Все замолчали.
– Вот! – Ковалев выдернул на время щепку из отверстия и, поймав в темноте чью-то руку, поднес ее к дырке.
– Верно! – сказал голос боцмана.
– Все одно, рубай! – кричал Христо.
– Хлопцы, – сказал Ковалев, и все почувствовали, что он что-то важное скажет, и замолкли, – сейчас на воле будем. Вот он люк, я ногой нащупал. Давай веревку, я поднырну, а вы по веревке за мной.
Христо торопливо стал совать ему в руку конец веревки. Ковалев сорвал с себя мокрую одежду, быстро сделал на конце веревки петлю, надел ее через плечо и исчез под водой. Бьет проклятая веревка по ногам, мешает плыть; обо что-то острое ткнулся Григорий головой, помутилось на минуту в мозгу, но он все гребет руками. Вот он борт – Ковалев стукнулся в него теменем. Не хватает воздуху – хоть водой дохни. А там внизу чуть светлей: это пробивается лунный свет через воду. Сбросить бы петлю – вмиг на воле. Но Ковалев изо всей силы дернул веревку к себе и нырнул под борт. Вот уж на той стороне. Оттолкнулся из последних сил ногами от борта – грудь рвется, горло сжимает, вот-вот дохнет водой.
– Ну, на воле! Вот дохнул-то! – Огляделся Ковалев. Уж поднявшаяся луна ярко освещала спокойное море. Легкий ветер тянул к берегу. Как брюхо огромного чудовища, чернело дно опрокинутого корабля. Обломки мачт и реи с парусами плавали тут же на оборванных снастях. Ковалев подплыл к рее и закрепил на ней свою петлю. Держался за рею и только дышал. Он сейчас ни о чем не думал, а глотал воздух, цену которому узнал только теперь.
Странно было думать, глядя на огромный опрокинутый корпус судна, что там внутри копошатся и рвутся на волю живые люди.
Через несколько секунд показалась на поверхности воды голова Христо, а за ним вынырнули остальные. Шлюпка, полная воды, но целая, плавала неподалеку, запутавшись в снастях. Матросы подплыли к ней.
Ковалев направился на обломке реи к корме, откуда раздавались глухие удары.
– Рубят, ей богу, рубят! – крикнул Ковалев.
Матросы как попало отливали воду из шлюпки и не слушали.
Ковалев достал конец веревки из воды, сделал опять петлю, надел по-прежнему через плечо и нырнул под судно. Нащупал под водой люк в хозяйскую каюту.
А там и в самом деле рубили. Хозяин-грек отчаянно работал топором, силясь прорубить выход через дно.
Все вздрогнули в капитанской каюте, когда услыхали голос Ковалева.
– Брось рубить! Пропадешь! – кричал он греку и хотел впотьмах схватить его руку.
– Оставь! – заорал грек. – Убью!
Ковалев наскоро закрутил свою петлю за стол.
В темноте он нащупал женщину. На руках у нее Настя.
– Давай девочку, а сама за нами по веревке – ныряй под судно.
– Ой, ой! – закричала женщина. Но Ковалев вырвал из ее рук девочку, сгреб под мышку. Одной рукой зажал ей рот и нос, а другой взялся за веревку.
Перебирая веревку одной рукой, он вынырнул с Настей около реи.
Матросы подплывали на шлюпке, пробираясь между обломками снастей. Вслед за Ковалевым вынырнула и женщина.
Все уселись в шлюпку.
Удары изнутри корабля все яснее и яснее слышались, прерывались на минуту – видно, старик переводил дух – и снова гукали в дно.
– Могилу себе рубает, – сказал Ковалев. – Дорубится и поймет.
Шлюпка стояла у борта, откуда слышались удары.
Все молчали и ждали. Вот уж совсем близко бьет топор.
– Заткни дырку, могилу себе рубаешь! – кричал Ковалев. Христо что-то часто кричал по-гречески.
– Ныряй, хозяин, под палубу! – кричал Дмитрий.
Но старик или не понимал, или не слышал: рубил и рубил.
И вдруг послышался свистящий вздох. Это из невидимой дырки выходил воздух.
Удары топора бешено забарабанили по борту. Мелкие щепки летели наружу.
– Ай-ай, дедушка, дедушка! – крикнула Настя.
Вдруг стук сразу оборвался. С минуту все в шлюпке молчали.
– Ну, аминь, – сказал Ковалев, – пропал старик.
Женщина вдруг вскочила, вырвала из рук Дмитрия черпак и в отчаянии застучала по дну судна. Ответа не было.
– Отваливай! – скомандовал Ковалев.
Шлюпка отошла. Легкий ветер гнал ее к берегу и помогал гребцам.
– Чего ты, Настя? – спросил Ковалев.
Девочка плакала.
– А заинька, где заинька?
Не плачь, – утешал матрос, – мама другого купит.
Шлюпка медленно двигалась, гребли чем попало: весла пропали, их не нашли.
– Вон, вон что-то! – вдруг крикнула Настя.
Все поглядели, куда указывала девочка. Черное пятно маячило на воде справа.
Подошли. Ящик плавал, слегка погрузившись в воду. Ковалев засунул руку и достал мокрого, но живого зайца.
– Заинька, вот он, заинька! – крикнула Настя и стала заворачивать зайца в мокрый подол.
– Вот ведь: скотина бессмысленная спаслась, а человек пропал, – сказал Дмитрий и оглянулся на блестевшее на луне осклизлое брюхо корабля.
Гребцы налегли: всем хотелось поскорее уйти от погибшего судна. Каждому чудилось, что грек еще стучит топором по дну.
Через час шлюпка с пассажирами пристала к берегу.
Все невольно оглянулись на море. Но там уже не видно было опрокинутого судна.
Был ясный солнечный день. Эскадра, состоявшая из двух дивизионов миноносцев и дивизионов подводных лодок, вышла на маневры в море. Легкий ветер и веселая зыбь. Совсем по-праздничному. С головного миноносца давали сигналы, и суда перестраивались. Сигнальщики, на обязанности которых разбирать и передавать сигналы, во все глаза в бинокли наблюдали за мачтой головного судна, чтобы не пропустить сигнала. А там то и дело подымались и опускались сигнальные флажки. Подводные лодки шли, выставив свою серую спину из воды, как морские чудовища. Как сердце, глухо стукал внутри каждый дизель-мотор. Сегодня всем было весело, даже кочегары на миноносцах, наглухо закупоренные в котельном отделении, как в коробке, чувствовали веселое напряжение и, хоть не видали, что наверху делалось, знали, что что-то удалое затевается и уже никак нельзя подгадить, и все бойко шевелились в жаркой атмосфере кочегарки, поминутно поглядывали на манометр: не упал бы хоть на йоту пар. На подводных лодках все были в еще большем напряжении: каждую минуту ждали приказания погрузиться в воду и каждому командиру хотелось это сделать на виду у всей эскадры первому. Люди стояли по местам. Вот-вот прикажут под воду – дизель-мотор надо остановить и пустить в ход электрический мотор, ток для которого запасен в аккумуляторах; задраить наглухо входной люк и выставить из воды перископ – длинную трубку, этот глаз подводной лодки: через нее из-под воды можно видеть все, что делается на поверхности. Вдали на горизонте едва обозначался силуэт крейсера: там адмирал, он наблюдает за всеми движениями эскадры, следит, правильно ли суда выполняют то, что им приказано сделать.
Все чувствовали, что дело идет пока превосходно: суда перестраиваются быстро и точно, совсем как солдаты на ученье, держат правильные расстояния, все идут одной скоростью, все одинаковые, как игрушки новые, и, кажется, дымят даже одинаково.
Подводной лодкой № 17 командовал лейтенант Я. Он хорошо знал свое судно и надеялся, что теперь он, пожалуй, погрузится вторым; № 11 погружался всегда так, как будто его какая-нибудь рука сразу топила, жутко смотреть – за ним не угнаться. Ну, а другим лейтенант Я, спуску не даст. Команда как один. Всем хотелось не дать промашки. По сигналу надо погрузиться и атаковать адмиральский крейсер, затем, не всплывая на поверхность, вернуться в порт. А завтра будет отчет о маневрах, и целый день можно гулять, ходить к знакомым в городе и рассказывать про эту веселую прогулку. Мичман, не доверяя сигнальщику, сам тоже смотрел в большой бинокль на мачту главного миноносца, ожидая условленного сигнала. Механик со своими машинистами напряженно ждал команды сверху. Все было так натянуто, что, кажется, чихни теперь кто-нибудь громко, и все дружно стали бы переводить лодку в подводное состояние.
– Ну что? Есть? – спрашивал лейтенант каждый раз, когда новые флаги появлялись на главном миноносце.
– Не нам, – вздохнув, отвечал мичман.
– Есть! – вдруг закричал мичман, отрывая от глаз бинокль. Капитан стал командовать к спуску, но он еще не договорил команды, как дизель уже стал, и вместо него запел, зажужжал электромотор, уже стали наполняться цистерны балластной водой, все делалось само собой: спустился курок напряженного ожидания, и руки, которые томились наготове, быстро делали свое дело.
Вот уже под водой и на столике под перископом шатается на качке мелкая веселая картинка моря, бегущих миноносцев, а вон, как точка вдали, – адмиральский крейсер.
Нет, хорошо идут нынче маневры – всем было весело и радостно.
Вот уже близко крейсер. Теперь надо убрать перископ и идти по компасу в том же направлении. Перископ виден; он торчит все же из воды, и от него, как усы, в обе стороны расходятся от ходу тонкие волны. Уже подойдя ближе, надо только на минуту его выставить, чтобы проверить свое движение, потом подойти как можно ближе и выпустить мину… конечно, учебную, холостую.
