Дети болтали без умолку и хохотали. Штеффи посмотрела им вслед. Светловолосая девочка шла в центре группы. Дойдя до велосипедов, ее рыжеволосая подруга обернулась. Она подняла руку, будто подавая Штеффи какой-то знак.
Когда Штеффи вернулась домой, тетя Марта указала на свернутое в узел полотенце, а затем на бельевую веревку, натянутую от угла дома до деревянного столба в глубине сада. Штеффи решила было показать, что купальник и полотенце сухие. Но не осмелилась и направилась к веревке. У дровяного сарая она увидела зеленый насос, и ей удалось накачать воды.
Штеффи подержала купальник под струей, пока тот как следует не намок. Затем снова завернула его в полотенце. Полотенце пропиталось влагой, как если бы она вытерлась после купания. Штеффи развесила купальник и полотенце на веревке. Тетя Марта ничего не заметит.
Всю неделю на острове было солнечно. Каждый день Штеффи проходила долгий путь от белого домика на краю земли до желтого, с застекленной верандой.
Каждый день тетя Альма водила сестер и своих детей на пляж.
Каждый день Штеффи в одежде сидела на одеяле, пока Нелли и малыши плескались у берега, а дети постарше ныряли с утеса.
Возможно, тетя Альма решила, что Штеффи не умеет плавать и стесняется этого. Во всяком случае, она больше не пыталась уговаривать ее.
Проснувшись однажды утром и не увидев солнечных лучей, падающих на пол у окна, Штеффи почувствовала облегчение. Стало облачно и ветрено. Прежде чем, как обычно, отправиться к тете Альме, Штеффи надела кофту. Тетя Марта показала пальцем на купальник, висевший на бельевой веревке, и покачала головой. Она что-то сказала, и Штеффи поняла слова «купаться» и «холодно».
– Не купаться, – сказала Штеффи. – Нелли… – на большее ее шведского не хватило.
Тетя Марта кивнула и повела Штеффи в комнату, где висели настенные часы. Она показала на циферблате цифру «3» и сказала:
– Приходи домой. В три часа.
Штеффи кивнула. В три часа.
– Эверт, – сказала тетя Марта. – Отец. Приедет домой.
Штеффи притворилась, что поняла. Так проще всего.
Малыши и Нелли сидели за большим столом на кухне тети Альмы и рисовали, сама тетя Альма что-то замешивала в миске. Она всегда была чем-то занята: готовила еду, пекла, мыла посуду, чистила, убирала. Но, в отличие от тети Марты, которая вела хозяйство с такой серьезностью, что челюсти сводило, тете Альме, казалось, это было совсем не в тягость. Поварешки, тряпки для мытья посуды, половые щетки так и плясали в ее руках, действуя, словно сами по себе. Тесто легко отскакивало от стола к столу, тарелки перелетали из таза для мытья посуды в сушилку.
Нелли подняла взгляд от своего рисунка и сказала:
– Мы не пойдем сегодня купаться.
– Прекрасно, – ответила Штеффи.
Она взяла лист бумаги и карандаш и принялась рисовать девичье лицо с большими глазами и кудрявыми волосами. Над губами она трудилась особенно тщательно. Они должны быть тонкими, изящно изогнутыми, словно лук Амура. Штеффи несколько раз стирала ластиком неверные линии, прежде чем осталась довольной рисунком. Девочка получилась печальной. Красивой и печальной. Совсем как Эви, ее лучшая подруга в Вене. Эльза пришла в восторг от рисунка Штеффи. Сама она рисовала принцесс в розовых платьях с длинными золотистыми волосами. Ион был еще слишком мал, чтобы рисовать аккуратно. «Получаются только черточки и каракули», – подумала Штеффи.
Она обошла стол и заглянула через плечо Нелли. На рисунке были изображены двое людей, стоящие на тротуаре на коленях. Рядом – человек в униформе. В руках он держал пистолет и направлял его на стоящих на коленях людей. Позади них, на прямоугольной витрине, большими красными буквами было написано: «ЕВРЕЙ».
Штеффи знала, что имела в виду Нелли. Она тоже это видела, почти полтора года назад, когда немцы заняли Вену.
Родители с девочками возвращались домой из парка. У магазина, в котором мама обычно покупала себе меха, пожилой торговец и его жена стояли на коленях и терли тротуар обувными щетками. Человек в униформе с пистолетом в руке следил за ними. Вокруг собралась толпа зевак. Никто не помог пожилой чете. Наоборот, люди смеялись и издевались над ними. На витрине магазина кто-то написал огромными красными буквами слово «ЕВРЕЙ».
Штеффи взяла сестру за руку и отвела ее в сторону.
– Ты не должна рисовать такое, – сказала она. – Лучше нарисуй что-нибудь красивое.
Она отняла у Нелли рисунок и смяла его.
– Зачем ты это сделала? – возмутилась Нелли.
– Нарисуй красивый рисунок, – повторила Штеффи. – Такой, какой бы ты смогла подарить тете Альме.
Но Нелли не хотела больше рисовать.
– Пойдем, я тебе кое-что покажу, – сказала она Штеффи и потащила сестру в гостиную. Там стояла старинная софа с прямой спинкой, стол на резной ножке, накрытый вязаной скатертью, несколько стульев с мягкой обивкой. И небольшой белый орган. Именно его хотела показать Нелли.
– Пианино, – сказала она. – Здесь есть пианино.
– Это не пианино, это – орган, – поправила ее Штеффи. – Как в школе, ты же знаешь.
– Это почти то же самое, – сказала Нелли и села на маленькую скамью у органа. Ее короткие ножки едва доставали до педалей.
– Я смогу играть на нем. Я сыграю для тети Альмы.
Нелли принялась наигрывать детскую песенку. Штеффи обошла комнату. У стены стоял шкаф со стеклянными дверцами. В нем было много разных милых вещиц: шкатулка, покрытая раковинами, фарфоровая корзинка, украшенная маленькими розовыми бутончиками, две фарфоровые статуэтки, изображающие пастуха и пастушку, и многое другое.
Самой красивой оказалась маленькая фарфоровая собачка. Она была белой с коричневыми пятнами, а нос – не просто черный, а позолоченный. На шее – голубой ошейник, голова склонена набок.
– Нелли, – крикнула из кухни тетя Альма. – Нелли, прекращай играть, слезай со скамьи и иди сюда.
Штеффи осталась у шкафа и не могла отвести взгляд от фарфоровой собачки. Она была такая славная. Штеффи захотелось просто подержать ее немного в руках. Медный ключ был вставлен в замочную скважину стеклянной двери. Штеффи повернула его, открыла шкаф и осторожно достала собачку. Фарфор приятно холодил ладонь. Она осмотрела собачку со всех сторон и тихонько похлопала ее.
– Мими, – прошептала она фарфоровой собачке. – Тебя зовут Мими.
– Штеффи, – раздался из кухни голос тети Альмы.
Не успевая сообразить, что она делает, Штеффи сунула фарфоровую собачку в карман платья. Локтем толкнула дверцу шкафа, и она затворилась.
На кухне тетя Альма поставила на стол молоко и бутерброды. Штеффи съела совсем немножко. У тети Альмы она была гостем, еще одним гостем, которого нужно кормить. Поэтому, когда тетя Альма предложила ей второй бутерброд, она поблагодарила и отказалась.
– Я… не голодна, – запинаясь сказала Штеффи по-шведски. Она пользовалась только правой рукой, когда ела и пила. Левая сжимала фарфоровую собачку в кармане. Нужно поставить ее на место как можно скорее.
После еды тетя Альма отправила всех в сад. Она собралась навести порядок в доме, и не хотела, чтобы дети ей мешали.
Маленькая фарфоровая фигурка жгла карман. Штеффи все время держала собачку в руке, чтобы та не ударилась обо что-нибудь и не разбилась. Тихо сидя в саду, Штеффи ждала, когда тетя Альма снова их позовет. Тогда у нее будет шанс проскользнуть в гостиную и поставить фигурку на место в шкаф.
Сквозь открытое окно Штеффи услышала, как забили настенные часы. Один, два, три удара. Уже три часа. Пора домой.
– Я пошла, – крикнула она Нелли.
Мими была вынуждена отправиться вместе с ней в белый дом. Завтра наверняка представится удобная возможность поставить фигурку на место.
Штеффи бежала почти всю дорогу. Открыв дверь, она услышала, как настенные часы бьют четверть четвертого.
Тетя Марта вышла из кухни. Она не выглядела рассерженной, хотя Штеффи опоздала. Наоборот, почти радостной.
– Пойдем, – сказала она и прошла через кухню в комнату.
В кресле-качалке сидел мужчина. Когда Штеффи вошла, он встал и подошел к ней. На нем были синие штаны и вязаный свитер. Рука, которую он протянул девочке, оказалась большой, теплой и мозолистой. Лицо – загорелое, изборожденное морщинами. От его одежды слегка пахло рыбой.
– Дядя Эверт, – сказала тетя Марта.
– Штеффи, – представилась Штеффи.
– Добро пожаловать к нам, – приветливо сказал мужчина.
– Спасибо.
– Она понимает! Ты слышала, Марта, она понимает!
– Да, немного, – ответила тетя Марта.
Она отправилась на кухню готовить обед.
Дядя Эверт снова опустился в кресло-качалку. Штеффи села на стул напротив него. Они смотрели друг на друга. Глаза дяди Эверта были ясно-голубые. Его взгляд, казалось, проникал в душу, проходил насквозь и устремлялся вдаль в пространство. Словно он так долго смотрел на море, что морская синева влилась в его глаза.
