Лесник еще выпил кружку кофе, церемонно поклонился и, сказав: «Ну, радуйтесь тут, люди!» - ушел.
Однако вскоре он вернулся и добавил:
– Вы с огнем, буде, не того! А то я вас, буде, того! - И опять скрылся в кустах.
Зашла к нам как-то тетя Груня и, увидев, как мы уплетали за обе щеки картошку в мундире, сказала:
– А может, вам в готовке пособить, а? Вы, ребята, меня не стесняйтесь. Хотите, я вам буду готовить и вы ко мне будете приходить? Тут можно и мясца достать говяжьего али курочки. А вы небось все всухомячку да всухомячку?
– Спасибо, тетя Груня, - сказал я, - но мы не всухомячку… У нас все бывает: и первое, и второе, и третье.
– Ну?! - улыбнулась тетя Груня. - Как в чайной?
Наше первое приключение с «медведем», вернее, с непонятным существом, каким-то образом очутившимся вблизи нашего шалаша, забылось не скоро. Мы сделали вокруг шалаша плотную изгородь из заостренных осиновых кольев и вырезали два дубовых дрына для самообороны.
И вот наступил долгожданный отдых. Наш шалаш стал теперь крепостью, неуязвимой со всех точек зрения: продукты у нас есть, безопасность жилья гарантирована.
Первый свободный от работ день мы с утра до вечера купались, на второй день мы ходили за ягодами, на третий делали себе луки и стрелы и стреляли, как индейцы, в цель, в Лешкину тюбетейку.
А на четвертый я задумался: ну ладно, вот мы едим, спим, отдыхаем в лесу, а дальше что? Неужели и все лето так пройдет?
– А хотя бы и так, - глубокомысленно сказал мне Лешка. - Чем плохо? Тут пташки поют, там разные букашки чирикают.
– Но ведь так же скучно - только жрать и спать!
– Ну не жри и не спи, а по мне, это в самый раз… Дети должны наслаждаться своим золотым детством. Так сам Толстой сказал.
– Значит, надо баклуши бить?
– Во-первых, ты мне объясни, что такое… баклуши, а во-вторых, если кто и бьет их, то все равно, значит, работает… - У Лешки был иронический тон.
– Слушай! - сказал я. - Ну зачем мы сюда приехали? Я считаю, что мы приехали сюда для того, чтобы закалять и вырабатывать характер. Так? А характер вырабатывается борьбе с жизненными трудностями. Теперь дальше: сейчас у нас нет жизненных трудностей, но мы их можем сразу добыть.
– А как? - спросил Лешка.
– Очень просто. Мне сейчас в голову пришла великолепная идея: надо отказаться от всех денег, которые у нас есть, от помощи пап и мам и надо начать самостоятельную жизнь!
– Что?! Самостоятельную? - удивился Лешка.
– Да.
– Без пап и мам?
– Да.
– Не выдержим! - сказал Лешка.
Этот Лешка был настоящим маменькиным сынком! В школе все ребята собирают металлолом: таскают на плечах водопроводные трубы, приносят невесть откуда битую чугунную фасонину от канализации, а Лешка стоит в сторонке и наблюдает. Ему-де нельзя таскать, у него аппендицит! Мы в школьном дворе начинаем сажать яблони: роем ямки, заливаем их навозной жижей, а Лешка ходит вокруг нас и бормочет: «Вы, ребята, с землей поосторожней. Проткнете чем-нибудь палец, и будет у вас столбняк!»
«Столбняк», «аппендицит»! Вот и сейчас: «Не выдержим…» Что за странный человек!
Владимир Сергеевич при этом разговоре не присутствовал. Он ходил на станцию за свежей газетой. Но когда вернулся, вдруг спросил нас:
– Друзья, а вы знаете, что самое плохое на свете?
Мы с Лешкой умолкли.
– Самое плохое на свете, - продолжал Владимир Сергеевич, - это безыдейное существование. Понятно?
– А мы тут при чем? - перебил его Лешка.
– При том, что мы с вами уже четвертый день за зря небо коптим. Мы ничего не делаем: ни хорошего, ни плохого. А посему совещание по вопросу о смысле жизни в нашем шалаше считаю открытым. Кто хочет слова?
В предвечерней тишине леса было отчетливо слышно далекое «ку-ку». За оврагом в пионерский горн дудел пастух. Оттуда слышалось мычание, хлопанье хлыста и крики подпасков: «Э-эй, комолая! Куда понесло?» Вероятно, стадо уже потихоньку шло к деревне. До нашего слуха долетал приятный церковный звон. Дилинь-дон! Дилинь-дон! Дилинь-дон!.. - захлебывались многочисленные колокольчики.
– А мы с Юркой уже говорили на эту тему, - сказал Лешка. - И он знаете что предлагает? Вот чудак! Чтобы мы отказались от всех папо-маминых продуктов и начали бы самостоятельную жизнь!
При слове «самостоятельную» Лешка поднял указательный палец и засмеялся.
– Ого! Интересный разговор. Прямо в яблочко попали, - улыбнулся Владимир Сергеевич. - Ну и на чем же вы порешили?
– А ни на чем. Не выдержим!
– А сколько дней будут продолжаться ваши, то есть наши, испытания? - спросил Владимир Сергеевич.
– Я предлагаю весь шалашный период.
– Веселенькая затейка! - пробурчал Лешка. - Обалдел!
– А я стою за это испытание, - вдруг обрадовано сказал Владимир Сергеевич. - Это любопытно придумано. Итак, голосуем. Кто за самостоятельную жизнь? Кто против? Кто воздержался?
Лешка поднял руку.
– Против нет. Воздержался один, - сказал Владимир Сергеевич. - Но так как меньшинство подчиняется большинству, то завтра мы все начинаем трудовую жизнь. На имеющиеся у нас продукты накладывается вето, что означает запрет. Кто не работает - тот не ест! Ура, товарищи!
– Подождите, а у меня вопрос, - сказал Лешка. А как быть с одеждой, кастрюлями, топором и другими вещами? Их что, придется сдавать?
– Нет, сдавать не будем, - ответил Владимир Сергеевич.
– Но ведь эти вещи не наши, а пап и мам!
– А мы предположим, что мы их взяли в долг или нам, так сказать, их подарили.
– Ладно, - вдруг торжественно сказал Лешка. - А давайте также и продукты и деньги возьмем будто в долг или предположим, что нам их подарили. Вот и весь выход из положения!
– Товарищи, - будто стоя на трибуне, официальным голосом сказал Владимир Сергеевич, - мы, кажется, этот вопрос решили, и вновь к нему возвращаться уже нет смысла.
– Но что мы будем есть на ужин? - закричал Лешка. - Ни-че-го, - по складам разъяснил Владимир Сергеевич. - Это даже полезно. Один врач говорил: завтрак съедай сам, обед подели с другом, а ужин отдай врагу. В общем, теперь мы с вами несчастные сироты! Но у нас есть голова, руки и ноги.
И словно для того чтобы лишний раз показать свои ноги; Владимир Сергеевич стал затаптывать костер.
Но в этот вечер мы все-таки поужинали. Мы съели колбасу, привезенную из Москвы.
И не оттого, что у нас не было воли отказаться от нее, а лишь для того, чтобы ее не выбрасывать: к утру она могла протухнуть.
Наша самостоятельная жизнь началась ранним дождливым утром, когда мы, промокшие до нитки, вылезли после ночи из шалаша и пытались разжечь костер.
Спички и дрова были мокрыми. Единственная надежда была у нас - найти в золе хоть одну маленькую искорку.
Осторожно тоненькой палочкой мы стали разгребать глиноподобную золу, И вскоре под толстым пластом на конце обгоревшего сучка мы обнаружили маленький розовый огонечек. Под нашими губами он то ярко разгорался, то мерк и никак не хотел переходить на сухой мох, найденный в шалаше. Мы с трепетом смотрели на огонек, и наши сердца замирали, когда он потихоньку начинал покрываться матовым налетом.
Наконец микроскопическая искорка поползла по одной из ниточек мха и перескочила на соседнюю.
– Теперь я… один! - вдруг еле слышно скомандовал Владимир Сергеевич и, вытянув губы, стал дуть на мох.
Розовые ниточки все больше и больше расползались по сторонам, и в руках у Владимира Сергеевича вскоре очутилось огненное гнездышко с выгоревшей серединкой.
– Ух, спасены! - вздохнул он и, положив «гнездо» на землю, прикрыл его новым мхом, иголками и листьями. И вдруг над всей кучкой, словно над маленьким чумом, заколебался едкий дымок.
Вскоре мы разложили большой костер, для того чтобы обогреться, и маленький - для кастрюли с водой.
Умывшись на роднике, мы сели завтракать, то есть выпили по стакану горячей воды с брусничным листом.
У меня и у Лешки вода в желудке свободно переливалась, и эти переливы были очень хорошо слышны Владимиру Сергеевичу.
– Ну-с, товарищи романтики, - наконец спросил он, надо завтракать, а чем? Денег и хлеба нет. Но есть желание стать полезными людьми.
– Я предлагаю на завтрак варить топор, - оптимистически сказал Лешка. - Помните, как в одной сказочке солдат топор варил? У нас будет суп из топора, а на второе мы его обсосем, как будто сахарную косточку. Ват проблема и решена!
– Уж лучше тогда ботинки взять, - сказал я, - они из кожи. Эта очень вкусно - навар из подметок! А каблуки у нас на жаркое пойдут. С хреном съедим…
– Ну вы, дети! Развеселились! - сказал Владимир Сергеевич. - Я у вас серьезно спрашиваю, а вы хиханьки да хаханьки!
– А знаете, - вдруг засветился Лешка, - деньги на хлеб будут! Я думал об этом всю ночь.
– Значит, ты хлеб берешь на себя? - спросил я.
– Беру.
– Чудесно! - сказал Владимир Сергеевич. - А мы с Юркой берем на себя другое съестное. Только, чур, деньги у Зойки не добывать!
