не поможешь, моя милая. Лучше бы нам сговориться всей деревней да и объявить, что на работу не выйдем. Только деревню объединить трудно. У каждого свое понятие. Тут каждый о своем хозяйстве печется, а здравый смысл — дело десятое. Прав мой свекор: ни дать ни взять стадо баранов.
— Так что ж делать-то?
— Не нам с тобой это решать, Марка, — призадумалась мама, но потом, набравшись мужества, так же громко крикнула над гулким потоком: — Попробуем разок не пойти!
Эти слова Порубячихе будто маслом по сердцу. Она широко улыбнулась, свободно и глубоко вздохнула и так это хитро подмигнула. Ничего другого ей и не надо было: повернувшись, она пошла во двор готовиться к пахоте.
Мама еще с минуту смотрела, прибывает ли вода. Ручьи весной несут много бед. Они не только разрушают берега, но и подмывают дворы, уносят картошку из подвалов, а бывает, при паводке затопляют даже скотину в хлеву. До тех пор пока снег совсем не исчезнет с гор, всегда остается эта угроза.
Мама стояла на огромных валунах, укреплявших берег. У ног ее бурно катил замутненный поток. Волны, словно огромные бочки, обрушивались на берег, налетали одна на другую, ревели, стонали, вой их поднимался из самых глубин. Одна волна ударила о камни, будто хотела скинуть с них маму. Мама отпрянула и крепко ухватилась за поперечину гумна. Зачем судьбу испытывать? Год назад большой водой принесло сюда женщину с верхнего конца деревни. Она хотела уберечь от накатившей волны кувшин из-под молока, надетый на плетень, да поток подхватил ее и понес вниз по течению. К счастью, юбки у нее надулись как паруса, и она удержалась на поверхности. Когда ее мчало мимо нашего гумна, она ухватилась за мостки и позвала на помощь. С большим трудом мужикам удалось вызволить ее из беды. Мама вспомнила об этом и быстро отступила к пристенью. Войдя во двор, она тыльной стороной руки отерла лоб и глаза, словно хотела отогнать ужасные мысли.
Мы с братиком бросились к ней. Она обеими руками притянула нас к себе и с какой-то особой порывистостью прижалась к нам. Должно быть, ее напугал привидевшийся призрак беды.
Мы так и стояли обнявшись, когда от кузнеца воротилась Бетка. Мама посылала ее к нему, чтобы запаять цепь. Бетка не любила нежностей и нарочно за нашей спиной загромыхала цепью. Мы вздрогнули от неожиданности. Юрко это развеселило, а мама отругала Бетку: ей, мол, и без того каждый день страхов хватает. Бетка протянула цепь матери:
— Держите, а я пошла чистить дорогу.
— Никуда мы не пойдем, — пыталась остановить ее мама.
— С нижнего конца люди уже вышли с мотыгами.
Мама ушам своим не поверила.
— С нижнего конца? — повторила она, удивившись, что на работу собираются крестьянки, да к тому же еще самые бедные.
Им бы не нужно идти. Отказались бы, так же как они с Порубячихой. В согласном стаде и волк не страшен.
Тут она в самом деле увидела на повороте людей с мотыгами, лопатами, топорами и кольями. Впереди шел Милан Осадский с Мишо Кубачкой. Кроме женщин, были ребята портного Сливки и пожилые мужчины. Тащился с мотыгой и дед Яворка, припадая на одну ногу.
Мама в беспокойстве сказала:
— Не жди добра, когда человек только сам себе голова. Одному в самом деле ничего не под силу, — и снова как-то смиренно поглядела перед собой.
Бетка пробежала мимо нас с мотыгой и присоединилась к толпе.
Милан бросил в ее сторону камешек и сверкнул веселыми глазами. Потом обратился и к нашей маме:
— А вы разве не идете?
Мама тревожно сжимала мое плечо. Кто знает, о чем она думала?
— Пошли, тетушка, — улыбается Милан, — покажем им, на что мы годимся. Уж коль велят дороги ровнять, вот мы и идем ровнять, только наши проселочные.
Мама от неожиданной радости погладила Юрко по голове и крикнула:
— Подождите меня!
Она сбегала за мотыгой. Заглянула в хлев, второпях прикрыла сарай, чтобы мы не смогли добраться до топора, и попросила дядю Данё приглядеть за нами.
Едва люди миновали Багниско, как услышали крики.
На обратном пути с пахоты коровы тетки Мацуховой увязли в трясине. Одна, правда, прочно держалась на камне, но другая провалилась по самое брюхо. Казалось, живыми им оттуда не выбраться. Люди долго возились с ними. Наконец удалось подсунуть под них палки и с большим трудом вытащить. Одну тотчас пришлось отправить к мяснику Смоляру на убой — у нее были помяты внутренности. Тетка Мацухова плакала над ней, точно над ребенком.
Вот так появилась еще одна причина срочно идти расчищать дорогу за Багниском. И пусть только господа попробуют слово сказать!
Кое-кто повернул к Чертяжу. Там водой размыло такую яму, что только одно колесо телеги могло проехать по дороге, а другое висело в воздухе. У Петраней завалилась телега, и старого так прижало к склону, что он и пошевелиться не мог. Не окажись случайных прохожих, ноги бы ему совсем отдавило. На его крик прибежали люди с главной дороги на выручку.
С Откоса тоже нельзя будет скоро дров привезти. Лавина с гор нанесла туда жирной глины. Достаточно небольшого дождя, и дорога становится чисто каток. Человеку по ней не пройти, будь он хоть семи пядей во лбу, а уж несмышленой скотинке подавно.
Все дороги на полях вконец разворочены, и это очень мешает работать. Их бы надо исправить, но на это нет ни сил, ни времени, все, что для этого требуется, забрала война.
А господа заняты только собой. Они знай себе развлекаются, катят в комитатский город, живут в свое удовольствие, пьют, веселятся, танцуют, а тем временем на полях за тяжкой работой и на фронте с винтовкой в руках народ отдает им последние силы и проливает за них свою кровь.
— Только нечего так бояться, — подбадривали люди сами себя. — И господам полезно бы знать, что в коляске хлеб не родится. Когда наши вернутся с войны, они по праву могут спросить, почему мы больше заботились о господских колясках, чем о наших дорогах.
В эти дни
