Николай Носов - Том 1. Рассказы, сказки, повести

— Если бы мы работали вместе со всеми ребятами на пасеке, нам не было бы скучно,— сказал Серёжа.

Я говорю:

— Давай, пока Павлика нет, пойдём и посмотрим на пчёл.

Серёжа обрадовался:

— Пойдём скорей, пока не вернулся Павлик, а то он скажет, что у нас не хватило твёрдости.

Мы поскорей пошли в школьный сад и ещё издали увидели улей. Возле улья сидела какая-то фигура и пялила глаза на пчёл. Мы подошли ближе и увидели, что эта фигура был Павлик.

— А,— закричали мы,— так вот какая у тебя твёрдость! Нам сказал, что не нужно интересоваться пчёлами, а сам сидишь тут и интересуешься! Разве так товарищи поступают?

Павлику стало стыдно.

— Я,— говорит,— нечаянно сюда зашёл. Шёл, шёл и зашёл.

— Сказки!— говорим мы.— Просто захотел на пчёл посмотреть!

— Честное слово, ребята! Зачем мне на них смотреть? Совсем незачем!

— Зачем же ты смотришь, если незачем?

— А вы сами чего пришли?

— А мы тоже шли, шли и зашли. Видим — ты тут сидишь, ну и зашли на тебя посмотреть.

— Врёте! У вас, наверно, твёрдости не хватило, вот вы и пришли на пчёл посмотреть.

— У нас,— говорим,— твёрдости больше, чем у тебя: ты первый пришёл.

Мы стали спорить, у кого больше твёрдости — у нас или у него. Тут послышались шаги. Мы обернулись и увидели Юру. Он услышал, о чём мы спорили, и говорит:

— У вас у троих нет никакой твёрдости.

— Почему?

— Потому что вы начали работать и бросили на полпути. У кого есть твёрдость, тот не бросает работы, несмотря ни на какие трудности.

— А мы и не бросили,— говорит Павлик.— Мы просто отдохнуть хотели немножко, а теперь снова будем работать.

— Вот и хорошо!— говорит Юра.— Вы себе сделайте сетки и приходите. Будете работать со всем звеном. А сейчас уходите, чтобы пчёлы не изжалили.

— Мы немножко посмотрим и уйдём,— сказал Павлик.

Мы потихоньку присели возле улья и стали смотреть на пчёл. Они выползали одна за другой из летка и улетали за мёдом. Другие пчёлы, наоборот, откуда-то прилетали и заползали в улей. Возле летка всё время толпились пчёлы. Вот и ожил наш улей! На него было радостно смотреть. Потом мы пошли домой, достали марли и проволоки и стали делать сетки. С этим делом мы возились до вечера, и сетки у нас получились хорошие. И никакой скуки не было.

Вот сегодня какой счастливый день! Наше звено в полном составе собралось с утра на пасеке. Все ребята принесли сетки, а Юра принёс дымарь. Мы насобирали в саду гнилушек и положили в дымарь. Юра разжёг их и начал раздувать. Дымарь работал исправно.

Мы открыли улей и заглянули внутрь. Батюшки, сколько там было пчёл! Они вплотную друг к дружке сидели на рамках.

Некоторые пчёлы стали вылезать на рамки вверх, но Юра сейчас же стал пускать на них дым, и они спрятались обратно.

Потом Толя вынул одну рамку из улья. И вот тут-то мы увидели, как пчёлы строили соты. Они делали из воска такие длинные шестиугольные трубочки и лепили их одну рядом с другой, так что получались сплошные ряды трубочек, или ячеек.

Мы поскорей поставили рамку на место, чтоб не мешать пчёлам работать.

Удивительные насекомые пчёлы — как они ловко умеют строить соты! Глядя на соты, просто не верится, что их делают обыкновенные пчёлы, до того эти соты правильные и красивые. Конечно, многие другие животные тоже очень умные, например собаки. Но никакая собака не смогла бы сделать такие соты!

 Сегодня к нам на пасеку пришла Галя и принесла фотоаппарат. Она сказала, что снимет нас вместе с ульем. Все ребята выстроились позади улья, только нам с Серёжей и Павликом не досталось места. Мы стали позади ребят, но там нас не было видно., Тогда мы уселись впереди улья. Галя навела аппарат, щёлкнула — и готово! Занятное дело фотография! Щёлкнут тебя, а потом — в проявитель. Я раз видел, как проявляют карточки. Болтают, болтают, сначала ничего нет, а потом — батюшки, человек лезет! Интересно, какая получится карточка. Только я очень боюсь, что выйду безглазый, потому что моргнул, когда Галя щёлкнула аппаратом. У меня уже был такой случай: нас снимали всем классом, а я моргнул, вот и получился на карточке с закрытыми глазами, как будто сплю сидя. Меня тогда все ребята ругали: «Эх ты, тетеря сонная! Всю карточку испортил!» Будто я виноват!

 Вот какая досада! Ещё не готова карточка! Галя говорит, плёнка ещё не просохла. Мы стали спрашивать, хорошо ли мы получились. Она говорит:

— Вот завтра сделаю карточку, увидим.

Я очень волнуюсь: слепой я или с глазами? И как это меня угораздило моргнуть в такое время!

Скорее бы завтра пришло!

Карточка готова! Все ребята хорошо получились, только я вышел с открытым ртом. Не понимаю, как это меня угораздило раскрыть рот! Всё хорошо, и глаза есть, а рот раскрыт. Ребята снова бранят меня:

— Зачем тебе понадобилось рот разевать?

— Я нечаянно.

— «Нечаянно»! Ты бы ещё язык высунул!

— А вам-то что? Ведь вы хорошо получились.

— Мы-то хорошо, а ты весь вид портишь.

— Чем же я его порчу?

— Да сидишь тут с разинутым ртом, как акула! Тогда я стал просить Галю:

— Галя, нельзя ли мне чем-нибудь рот замазать? 

— Чем же его замазать? — говорит Галя.— По-моему, ты хорошо получился. Очень похож.

— Да,— говорю я,— похож! Разве я такой? Я красивый.

— Ну, ты и здесь очень красивый.

— И совсем не красивый. Здесь у меня какой-то глуповатый вид получился.

— Вовсе не глуповатый. Просто рот чуточку приоткрыт, потому что ты улыбаешься, а вид нормальный. Очень даже умный вид.

Это Галя, наверно, нарочно сказала, чтоб меня утешить. А может быть, у меня на самом деле умный вид, только мне самому незаметно? Не знаю… Только на карточках я почему-то всегда получаюсь плохо. В жизни-то я очень красивый, а как только снимусь, обязательно не такой. Вот и на этой карточке. Рот ладно уж, это я сам виноват, а нос почему такой? Разве у меня такой нос? У меня нос хороший, а здесь он задирается кверху, вроде запятой. А уши? Разве у меня уши торчат, как самоварные ручки? Ну ничего. Всё-таки я немного похож. Можно узнать, что это я снят, а не кто-нибудь другой. Какое-то сходство есть.

Главное — улей хорошо вышел. И мы с Серёжей и Павликом впереди всех, на самом виду.

Когда мы пошли домой, Серёжа сказал:

— И зачем мы вперёд вылезли? Даже неудобно как-то! Можно подумать, что мы самые главные в этом деле.

— Да,— говорит Павлик,— дела не сделали, даже бросили, а когда и без нас всё вышло, так мы вперёд лезем. Теперь все про нас будут думать, что мы хвастуны.

Дома я думал о хвастовстве. Что такое хвастовство? Почему люди хвастают? Вот, например, некоторые воображают, что они очень хорошие, и всем твердят, какие они хорошие. А зачем об этом твердить? Если ты хороший, то и без слов видно, что ты хороший, а если ты нехороший, то сколько ни тверди, всё равно тебе не поверят. А то есть ещё такие люди, которые воображают, что они очень красивые, и всем об этом рассказывают. А чего об этом говорить, если и так видно, красивый ты или некрасивый. А то ещё попадаются такие люди, которые воображают, что они страшно умные, и вот они болтают, болтают, даже о том говорят, чего сами не понимают. И вот тут-то все видят, умные они или неумные. По-моему, хвастовство — это просто глупость. Глупому всегда почему-то кажется, что он лучше других, а умный понимает, что другие ещё, может быть, лучше его, значит, и хвастаться нечем.

Сегодня Нина Сергеевна научила нас сделать поилку для пчёл.

Нужно взять бочонок, налить в него воды и устроить затычку так, чтоб вода сочилась по капле. Снизу под бочонком нужно поставить наклонно дощечку. Вода будет растекаться по дощечке, и пчёлы будут пить прямо с неё.

Мы стали думать, где взять бочонок. Гриша сказал, что у них на чердаке есть старая бочка. Мы пошли к нему. Он попросил у мамы разрешения взять бочку. Мама позволила.

Бочка была тяжёлая. Мы насилу стащили её с чердака и покатили по улице. Вдруг Федя навстречу:

— Вы куда бочку тащите?

— На пасеку. Будем делать поилку для пчёл.

— С ума сошли! Куда им столько воды?

— Ничего,— говорит Юра.— Выпьют.

Мы приволокли бочку на пасеку и стали таскать в неё воду, а бочка рассохлась и вся вода из неё выливалась, как сквозь решето. Мы уже думали, что придётся её выбросить, но Галя сказала:

— Надо хорошенько размочить бочку. Когда клёпки разбухнут, она перестанет течь.

Мы снова принялись таскать воду.

Сколько воды мы в эту бочку влили! Вёдер сто или, наверно, двести. Сначала вода выливалась сквозь щели, но постепенно бочка разбухала и к вечеру уже была наполовину с водой.