Спору нет — это, конечно, хорошо, но нельзя же забывать и про боевые дела на фронте!
Что до Кольки и Кости, то они могли часами рассказывать приятелям о наградах Сергея, о его матросской службе, о подвигах торпедного катера «Удалой» и просто о море. В их представлении оно было картинно-синим при солнце, фиолетовым — вечером, свинцовым — в бурю. Опасной, тяжёлой, но вечно солнечной, вольной казалась им жизнь на море.
Не желая, чтобы матросская слава брата так скоро забылась, Костя с Колькой поддерживали её, как могли, — старую бревенчатую избу с резными наличниками на окнах называли «катер» и по всякому поводу старались объясняться на морском языке: по утрам не будили друг друга, а «свистали побудку»; пол не мыли, а «драили палубу»…
Умывшись, Сергей с братьями сел обедать. Он достал книжку, положил её на край стола и зачитался. Щи он ел, не глядя в тарелку.
Колька решил созорничать — отодвинул тарелку в сторону, и Сергей, точно слепой, долго шарил ложкой по столу. Братишка прыснул в кулак.
— Не балуйся, Микола! — погрозил ему пальцем Сергей, обнаружив проделку.
Обедать Кольке стало скучно. Он наспех поел щей и покосился на дверь. Но Костя сегодня был на удивление хлебосолен — то и дело подкладывал Кольке хлеб, подливал густых дымящихся щей.
— Кушай, Микола, поправляйся! Смотри, щи-то какие — в звёздочках, с мясом…
— Серёжа, — не выдержал Колька, — чего он меня, как гуся на убой, откармливает! Это он нарочно… я знаю. Из-за проса всё!
Но Костя и глазом не повёл, а только деловито заметил Сергею, что Кольке надо поправляться.
Сергей на минуту вскинул голову:
— Правда, Микола, отощал ты у нас за лето. Ешь больше! — и опять опустил глаза в книжку.
А обеду, казалось, не будет конца. После щей Костя подал картошку с грибами, потом молоко.
Когда наконец отяжёлевший Колька выбрался из-за стола, его потянуло подремать. Но он стойко преодолел этот соблазн и, тяжело передвигая ноги, вышел из избы.
На свежем ветерке он быстро взбодрился, заглянул с улицы в окно, показал Косте кукиш и весело пропел:
А вы просо сеяли, сеяли…
А мы его выполем, выполем!..
— Что это он? — удивился Сергей.
— Пообедал крепко, вот и веселится! — хмыкнул Костя.
После обеда Сергей мельком взглянул на часы: «Ага, минут сорок можно!», достал тетрадь, пузырёк с чернилами и принялся что-то писать.
Он учился на первом курсе заочного сельскохозяйственного института и использовал для занятий каждую свободную минуту.
Костя, на цыпочках передвигаясь по избе и обходя наиболее скрипучие половицы, бесшумно убрал со стола посуду, подмёл пол.
На полочке, между окнами, он заметил стопку ученических тетрадей. Мальчик заглянул в одну, в другую. Это были тетради Сергея по химии, математике, ботанике.
Писал Сергей крупными кособокими буквами, строчки загибались книзу. Встречались и кляксы, тщательно затёртые резинкой. Тетради были аккуратно обёрнуты в газету, в каждой лежал листок промокашки.
«Как у Кати Праховой», — подумал Костя о своей однокласснице, аккуратные тетради которой учителя всегда ставили ребятам в пример.
Просмотрев тетради, Костя стал спиной к печке, скрестил руки и принялся наблюдать за Сергеем.
А любопытно, когда здоровый, плечистый парень сидит над тетрадями и книжками, пыхтит, ерошит волосы, дёргает себя то за кончик носа, то за губы, поминутно клюёт пером в пузырёк с чернилами!..
Неожиданно Сергей поднял голову и встретился глазами с братом.
— А знаешь… — Он отложил в сторону ручку. — Ты сейчас, как наша мать… Она вот так же, бывало, станет у печки, руки на груди сложит и смотрит, смотрит… Потом обязательно про учение заговорит, про школу…
Костя не нашёлся, что ответить. Как подбитая птица, он вдруг закружился по избе, переставил зачем-то с места на место крынки и чугунки на лавке, потом схватил тяжёлый чёрный косарь и принялся скоблить и без того уже чистый, шероховатый кухонный столик.
Ему вспомнилось, как война всё смешала в доме Ручьёвых. Ушли на фронт отец Кости — Григорий Ручьёв — и старший брат Сергей. Вскоре отец погиб, а вслед за ним умерла давно болевшая мать. Осиротевших Костю и Кольку взял к себе Фёдор Семёнович. Но потом и учителя призвали в армию. Ребята остались с его женой, Клавдией Львовной.
Избу Ручьёвых заперли на замок, окна закрыли ставнями.
Костя частенько прибегал к родному дому: летом вырывал траву около крыльца, зимой разгребал снег — пусть люди не думают, что Ручьёвы совсем покинули своё родное гнездо.
Колхоз не забывал сирот Ручьёвых. «В нашем Высокове ни одна душа не потеряется», — говорили люди и помогали братьям чем могли. Правление снабжало их продуктами, обувью, одеждой.
Костя до глубины души был благодарен людям за их заботу, постоянно рвался по-серьёзному помочь колхозникам, но взрослые сдерживали его пыл и зорко следили, чтобы мальчик не отбился от школы.
Втайне Костя дал себе клятву, что рано или поздно он сторицей отблагодарит родной колхоз.
Но вот война кончилась.
Вернулись с фронта Фёдор Семёнович и Сергей Ручьёв. В первые же дни старший брат привел Костю и Кольку в родной дом.
— Нас, Ручьёвых, теперь мало на свете осталось, — сказал он учителю. — Нельзя так. Кучно жить надо.
— Это правильно! — согласился Фёдор Семёнович. — Только ведь ребятам такой человек нужен… чтобы и за мать и за отца… Сможешь ли, Серёжа?
— Попробую, Фёдор Семёнович, — со вздохом ответил Сергей.
Колхозники помогли ему починить избу, и с тех пор крыльцо у дома Ручьёвых уже больше не зарастало сорной травой…
— Ну-ну, Константин, чего ты? — спохватился Сергей, заметив смятение в лице брата. — Я ведь это так… вспомнилось. Иди-ка сюда… Ты в математике силен? Костя подошёл к столу, заглянул к Сергею в тетрадь.
— Мы этого ещё не проходили, — признался он.
— Жалко!.. Засел я тут с контрольной. Крепкий орешек попался.
— Что, студент, достаётся тебе?
— Есть немного… С последним зачётом задержался. Время меня подпирает. — Сергей потёр ладонью коротко остриженную голову. — Ну да ничего… Ночку-другую не посплю — наверстаю. Тут, братец, другое… Вы же с Колькой у меня и завхозы, и шеф-повары, и бытовой сектор. С ног сбились. Меня даже люди попрекать стали: мол, не жалею я вас. Я сегодня с бабкой Алёной договорился. Она теперь у нас домовничать будет.
Костя насупил брови. Этого ещё недоставало! Неужели они с Колькой такие бездельники и белоручки? Хотя, если сказать по правде, живётся братьям Ручьёвым неплохо. Сергей целый день проводит в правлении или в поле, а все заботы по дому ложатся на плечи Кости и Кольки. Вернее же, одного Кости, потому что с младшего братишки какой же спрос… И Костя за последнее время многое постиг: научился готовить отменные щи, жарить картошку, топить печь, молниеносно заметать пол и мыть посуду.
Слава о кулинарных способностях Кости Ручьёва разнеслась по всему колхозу.
Ребята, посмеиваясь, то и дело набивались к Косте на обед и прочили его на дни уборки поваром в полевой стан.
Костя даже пытался стирать бельё, но делал это так неумело, что соседка, сжалившись над рубахами и руками мальчика, взяла стирку белья на себя.
И ещё одно терзало Костю: он не успевал пришивать пуговицы и ставить заплаты на Колькины штаны и рубашки, которые у того рвались с удивительной быстротой. Тогда Колька, не дожидаясь брата, действовал самостоятельно и ставил на очередную дыру такую яркую латку, что все на него обращали внимание…
Всё же Костя считал, что хозяйство у них в доме налажено не так уж плохо. И теперь вдруг пустить в дом какую-то бабку Алёну!..
— Дело твоё, — с обидой сказал Костя. — Не по вкусу мои щи — зови хоть двух бабок… только мы с Колькой всё равно их признавать не будем.
Сергей нахмурился:
— Ну-ну, придержи свой характер! Вам же с Колькой легче будет. — И, взглянув на брата, с усмешкой добавил: — А нрав у тебя вылитый батькин! Копия!
За окнами послышалась песня про зелёный лужок, про коня на воле.
Сергей и Костя выглянули в окно. По улице, мимо палисадника, шли девчата второй бригады с граблями и вилами на плечах. Они любили чуть свет выходить с задорной песней в поле и с песней приходить обратно.
Вместе с девчатами шагала Марина Балашова — «бригадир-два», как звали её в колхозе.
Сергей убрал тетради в шкаф, быстро надел пиджак, застегнулся на все пуговицы.
— Крикнуть бригадира? — понимающе спросил Костя.
— Да-да, позови. Сообщить кое-что надо.
Сергей окинул взглядом избу: кажется, на «катере» всё в порядке.
Костя выбежал на крыльцо. Но Марину звать ему не пришлось: она без его приглашения отделилась от девчат и направилась к дому Ручьёвых.