Майя ван Вейдженен - Популярность. Дневник подростка-изгоя

После звонка на третий урок я убегаю в библиотеку. В зале сидят двое. Со своими синими и оранжевыми волосами, торчащими в разные стороны, они как куколки-тролли. Они сплетничают о ком-то из нашей школы, кто недавно был «переведен» в «альтернативную» школу для «трудных детей». В прошлом году на информатике я сидела рядом с мальчиком, которого перевели к нам из такой школы. Он был колючим на вид, с короткими, неровно подстриженными волосами, будто стригший его парикмахер был нетрезв. Его звали Мигель, но про себя я называла его Трещоткой, потому что он никогда не затыкался. Он рассказал мне, что его трижды арестовывали, что его жизнь была ни много ни мало бездарной тратой времени и что прятать марихуану лучше всего в пятке кроссовок с подъемом. Через неделю его отправили обратно в «альтернативную» школу.

После его ухода в школу пришла полиция с собаками. Посреди урока (четвертый урок, технология) нас всех выставили в коридор, выстроив по вдоль стены. Наши вещи остались в классе, и собакам дали команду обнюхать все наши сумки и нас самих.

Совпадение? Совпадений не бывает.

Совет популярности от Майи

Когда мальчик, сидящий рядом с вами в классе, любезно подсказывает, что прятать травку лучше всего в каблуке обуви, подумайте дважды, прежде чем выбрать такой фасон. Вы же не хотите, чтобы у окружающих сложилось о вас неправильное впечатление.

Для мытья головы отводи хотя бы один день в неделю. Многие предпочитают делать это вечером по четвергам, чтобы привести волосы в порядок перед выходными.

Сегодня четверг, так что я беру шампунь и кондиционер для волос из шкафчика в ванной. Они называются «Клубнично-мандариновый смузи». Мне не очень хочется пахнуть фруктовым салатом, но это единственное, что мне удается найти.

Перед мытьем головы тщательно расчеши волосы. Затем обильно смочи волосы водой, нанеси шампунь и массируй голову до появления густой пены. Удостоверься, что шампунь распределен по всей поверхности головы. Теперь смой пену и повтори процедуру. После второго намыливания волосы окончательно очистятся от всей грязи. Потом трижды сполосни волосы. На третий раз, если провести рукой по волосам, ты услышишь поскрипывание.

Я в тряпичных папильотках

Я заканчиваю, и мама помогает мне закрутить волосы в тряпичные папильотки, которые Бетти рекомендует для длинных волос, потому что так «волосы меньше секутся, и на них намного проще спать».

– Ух ты, твои волосы совсем не жирные, – замечает она, заворачивая мои скрипяще чистые пряди в папильотки.

– Да уж надеюсь, – отвечаю я. Она улыбается мне в ответ.

Я кладу голову ей на колено. Причесывая меня, она сидит надо мной на стуле, потому что мы с ней теперь одного роста. Взросление – странная штука. Когда я была маленькой, то не могла дождаться, когда вырасту. Теперь я уже не так уверена, что хочу этого. Непросто осознавать, что твои ладони стали больше маминых. Мне от этого грустно.

– С такими волосами ты выглядишь совсем как те девочки из «Маленького дома в прериях». Такая очаровашка.

Я ворчу. Популярных людей не называют очаровашками. Так называют чихуахуа, которых таскают в дамской сумочке.

Я говорю об этом маме. Она смеется, обнимает меня и уверяет, что я не похожа на комнатную собачку. Она всегда знает, что сказать.

Я просыпаюсь пораньше, чтобы вытащить папильотки из волос.

Я медленно раскручиваю их, все двадцать четыре штуки, и вижу, что теперь у меня кудряшки по всей голове.

О НЕТ! Я ВЫГЛЯЖУ КАК ШИРЛИ ТЕМПЛ, ЕСЛИ БЫ ОНА БЫЛА БРЮНЕТКОЙ!

Я не могу даже носа показать в школе. Просто не могу.

В школе.

С мелкими кудряшками по всей голове.

Дайте мне леденец – и буду вылитая пятилетка.

Или пуделиха.

Хорошо хоть Кензи сегодня нет, и мне не придется терпеть осуждение в ее взгляде.

– Эй, Майя, что у тебя на голове? – спрашивает за моей спиной кто-то из девочек. – Очень миленько. По какому поводу? У тебя появился парень?

Это кто-то из оркестра, «семерка» по шкале популярности.

– У Майи – парень? Вот еще глупости, – шепчет ее подружка.

Я думаю о своем ненаглядном Итане, который так и не замечает меня, даже несмотря на все мои новые сумасшедшие прически. Кого я обманываю? Она права.

Карлос Санчес только смотрит на меня, поводит бровями и ничего не говорит.

Это само по себе уже достаточная критика.

Позже я узнаю, что в следующую пятницу будут делать фотографии класса. Надо посмотреть, как Бетти Корнелл советует готовиться к такому ответственному событию. Это может оказаться немаловажным фактором на моем пути к популярности. Мои волосы пушатся от одной лишь мысли об этом.

Мы с Броди изображаем музыкантов ranchera: трясем своими черными волосами под звуки радио. Мы даже сочиняем песню, используя в ней все знакомые нам испанские слова. Она исполняется на мотив «Suddenly Seymour» из мюзикла «Магазинчик ужасов».

Примерный перевод:

Не секрет, что мой испанский оставляет желать лучшего.

Мама заходит ко мне в комнату и ложится рядом со мной. Мы разговариваем и смеемся. Я пою ей нашу свежую песню на испанском.

– Ты почти справилась с el и la, – смеется она.

– В каком смысле?

– Ну, в том, что в испанском языке все подчинено мужской или женской природе. Я как раз сегодня утром объясняла это Броди, когда мы ждали автобус на остановке.

– Ты рассказывала моему младшему брату о мужской и женской природе на автобусной?!

– Ага, выдалась свободная минутка. Я и рассказала ему, как тут все работает.

Я немножко в ужасе. Это не может быть то, о чем я думаю, верно же?

– Мы говорим о разной мужской и женской природе, так ведь? Броди до сих пор думает, что девочки писают стоя.

Мама понимает, о чем я, и бросает в меня подушкой.

Я смеюсь.

– Броди, а ну-ка иди сюда! – входит Броди, покрасневший и пристыженный, не иначе, подслушав наш разговор. – Скажи мне, девочки писают стоя или нет? – спрашиваю я.

– Я не думаю, что мне нужно это слышать, – бормочет он после нескольких секунд молчания.

Мама содрогается. Они с папой откладывали «разговор» с Броди последнюю… всю жизнь.

– Слушай, малыш, – говорит она, когда становится понятно, как он смущен. – У мальчишек все снаружи, а у девчонок все внутри. Если мы станем писать стоя, будет просто течь по ногам.

Глядя на выражение лица Броди, я хохочу так сильно, что падаю с кровати.

Чтобы волосы были ухоженными, их необходимо расчесывать. И не просто бесцельно водить по ним щеткой, но добротно, основательно и усердно расчесывать.<…> Чтобы как следует расчесать волосы, нужно как минимум сто раз за вечер провести по ним щеткой.

Закутываясь в одеяло, я уже не чувствую рук, зато мои волосы гладкие, как шелк. Ко мне заходит папа. Он целует меня на ночь, и его волосы падают мне на лицо. Мой папа отращивает их последние два года. Мама не в восторге от его нового образа, но понимает, что он делает это не только ради исторических сценок, но и потому, что хочет как следует порадоваться своей шевелюре, пока она у него еще есть. Своего рода последний парад. Он говорит, что раньше его студенты всегда обращались к нему за советами, поскольку он был подобающе одет, носил галстук и коротко стригся. Он был для них отеческой фигурой. Теперь же, по его словам, они приходят к нему рассказать о своих проступках. Мне кажется, это потому, что с этими вьющимися волосами до плеч и щетиной на понимающем лице он вроде как смахивает на Иисуса.

Мы с Кензи направляемся на наши первые уроки. Она останавливается и внимательно смотрит на меня.

– Нет, подруга, все же что за фигня у тебя на голове? Я серьезно, это даже для тебя дикость!

Этим утром мама причесала меня и уложила волосы в два аккуратных узла. Смотрится так, словно у меня из черепа растут два гриба.

– Я хотела, чтобы получилось как у принцессы Леи, – бормочу я.

– Это еще кто такая? – спрашивает Кензи.

Я закатываю глаза. Кензи никогда не смотрела «Звездные войны». Не ела яблочный соус. Не видела «Улицу Сезам». Тяжелое, полное лишений детство.

Я иду на алгебру и занимаю свое место. Анна окидывает меня взглядом и улыбается.

– Мне нравятся твои баранки, Майя.

Сидящий рядом с ней парень издает громкий и очень неприличный смешок.

Она краснеет и отворачивается, потупив взгляд.

К шестому уроку волосы уже вовсю выбиваются из пучков – кажется, будто мои грибочки обрастают шерстью. Я иду в туалет, посмотреть, можно ли с этим что-то сделать, но около всех раковин столпилось по три-четыре девочки (и все – «четверки» по шкале популярности: менее популярные вызывающе одетые школьницы), которые пытаются рассмотреть свои отражения. Их джинсы такие узкие, что, наверное, затрудняют кровообращение, а ярко-красные лифчики (просвечивающие из-под желтых поло) гармонируют с густо наложенными румянами. Я выжидаю несколько минут, тщетно надеясь, что кто-нибудь уйдет, но когда одна из них начинает подкручивать ресницы и выщипывать брови, я понимаю, что этому не суждено сбыться. Я возвращаюсь в класс со своими пушистыми грибами на голове.