И, точно опасаясь, что мальчик может усомниться в твёрдости её решения, повторила ещё раз:
— Эээ… нет. Об этом не может быть и речи!
— А дома я всегда… — попытался Юри отстоять свои права на стол.
— Видишь ли, Юри, — тётя Эрна взяла мальчика за руку. — Твой дом теперь здесь. И я не разрешаю портить стол и шкаф в нашей гостиной. Это дорогие вещи, их надо беречь. А ты прекрасно можешь заниматься и за кухонным столом. Понятно тебе?
Юри не проронил ни звука, и тётя добавила уже мягче:
— Кроме того, ко мне часто приходят знакомые на чашку кофе и… Как же ты станешь в гостиной заниматься? Не правда ли? И спать тебе тоже лучше на кухне, там для тебя места хватит. В подвале есть старая раскладушка. Принесём её сюда и…
Весь вечер Юри почти не открывал рта. На сердце у него скребли кошки, как обычно бывает, когда с тобой поступили несправедливо. Мальчик всячески старался убедить себя в том, что тётя, может быть, и права по-своему. Ведь есть такие люди — берегут свои хорошие вещи, словно безумные, ходят в залатанных штанах, а у самих в шкафу полдюжины новых костюмов. Мать однажды говорила ему о таких чудаках, неодобрительно покачивая головой.
Однако чувство обиды не проходило. Каждый раз, когда Юри бросал взгляд в сторону гостиной, ему казалось, стол притягивает его к себе, зовёт, прямо-таки стонет. Но теперь половину стола занимает фикус! Юри начинал всё больше и больше ненавидеть это растение с твёрдыми овальными листьями. Как смеет фикус стоять на столе, за которым работала мать Юри!
— Молодой человек, долго ты там ещё будешь заниматься зубрёжкой? Иди слушать радио! — донёсся из гостиной голос тётки.
Юри очнулся от своих мыслей. Лист тетради, лежащей перед ним, был так же чист, как и тогда, когда мальчик сел за уроки. А ведь Юри надо было догнать своих товарищей по классу, и сегодня он решил повторить весь материал по математике за те дни, когда его не было в школе.
— Мне надо ещё кое-что посмотреть… — ответил Юри нерешительно, но всё-таки встал и прошёл через переднюю в гостиную. Тётя уже хлопотала возле приёмника. Послышалась музыка, пение.
— Успеешь позубрить и потом, — небрежно сказала тётя Эрна. Наконец она настроила приёмник и, тяжело опустившись на диван, добавила: — Но запомни мои слова: неучи мужики умеют делать деньги ничуть не хуже учёных мужей. Вот так-то. Дай-ка мне конфеты и сам тоже возьми.
Юри взял со стола массивную вазу с шоколадными конфетами и поставил на диван между собою и тётей. Тётя брала в горсть конфеты и с удовольствием ела.
По радио передавали интересный спектакль. В нём говорилось о героическом подвиге двух молодых партизан, брошенных в фашистский застенок. Несмотря на пытки, партизаны молчали. И это спасло жизнь их товарищам.
— Ах какая глупость! — воскликнула вдруг тётя Эрна. Поднялась с дивана и раздражённо выключила приёмник. — Всё это было совсем не так. Каждому своя шкура дороже чужой.
Её слова были настолько неожиданны, что Юри даже подпрыгнул на диване. Широко раскрытыми глазами уставился он на тётю. А та взяла из вазы ещё одну конфету и засунула её за щёку. Затем придвинула вазу к Юри и проворчала:
— А чего ты-то не берёшь?!
Но у Юри рука не поднималась.
— Что с тобой? Чего ты на меня уставился?! Бери!
И так как Юри всё ещё не мог двинуться с места, тётя с сожалением пожала плечами и отнесла вазу на стол. Но по пути она многозначительно добавила:
— И нечего на меня так смотреть. Я ведь понимаю, что тебе пришлось не по носу. В школе твою голову забивают побасенками о подвигах пионеров, комсомольцев и прочим вздором… Небось мы её живо проветрим.
Остаток вечера Юри просидел за математикой. В голове, правда, роились всякие посторонние мысли, но Юри мужественно пытался их отогнать. А это занятие не из лёгких, ведь нет такой двери, которую можно запереть на ключ перед мыслями. Так, чтобы ты был по эту, а они по другую сторону дверей. Времени ушло в два раза больше, чем того требовалось, и всё-таки мальчик чувствовал: по-настоящему он правил не усвоил. Придётся завтра или послезавтра их повторять ещё раз.
Во время ужина тётя неожиданно спросила:
— А ты знаешь, где живёт твой отец?
Юри вздрогнул. Рука, державшая чашку, опустилась… Для чего тёте понадобились такие сведения?
— Не знаю.
— Только смотри не ври.
— Я никогда не вру! — Юри возмущённо тряхнул головой.
Увидев оскорблённое лицо мальчика, тётя Эрна рассмеялась.
— Ну чего ты так испугался! Отца придётся найти! Непременно.
Юри всем корпусом подался вперёд, будто хотел помешать ей говорить. Но тётя Эрна предостерегающе подняла руку.
— Да, да! Он должен давать деньги на твоё содержание. Инженер-строитель или кто он там есть… Небось большие деньги получает! И мы можем взять с него кругленькую сумму. Пускай-ка вычтут у него из зарплаты!
Теперь Юри уже не мог сдержаться.
— Нет, нет! Только не это. Мама этого не хотела! — воскликнул он с мольбой. Лицо мальчика залил густой румянец. Глаза округлились от испуга.
— Как это «нет»? — Тётя Эрна всплеснула руками. — Кто же деньгами швыряется! Твоя мать была гордячка: вбила себе в голову: дескать, выращу сына сама. Глупая! Ну чего стоит такая гордость? Грош ей цена!
Юри вскочил из-за стола. Да так резко, что стоявшая на нем посуда зазвенела, одна ложка даже упала сначала на стул, а потом и на пол.
— Моя мама никогда не была глупой! — воскликнул мальчик, губы его тряслись от обиды.
— Не скачи, когда ты за столом, — спокойно сказала тётя. — Подними с пола ложку и садись на место.
Юри опустился на стул. Он сидел неподвижно, уставившись взглядом в колени, светлые пряди волос спадали мальчику на лицо.
— Да, все те, кто пренебрегает деньгами, — глупцы! — ещё раз сказала тётя Эрна тоном, не допускающим возражений. Лицо её выражало крайнее недовольство. Она нетерпеливо поднесла ко рту стакан. Потом перегнулась через стол к Юри и добавила поучительно:
— Неужели ты думаешь, что я стану кормить и одевать тебя за «спасибо»?!
— Я пойду работать! — вскричал Юри и с мольбой посмотрел на тётю.
— На работу пойдёшь так или иначе, когда отучишься положенные восемь лет. А из зарплаты этого молодца каждый месяц урвём по крайней мере пятьдесят червонцев[1]. Небось его разыщут. Не зря же милиционерам жалованье платят! А теперь марш мыть посуду!
Лёжа на своей раскладушке, Юри напрасно пытался заснуть.
Из спальни доносился спокойный храп тёти Эрны. Где-то у соседей громко играло радио и время от времени слышалось резкое щёлканье костяшек домино.
На потолке боролись друг с другом светлые и тёмные пятна. Это оттого, что ветер раскачивал росший перед уличным фонарём каштан.
Так же боролись друг с другом печальные и радостные мысли в голове Юри. Порою брали верх радостные: у него снова есть дом, о нём заботятся… Но тут же чёрные, тяжёлые мысли яростно кидались в атаку, чувство облегчения исчезало. Сердце начинало ныть: всё существо Юри тосковало о добром слове и ласке.
«Как же быть? — уже в который раз принимался рассуждать Юри. — Тётя права. Такой закон действительно существует: отец должен давать деньги. Вот и мама говорила об этом, только она не хотела их брать. Раз отцу нет дела до нас, то и нам его деньги не нужны… Теперь мамы больше нет. А тётя ведь не обязана содержать меня на свою зарплату. Однако здесь есть что-то обидное. Что же это такое? Может быть, тётины слова? Они такие странные. Как нехорошо она назвала маму!»
Тут мысли мальчика перескочили на другое: он вспомнил услышанную по радио пьесу. Эти двое парней, которых мучили фашисты, были только чуточку старше его, Юри. Им, наверное, лет по шестнадцать. Ему в следующем месяце тоже будет уже тринадцать. Жаль, не удалось дослушать, что с ними произошло дальше. Правду ли сказала тётя, будто своя шкура всегда дороже чужой?
Но ведь когда Нээме осенью заболел и не посещал школу, Вирве целый месяц изо дня в день приходила к нему и объясняла домашние задания.
И для чего тогда Аарне тратит своё время на пятый пионерский отряд? В прошлом месяце он ещё и фотокружок в школе организовал. Разве ему больше делать нечего?
В конце концов Юри одолел сон, и глаза мальчика закрылись.
Опять воскресенье. Солнце светит с безоблачного неба и прямо-таки зовёт горожан на природу. Тех, которые не слышат его зова, меньшинство. На автобусных остановках — очереди чуть ли не в километр длиною. У шофёров такси столько работы, что удивительно, как моторы машин выдерживают такую нагрузку.
Хотя в лесу ещё сыровато, уже много загорающих. Там и сям сидят на расстеленных коврах целые семьи. Отцы и матери разговаривают, дети играют. А прихваченные с собою собачонки увиваются возле отдыхающих, выпрашивая кусочек повкуснее.
