитательной, в школе причиталось лишь полставки, и большого желания занять ее никто из учителей не изъявлял. А Марина согласилась, пошла навстречу администрации и должна была теперь организовывать внеклассную работу: линейки, вечера, сборы…
Зачем она согласилась? А зачем ей предложили? Конечно, сразу, в первый же год работы становиться начальником, хотя бы и на полставки, просто неприлично. Но Марина не собиралась быть начальником. Не ради скоропалительной карьеры — ради «Театра на Гражданке» пошла она навстречу администрации. Ведь театр — это тоже внеклассная работа. Им-то она и будет заниматься в первую очередь.
Что касается остального, то и директор, и тем боле главный сторонник ее назначения Ирина Васильевна отлично знали, как относится Марина Львовна ко всем этим линейкам и прочим торжественным событиям. Без помпы, без демагогии, выбирать только самое крупное, то, что ни через какие сита не просеивается и ни в какой воде не всплывает. Комсомольская работа будет посвящена воспитанию в ребятах гражданских качеств, театр — гражданских качеств и любви к прекрасному. Соответственно и два плана работы (она составляла их так, как золотоискатели драгоценные зерна намывают). Один — комсомольский, то, что было недовыполнено, когда Марина училась, а другой — эстетического воспитания: Эрмитаж, Русский музей и музей театральный. Лучшие спектакли в лучших театрах и организация (факультативных занятии. С восьмиклассниками она будет ходить по Петербургу Пушкина — ведь они пока такие темные, с девятиклассниками побывает в Петербурге Достоевского. Домик Петра и Петропавловская крепость, Зимний дворец, Нарвская застава, Университетская набережная — большие и маленькие ее ученики побывают везде, где жил, боролся и в любых условиях создавал нетленное их город. Ведь мы все так же отрешенно и отчаянно ищем, ждем совершенное — скажет она ребятам. Талантливое начало, не правда ли?
