звезду. Захохотал, подскочил к матери, обнял ее за плечи, горячо зашептал:
— Мать, понимаешь, мать!.. Я должен его завоевать. Это очень важно.
— Ну уж так и важно? — переспросила Лиза, любуясь сыном. — Костик, ты у меня прелесть. У тебя растет темперамент — для артиста это очень важно.
— Ты смеешься, а я серьезно. Случай уникальный, грех им не воспользоваться. Мы сделаем вот что: ты ему не говори, что я про него знаю. Ну, я в полном неведении. Пришел, застукал мать с хахалем, и все. Так он будет думать. А я устрою подкат, притворюсь ясновидящим и открою тайну его личности! — Он захохотал, в восторге от собственной затеи и от своего освобождения. В изнеможении опустился на стул. — Ух, законно! Сколько я с этим пережил, ты не представляешь. Ночи не спал. Черт меня попутал с этой машиной.
— С какой машиной? — переспросила Лиза.
— Ты ничего не поняла? — виновато хихикнул Костя, захлебываясь, торопясь, чтобы быстрее отделаться, проговорил всю правду: — Не гневайся, я бы тебе не сказал, но без твоей помощи, извини, мне не вытянуть… Это ведь я угнал машину. Не хотелось пасовать перед девчонками. Глазастая засекла машину с ключом… Ну и… Понимаю, глупо. — Костя вновь пригнулся к ее уху и зашептал: — Ты мне должна помочь. Не садиться же мне в тюрягу, — припугнул он ее на всякий случай. — Судья у нас в гостях, ты ему нравишься — это же видно невооруженным глазом.
— Ты?! — Что-то ужасное сразу обрушилось на Лизу.
А Костя продолжал кривляться:
— Мать, больше не буду, честное пионерское под салютом. — Он поднял вверх руку, улыбаясь Лизе.
Та не успела еще прийти в себя, не успела ничего ответить сыну, потому что в дверях кухни появился Глебов. Он понял, что пришел не вовремя, увидев Лизино лицо.
— Я, кажется, помешал, — смутился Глебов.
— Нет, что ты… — Лиза попробовала улыбнуться. Находясь в крайнем смятении, она все же поняла, что сейчас отпускать Глебова никак нельзя, что судьба Костика в опасности и его действительно надо спасать. Стараясь быть веселой, она предложила распить шампанское в «гостиной», и они все трое, под ее руководством, стали дружно накрывать стол в комнате. Когда все было готово, Лиза ушла заваривать чай, Костя охотно сыграл для Глебова небольшую пьесу для саксофона, а потом, играя на гитаре, спел на английском знаменитую песню Битлов про буйвола, который не может привыкнуть к клетке в зоопарке.
— Молодец, — похвалил его Глебов. — Хорошо, что ты учишь английский.
— Английский — сила, — расхвастался Костя. — У меня с ним все о’кей!
Они сели за стол, Глебов открыл шампанское и разлил по бокалам. Делал все неловко, шампанское у него пролилось, но он чувствовал себя прекрасно, не замечая хода времени.
— Мать, ты действуешь правильно, — успел шепнуть Костя на ходу Лизе.
Та чувствовала себя подавленной, ей трудно было говорить, она плохо понимала, что надо делать.
— Я устала, — призналась Лиза. — Мне надо разрядиться… — И выпила шампанское.
— Жаль, что ты выпила, — огорчился Глебов. — Я приготовил длинный тост.
— А вы произнесите его про себя, — предложил Костя. Он начал свою игру, к нему пришло вдохновение. — А я отгадаю. — Пристально посмотрел на Глебова, прищурил глаза, словно изучал его. — Я же телепат… Да-да, у меня телепатические способности: читаю мысли на расстоянии, нахожу спрятанные предметы, внушаю другим собственные желания.
— Вот как? — Глебов влюбленно посмотрел на Костю. — Что ж, давайте, это интересно.
— Помолчал бы лучше, жеребенок, — вдруг грубо заметила Лиза.
— Ну, мать, я тебя не узнаю, — веселился Костя. — Где твоя легкость?.. Что с тобой, Лизок? — Повернулся к Глебову. — Вы уже произнесли свой тост… Я чувствую вокруг головы какое-то движение, ее окутывает теплом… Горячо, горячо… Обжигает лоб… — Костя откинулся на спинку стула, закрыв глаза.
— Верно, — улыбнулся Глебов. — Я закончил тост.
— Читаю ваши мысли… Думайте, думайте. Чи-та-ю ва-ши мыс-ли… Пожалуйста, Борис Михайлович, помогите мне… Подумайте о вашей работе, о том, как вы попали к нам, и снова произнесите ваш тост… Так, так… Вы подняли тост за неожиданное знакомство?
— Холодно, — ответил Глебов. Ему нестерпимо хотелось дотронуться до длинных нервных пальцев Кости. Он положил руку на стол и незаметно приблизил ее к Костиной ладони.
— …За встречу старых друзей? — продолжал Костя.
— Тепло. Хотя я бы назвал это совсем иначе. — Глебов по-прежнему пристально смотрел на Костю. Он забыл про все на свете — видел перед собой только своего сына! — Костя, вы верите в чудеса?
— Значит, случай уникальный? — Костя зашелся от удовольствия. — Наведите на след.
— Дело в том, — не выдержал напряжения Глебов, — что я…
— Нет, нет, нет! — заорал Костя, вскакивая. — Мы же договорились… Я сам догадаюсь…
«Ну, догадайся, догадайся, что я твой отец! — думал Глебов. — Посмотри на меня, возьми мою руку. Ну же!»
— Ладно вам, — испуганно вмешалась Лиза. — Лучше выпьем шампанского. — Налила себе.
— Мать, ты все портишь, — возмутился Костя. — Не пей! — Он выхватил у нее бокал с шампанским, расплескивая его. — Мы доиграем! Борис Михайлович, думайте… думайте…
— Я думаю, думаю! — сдерживаясь, тихо ответил Глебов. В голове у него яростно стучало.
— Кажется, я уже читаю ваши мысли! — торжественно произнес Костя. — Да, да! Чи-та-ю!.. Вокруг стало светло! Передо мной выстраивается череда букв… Я читаю… их… Вы!..
— Горячо! — возбужденно воскликнул Глебов и сжал своей ладонью пальцы Кости. «Какие они у него холодные, — подумал он. — Их надо согреть».
Лиза увидела, как Глебов схватил Костю за руку, и поняла, что он сейчас все откроет; она предупреждающе вскрикнула: «Боря!» — пытаясь его остановить, но ее никто не слышал.
— Вы! — Костя вскочил. Ему нравилось играть без проигрыша. — Мой!..
— Отец! — не выдержал Глебов.
Наступила длинная тишина. Было слышно, как по улице, позванивая, прошел трамвай, потом во дворе раздались детские крики, залаяла собака, жалобно всхлипнул и заработал холодильник.
Лиза в ужасе закрыла лицо руками, стараясь спрятаться от всего белого света.
Костя разозлился: из него сделали дурачка. Посмеялись над ним. Он хотел разыграть судью, не думая его обижать, а тот разыграл его, и довольно грубо. Слово «отец» никак не поразило его сознания, он только понял одно — игра не удалась. А отсюда всевозможные неприятные последствия.
— Ну вы шутник, Борис Михайлович, испугали до смерти Лизавету Федоровну. — Костя притворно рассмеялся. — Смотрите, смотрите, она личико руками закрыла, онемела от страха.
Он склонился к матери, покровительственно обнял и почувствовал, как вздрагивало ее плечо, ударяя острой костью ему в ладонь. Его это насторожило. Он посмотрел на Глебова; тот странно и резко изменился, почти до неузнаваемости: из доброго, милого, неуверенного человека превратился в страшно серьезного,
