Гиги привстал и обнял меня за колени:
— Не буду больше!
Я оглянулся на дедушку: он поставил стаканчик на тарелку, уставился на пепельницу, ухмыляется. Манана не сводит с меня глаз.
Я усадил Гиги за стол. Он принялся есть, будто ничего не случилось, только шишку на лбу потирал рукой. Гага тоже тер лоб — они всегда повторяют все друг за другом. Я пригляделся: здоровенная шишка красовалась на лбу Гиги! Он смотрел на меня настороженно, пытливо — засмеюсь или нет. Если выдам себя, засмеюсь, тогда держись — поймет, что одурачили, и не скоро его уймешь!
Дедушка улыбается, я отвечаю ему улыбкой. Потом он поднимает стаканчик с вином и благословляет небесную росу, бычью хребтину и урожай со старушки земли.
Мама моет половник, а мальчишки всё жуют и жуют, они всю ночь готовы есть без устали, лишь бы не ложиться спать.
До полудня я три раза успел привезти воду. Когда я стреножил Мерцхалу, она замерла и вдруг чуть не укусила в запястье, еле успел я отдернуть руку — ее зубам волк бы позавидовал, что в прошлом году осла у наших соседей задрал. Руку я уберег, но страшно разозлился. Привязал ее к стволу груши и хлестнул раза два. Ей, понятно, не понравилось, и давай лягаться, а когда надоело брыкаться и реветь, я похлопал ее по крупу, уселся на торчавшие из земли корни ореха и начал учить уму-разуму:
— Посуди, не лучше ли жить в ладу? По-хорошему делать наше дело — шагать к роднику и назад? Тебя-то что злит? Я вот три недели в футбол не играл. Думаешь, очень приятно с тобой одной водится и трястись в жару на двуколке? Хотя, честно говоря, не сказать, что очень уж тяжело или неохота возить людям воду. Сама подумай, каково им в этакую жару целый день без холодной воды? Погоди немного, скоро куплю стол для тенниса, а тебе — столько кукурузных листьев натаскаю, хоть каждый день принимай гостей до самой весны! А весной и, сама хорошо знаешь, трава зазеленеет…
Высказал ей все это, отвязал — очень уж грустно она глядела — и погнал пастись. Сам я растянулся в тени, вздремнуть немного. Не успел сомкнуть глаз, как, откуда ни возьмись, подкатил Вано на новенькой колхозной «Волге». Отворил дверцу, высунулся и закричал:
— Чего разлегся? Примнешь мне тут траву, голову откручу!
А я будто не слышу, кричу Мерцхале:
— Смотри, в виноградник не забреди, не осрамись перед сторожем!
Вано выбрался из машины.
— Не слышал, что я тебе сказал? — Он потянулся, зевая.
— Представь, не слышал, с Мерцхалой разговаривал!
Вано оскорбился. Подошел, ухватил за ворот и стукнул легонечко головой о ствол ореха — вроде бы шутя. Я вскочил и тоже шутя стегнул его кнутом. Мы оба засмеялись, потом присели на корни и завели беседу.
Вано взрослый парень, в прошлом году окончил нашу школу и укатил в город — дальше учиться. Я думал, обратно важным человеком заявится, а он через три месяца объявился: выучился, говорит, уже, шофером стал! Вот это я понимаю — от такого человека и людям польза, и семье. Не то что сынок Барабидзе — шесть лет рисовать учился! Окончил Вано шоферские курсы, и его сразу на «Волгу» усадили. Разъезжает теперь и заносится: понятно, делом занят!
— Слушай, Рати, сколько тебе трудодней начисляют?
— Сколько? Пять за четыре дня.
— Неплохо.
— И я так думаю.
Он достал из нагрудного кармана сигарету, затянулся и пустил мне дым прямо в лицо. Я молча отодвинулся.
Вано стянул с бочки мою рубашку, расстелил на траве и разлегся.
— Теперь трудодень весомый, знаешь ведь, — он подложил руки под голову, — очень весомый. Много чего получишь, кроме денег.
— И я так думаю.
Знаю, ему хочется, чтобы и я спросил, а сколько ему начисляют. Не дождется!
Крутил он, крутил и не выдержал, сам доложил:
— У меня сорок трудодней в месяц.
Я повернулся на другой бок, посмотрел на него.
— Я так и думал. Дай-ка мою рубашку, хочу поспать.
Он встал, вытащил из машины бурку и расстелил на траве. Мы оба растянулись на ней.
Я тут же задремал. Не задремал, а заснул. Усталый был, и даже сои никакой не приснился. А вообще-то сны мне снятся, и какие еще, одна потеха!
Спал я довольно долго, а когда проснулся, вижу: Вано наполнил ведро из моей бочки и… льет воду в радиатор своей машины.
Я вскочил, вырвал у него ведро.
— Ты что, ошалел? Думаешь, для тебя таскаю воду?
— Ого! Выходит, зря тебе начисляют трудодни! Дай сюда ведро!
Я поставил ведро на землю и пригрозил — не будь я Рати, если не расквитаюсь с тобой!
Потом заглянул в бочку и смутился — воды-то он самую малость отлил! Вано влил остаток воды в радиатор и заулыбался.
— А теперь умоемся! Налей-ка мне.
— Наполнить ведро?
— На что столько, плесни немного. — И обернулся: — Привет, привет, добро пожаловать!
Я тоже обернулся — кого это он приветствует? Надо же, Мерцхалу! Подошла укрыться в тени, стоит, отгоняет хвостом мух.
Вано умылся, выхватил у меня ведро, размахнулся и как обдаст Мерцхалу! Тут я по-настоящему взорвался:
— Дурак, зачем облил!
— Нет, чтобы спасибо сказать!
— За что спасибо, ты что! Кто тебя просил?
— Ладно, не очень расходись, пониже тоном! Что случилось, подумаешь! — Он подбоченился и прищурился, как мой дядя.
— А то, что вываляется теперь в пыли и придется вести ее на канал! Может, думаешь, мне делать больше нечего, как Мерцхалу купать!
— Ах да, как же это я позабыл — ты очень занят, день и ночь работаешь над проектом второго Алазанского канала… — И передразнил: — «Может, думаешь, мне делать больше нечего, как осла купать»!
А Мерцхала тем временем выбралась на дорогу, повалилась в пыль и перекатывается с боку на бок — мокрую шкуру будто слякотной жижей обмазали!
Я махнул рукой:
— Ладно, черт с тобой, не ссориться же из-за этого! Просохнет на ней грязь, счищу скребницей… Где наш председатель, что-то давно его не вижу?
— Скажи пожалуйста, председатель тебя интересует!.. Я его виноградники осмотреть послал.
— А-а…
— Спроси еще что-нибудь, с удовольствием отвечу.
— Не знаешь, в магазине слюнявчики продаются?
Он привстал, начал шарить глазами по земле. Я пошел к дороге.
— Куда ты?
— Камень тебе принести, вижу ведь, никак не можешь найти!
— Не нужно, так и быть — прощаю.
Я подошел к нему, потрепал по спине:
— Молодец!
Тут мы услышали какие-то скрипучие звуки. Оглянулись — Мерцхала трется о «Волгу»!
— Горе мне! — завопил Вано и, схватив палку, рванулся к Мерцхале.
Я бросился к двуколке и вытащил топорик:
— Не смей бить, слышишь? Иначе всю твою машину изуродую!
Палка замерла в воздухе. У Вано вытянулась физиономия.
— Ударишь по машине?
— Еще как! Вдребезги разобью стекла!
— Ты что, ошалел или шутишь?
— Шучу?! Увидишь!
Вано швырнул палку на землю и завозился в машине — вытащил тряпку.
— Налей мне немного воды.
Я бросил топорик в двуколку.
— Пей сколько влезет.
— Тряпку хочу смочить…
Он счистил с машины грязь и присел на задок двуколки. У него тряслись руки, он закурил и глубоко затянулся.
— Да, повезло мне! Была бы Мерцхала костлявой, исцарапала бы машину! — Он покачал головой и хмыкнул. — Пожалуй, и мне надо заботиться о ней, подкармливать. Кто знает, может, и в другой раз вздумает почесать спину о «Волгу». Заезжай вечером в наш виноградник, накоси травы для нее, а матери моей, чтобы не прогнала тебя, скажешь — Вано разрешил.
Я проснулся на рассвете. Хотел встать, но сон не давал поднять голову. И вдруг:
— Рати!
Это был голос тети Нато.
Пошатываясь спросонья, я доплелся до окна.
— Чего тебе, тетя Нато?
Она стояла под нашей грушей.
— Спустись-ка вниз, сынок!
— А чего тебе, говори оттуда!
— Дато в город едет, подвези его к станции. По пути ведь тебе…
— Пожалуйста! Если его милость снизойдет, не погнушается двуколкой.
— Ох, не можешь не съехидничать! Ну смотри, не улизни без Дато.
Не успел я умыться, опять кличет:
— Где ты, ждем тебя!..
Притащили два огромных чемодана и уже пристроили их на двуколке. Хотел бы я знать, чего он везет столько? Если вправду вещами набиты, интересно, что тогда у них дома осталось?
Дато в новых брюках, в новой рубашке. Волосы подстриг, зачесал назад.
Манана и мальчишки наши еще спали. Мама ушла на ферму, дедушки тоже нет — в лесу он или на винограднике.
Я схватил сумку с едой — мама с вечера готовит мне еду, чтоб с собой взять, утром ей некогда, — оглядел двуколку, всё ли на месте, не позабыть бы чего, быстро впряг Мерцхалу и вскочил на передок — ехать, так ехать вовремя.
— Лезь, Дато! — Я подвинулся, освободил ему место.
— Я пешком пойду.
