Малышня на качелях остается далеко позади. Мы стоим в кромешной темноте под деревьями.
– О, Элли! – выдыхает Рассел.
Похоже, это предупреждающий сигнал к еще одному поцелую. На этот раз я успела приготовиться – наклонила голову так, чтобы не мешали очки. Мне нравится с ним целоваться. С Дэном мы тоже целовались, но это было глупо, неуклюже и совсем по-детски. А сейчас все было по-настоящему, по-взрослому, волнующе.
Даже чересчур по-настоящему, по-взрослому, волнующе. Его рука шарила по моему плечу, а затем стала спускаться ниже.
– Рассел, не надо.
– Ну пожалуйста…
Он настойчиво поглаживает Цыпин шерстяной джемпер. Приятное ощущение. Ничего такого ужасного. Мне не хочется, чтобы он думал, будто я совсем уж синий чулок. Но должна ли я позволять ему заходить так далеко?
О боже! Вдруг я вспоминаю о салфетках. Тех самых, которыми набила лифчик, чтобы грудь так не выпирала в тесном свитере. Я просто умру от стыда, если он меня разоблачит.
– Пожалуйста, Рассел. Мне пора домой. – Твердой рукой я отодвигаю его от себя.
– Элли!
– Я серьезно. Который час?
Он бросает взгляд на часы:
– Ничего не видно.
– Ну пожалуйста!
– Ладно, ладно. Сейчас одиннадцать, начало двенадцатого.
– Что?! Ты смеешься!
– Десять минут двенадцатого.
– О боже! Что делать?
– Не паникуй. Еще не так уж и поздно. Я тебя провожу.
– Я побегу.
– Ничего, я побегу вместе с тобой. Провожу тебя до дома и объясню твоим родичам, что ты задержалась из-за меня.
– Что ты скажешь? Что мы отправились гулять в парк, стали там целоваться и потеряли чувство времени?
– Что-нибудь в этом роде.
– Моему папе?
– А он у тебя совсем старомодный? Тогда, может, действительно не стоит провожать тебя до самого дома?
– Не надо меня провожать. Возвращайся в парк Пебридж. До него добираться – целая вечность. Я даже не знаю, ходят ли еще автобусы.
– Возьму такси. Нет проблем. Я пошутил, Элли. Разумеется, я не отпущу тебя одну. Просто я хочу, чтобы ты шла помедленнее, а то я за тобой не поспеваю. Бегун из меня никакой.
– Из меня тоже. – Я сбавляю шаг – сердце у меня колотится, я едва перевожу дыхание, а по спине струится пот. О, мой дезодорант, пожалуйста, спаси меня, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Пусть он не думает, что я Элли-вонючка.
– Значит, ты не спортсменка. Не хоккеистка?
– Ненавижу хоккей. Мы с Мэг и Надин стараемся слинять, когда у нас в школе устраивают матчи. – Я набираю в легкие воздуху. – Сейчас опять побегу. Уже четверть двенадцатого. Почему так быстро время пролетело?
– Потому что у тебя была замечательная компания, – отвечает Рассел. – Твой отец действительно будет сердиться?
Понятия не имею. Я никогда еще так поздно не возвращалась. С Дэном мы не ходили на настоящие свидания – да папа и не волновался бы, что мы по-настоящему, по-взрослому, волнующе чего-нибудь отчебучим. Дэн придурок, у него это на лбу написано. Стоило ему только приблизиться ко мне, он становился розовым, как мятный леденец. А если бы он хоть раз меня поцеловал как Рассел, то побагровел бы и разлетелся на куски. Как голова девочки в фильме «Девчонки на поздней прогулке». А моя прогулка затянулась уже до неприличия – папа и Анна наверняка места себе не находят. А если рассказать правду, они станут волноваться еще сильнее. Правильно, придумаю какую-нибудь отговорку. Скажу, что на обратном пути зашла к Надин, и она поставила свой любимый ужастик «Девчонки на поздней прогулке», и фильм оказался таким захватывающим, что мы не могли оторваться и утратили всякое чувство времени. Это не совсем ложь. Ведь я действительно смотрела у Надин кусок этого фильма. Они поймут. Естественно, они будут сердиться, спрашивать, почему я не позвонила. Так-так. Скажу, что звонила, но не дозвонилась. Нет, не пойдет. У Надин сломался телефон – даже папин мобильник? Или во двор к Надин приземлились маленькие зеленые человечки, всех нас похитили и вывели из строя все телефоны???
Мы уже почти дошли до моей улицы.
– Рассел, пожалуйста, возвращайся обратно.
– Но мне хочется тебе помочь, все объяснить твоему папе.
– Не надо. Я ему скажу, что была с Надин. А ты иди домой.
– Ладно. Но сначала еще один поцелуй. Ты все равно уже опоздала, так что секунда-другая дела не изменит.
Он меня обнимает. Я и так запыхалась, а этот последний поцелуй такой удивительный, что у меня и вовсе перехватывает дыхание. Когда он наконец меня отпускает, я ловлю ртом воздух, как золотая рыбка.
– О, Элли! – Рассел опять тянется ко мне.
– Нет. Мне надо идти. Пока, Рассел, пока! – Я вырываюсь из его рук и припускаю во всю прыть.
Я бегу, бегу, бегу по улице к своему дому. О боже, что я скажу? Думай, Элли, думай. Сделай глубокий вдох. Может, все обойдется. Может, они рано легли спать. Кого я хочу обмануть? На первом этаже нашего дома горит свет.
Я вставляю ключ в замочную скважину, но, прежде чем я успеваю его повернуть, дверь распахивается. На пороге стоит отец. Он кипит от бешенства:
– Элли, где тебя черти носили?!
– Элли, мы так беспокоились.
Анна протискивается мимо отца и обнимает меня. Обнимает так крепко, словно она действительно счастлива видеть меня живой и здоровой. Но в следующую минуту она меня отталкивает и сердится не меньше, чем папа:
– Почему ты не позвонила? Магазины закрываются в девять.
– Простите меня, простите. Просто после магазинов мы пошли в «Макдоналдс». Надин, Магда и я.
– И? – спрашивает папа.
– И заболтались. Ты ведь нас знаешь.
– Нет, Элли, это уже ни на что не похоже, – говорит папа. – Никогда не думал, что ты так поступишь. Ты хоть немного представляешь себе, что мы тут пережили?
– Извини, папа. Я жутко устала. Может, пойдем спать?
– Нет, не пойдем. Сначала нужно разобраться с твоим поведением.
– Может, действительно сейчас пойдем спать, а поговорим утром? – вступает Анна.
– Не ты ли здесь рыдала час напролет? – говорит отец.
Я смотрю на Анну. Глаза у нее покраснели.
– Ты плакала? – удивляюсь я. – То есть я понимаю, почему вы сердитесь, но расстраиваться-то у вас нет повода.
– Наша тринадцатилетняя дочь болтается бог знает где и опаздывает домой почти на два часа, – произносит папа. Он идет на кухню и ставит чайник. Затем достает кофейные кружки и шваркает их на стол. У меня такое ощущение, что ему хочется и меня шваркнуть как кружку.
– Послушай, пап, я не понимаю, чего ты завелся. Допустим, я опоздала – но разве это такое ужасное преступление? Ты сам часто приходишь еще позднее.
– Не умничай, Элли. Лучше скажи, где ты была.
– Ты знаешь, где я была. Во «Флауэрфилдсе», а потом в «Макдоналдсе». Ты ведешь себя так, будто я всю ночь занималась бог знает чем.
– Куда ты пошла после «Макдоналдса»?
– Мы проторчали там целую вечность.
– Кто это «мы»?
– Магда, Надин и я.
– А что вы делали потом?
– Магда пошла домой, а я вместе с Надин села на автобус, а потом на секунду забежала к ней – кое-что посмотреть, и она мне поставила такой жуткий фильм – «Девчонки на поздней прогулке», и я, наверное, сама не заметила, как засмотрелась, ты ведь знаешь, я терпеть не могу ужастики, а этот страшный до потери пульса.
Отец и Анна не сводят с меня глаз. Я продолжаю что-то бормотать про кино. Чайник кипит. Папа выглядит так, будто из его ушей сейчас тоже пойдет пар. Он готовит кофе. Размешивает его с такой яростью, что во все стороны летят брызги.
– Значит, ты была у Надин? – переспрашивает он.
– Ну да.
– Ох, Элли, – вздыхает Анна.
Сердце у меня колотится как бешеное. Все идет вкривь и вкось.
– А оттуда куда ты пошла? – не отстает папа.
– Домой.
– Одна?
– Тут всего несколько улиц.
– Ты ведь знаешь, что тебе не разрешается ходить одной после наступления темноты.
– Знаю, конечно, но я подумала, что Надин живет совсем близко. Наверное, нужно было вам позвонить.
О, нет! Внезапно я кое-что вспомнила. Я ведь пообещала Анне, что позвоню от Надин. Я вижу, как Анна качает головой.
– Мы ждали твоего звонка. А потом сами позвонили Надин, и ее мама сказала, что дочь вернулась домой одна, – говорит Анна.
У меня пересыхает в горле.
– А что сказала Надин? – шепчу я.
– Она нагородила воз чепухи и откровенного вранья. Такое впечатление, что она не понимает, зачем нам знать, где, черт возьми, ты пропадаешь.
– Значит, Надин тоже досталось? – спрашиваю я.
– Элли, в наше время тринадцатилетние девочки не разгуливают по ночам в одиночестве. Мы тут чуть с ума не сошли от беспокойства. Неужели ты этого не понимаешь? – всплескивает руками Анна.
– Еще Надин сказала, что ты ушла не одна, а с каким-то парнем, которого подцепила в «Макдоналдсе», – говорит папа.
– Никого я не подцепляла. Он первый со мной заговорил, – возмущаюсь я.
– Совершенно незнакомый парень! И ты в одиночку отправляешься с ним гулять! Ты вообще в своем уме?
– Он учится в Халмеровский школе.
