- Посиди со мной, гордая амазонка!.. - попросила гостья. - От тебя так и веет силой и хотеньем жить! Да, жить, добиваться, пробовать, увлекать! - Ева Казимировна посмотрела на Нину как будто спекшимися, обугленными глазами, продолжая обидчиво, измученно улыбаться. - Не обижайся на меня, Нина, ведь в жизни почти невозможно придумать или сделать такого, чего уже не делали другие. В тебе я узнаю свою прошлую и запоздалую молодость. У меня тоже было гордое и обременительное одиночество. И чем оно хорошо - жалеть рядом никого не приходится... Боже, сколько сил и достоинства уходит на жалость к ближним! И тяжелее всего, что люди не понимают... Как много им прощается, и уступки часто делаются из-за жалости. - Ева Казимировна изменилась лицом, теперь губы у нее были сухо поджаты, а глаза так пылали и расширились, что в них страшно было взглянуть. - Признаюсь тебе.
Ниночка, как молодой товарке: сколько ни берегла я свою гордыню, изрядно натруженную, а поступиться пришлось... опять же из-за жалости... Пожалела я - не больше... А он, бедняжка, не понял моей подачки, и это совсем жалко! В такую тягучую жарищу, когда в голове шумы перезвонные, а тело будто избито, когда мысли словно плывут и плавятся, в таком состоянии чего только не может случиться с человеком. Нина вдруг вспомнила, как в чадном котле Сергей Брагин даже... в любви ей объяснялся, чётки перебирал и кабалистику призывал на помощь, чтобы подтвердить свое сердечное влечение. А теперь любовную тему деликатно затронула сама владычица "кипящей печи". Но сейчас Нина была не склонна копаться в этих переживаниях, ее озадачило состояние Евы Казимировны. Неприятной вдавлинкой в памяти осталась у нее давняя, одна из первых ашхабадских встреч с Кагановой, в республиканском управлении, когда Ева Казимировна вежливо согласилась, уступив уговорам Метанова, доверить свою печь молодому инженеру Нине Протасовой. У Кагановой был тогда такой же спекшийся, обугленный вопрос в глазах. Не из жалости ли и тогда уступила Каганова? В то время Нина не поверила бы в это, а сейчас была почти уверена.
- Тебя, Нина, можно чувствовать на расстоянии, - вдруг сделала открытие Ева Казимировна. - Ты еще не села рядом, а твое приближение уже чувствовалось и нарастало... У тебя дивный дар, Ниночка, и надо суметь этим воспользоваться в жизни. Поверь, говорю без всяких эмоциональных прикрас, откровенно, как старшая годами и кое-что повидавшая и понимающая в житейской мишуре. Не каждому дано такое обаяние, и если у тебя, милочка, не гаснет дивный заряд даже в добровольном, светском монашестве, значит, благость в тебе неистощима. Не удивляйся, милая, что я говорю как купчиха из пьес Островского. Говорю искренне и не зря. От болтливых и не лишенных чутья и вкуса мужчин я кое-что слышала, но больше я доверяюсь своему темпераменту и опыту.
- Вы так говорите, Ева Казимировна, что мне как-то неудобно! - слабо защищаясь, смущенно сказала Нина. - Знали вы меня еще студенткой, я и тогда от вас ничего не скрывала... Во время практики вы тоже нами руководили, и я никогда от вас ничего такого не слышала, Ева Казимировна!
- О том и толкую, дурашка, что знаю тебя лучше, чем своих дочерей. И нечего тебе смущаться, святошу из себя строить!.. Ведь ты не какая-то золушка. Слава богу, ты современная и не суеверная. Характер у тебя на мой похож: я те дам!..
- Я не о том хотела поговорить. Неспокойно у меня на сердце... Про печь хочу вам доложить. Наедине. Разобраться вместе надо...
- Затем я и прилетела в такую жару. Вот послушай...- Ева Казимировна крепко прижала Нинину руку у себя под тяжелой и плотной грудью, стараясь передать ей удары своего мятежного сердца. Сначала Нина не особенно вслушивалась в ее сердечную ритмику, но Каганова все сильнее давила на ладонь, и Нина стала невольно отсчитывать про себя упругие и очень частые толчки. Тут видимо, Ева Казимировна не преувеличивала, жара, ее действительно, угнетала. - Теперь, Нина Алексеевна, скажу тебе профессорскую мудрость: чем проще доказательство, тем оно убедительнее. Я тебя попросила послушать и определить: о чем тревожится мое сердце. Слышишь, чувствуешь, как мне тяжело?.. Поверь, это не от одной жары и ядовитых паров могучего чудища Кара-Богаз-Гола. Климат я переношу любой, даже... нашего министерства, которое вообще-то нас не стесняет, но наподобие ваших деляг ждет от тутовника ягод раньше, чем они созреют! Всем подавай от изобретения сразу же и доход! Но я не пекарь, чтобы с первой выпечки снимать припек. Химия - дело наитончайшее, и спешка может привести к уничтожающим катаклизмам... Для опытов требуется время и средства, и скупиться ни в том, ни в ином случае для новаций не следует. Непрерывность опытов в производственных условиях не должна лимитироваться формальным приемом и сдачей конструкции, как это сейчас требуют от нашего творческого коллектива. Связывать себе руки мы не позволим ни министерству, ни таким разумникам, как Акмурадов и Брагин, которые помешаны на доходах и прибылях.
Грудь Евы Казимировны пришла в такое волнение, а сама она так задвигалась на диване, что Нина при всем своем желании не смогла бы наблюдать за ее сердцебиением, она едва успевала замечать ее отрывочные, искрометные деташе, которым позавидовал бы самый опытный скрипач. Ева Казимировна, должно быть, хотела, чтобы ее слышали, косвенно разумеется, боковым слухом не только в кабинете парторга, но и в коридоре, за окном и по возможности в других апартаментах. К такому способу излагать свою точку зрения Каганова прибегала в самых крайних случаях, выражаясь без угроз, но всегда внушительно и адресование.
- Я не люблю прибегать к своим связям, у них слишком крупные акции, - поднажала Ева Казимировна на свою скромность, - это могло бы кое-кому повредить, но когда обстоятельства вынуждают, а чисто научные интересы требуют, то и родство призвать на помощь не грешно. Кому следует, поймут, что делается это не корысти ради и, тем более, не в целях морального шантажа или .вымогательства, а единственно с целью продвижения и внедрения новых технических идей. Рутинеры у нас еще не перевелись, хотя открыто такое родимое пятно вряд ли кто покажет! Существуют надежные атрибуты - надолбы, за которыми можно укрываться и отстреливаться, ничем не рискуя. Разве мы посягаем на интересы производства и желанные прибыли! Об этом только и пекутся истинные труженики и авторитеты большой химии. - Пододвинув к себе телефон, Ева Казимировна поерзала и пересела со щекочущих, выпирающих пружин старенького дивана на жестковатый валик. Откинув с глаз прядь влажных волос она спросила Нину: - Москву можно вызывать отсюда или лучше с почты?
Нина тоже встала, и низенький, промятый диван облегченно и протяжно вздохнул.
- Лучше с почты.
- Помоги, Ниночка, я так нуждаюсь в твоей поддержке, - уловив свое отражение в оконном проеме Ева Казимировна прищурилась, смахнула платочком пыль со стекла. - А старость все же подпудривает своим пеплом. Эх, половодье времени!.. Ничто на свете не тянется так медленно и ничто не летит так быстро. Знай это, Ниночка, и кое-что пересмотри в своем гордом одиночестве... Прости, милая, я сегодня удивительно непоследовательна и экстравагантна. Не кажусь ли я тебе, Нина, такой?.. Аи, не беда! Еву Каганову во всяких видах знают! - она снова всмотрелась в свое волнистое отражение, отошла от окна.- Безутешная старость: лишилась я последнего - своих всевидящих очков!.. На Метанова понадеешься и не того можешь лишиться! Горазд щипун, но не очень!.. Правда?..
Неожиданное восклицание Кагановой насторожило Нину, и она предпочла лучше промолчать.
- Впрочем, наш Сема не лишен приятностей, сластолюб и эрудит. Для ваших пампасов такой грамотей - истинное светило. Не шучу, милочка! В нашем институте на него делается солидная ставка.- Каганова сделала приличествующую паузу, подержала перед глазами пустой футлярчик от пенсне и подошла к Нине. - И ты у нас в заздравном листе числишься. Надеюсь, оправдаешь надежды и расчеты своих друзей!
Нина пожала плечами, вздохнула.
- От меня в этой баталии с печами так мало зависит! Я, кажется, напрасно заняла чье-то ответственное место на опытной установке. Не осиливаю, многое прощаю... Столько уже наворочено! А если бы Брагин не помогал!.. Ворчит, клянет, но лезет в самое пекло.
- Не путаешь ли ты этих двух витязей, Нина Алексеевна, Брагина с Игорем Марковичем Завидным? - перебила Каганова, не обращавшая внимание на постоянные телефонные звонки, адресованные, видимо, хозяину кабинета, парторгу Сахатову,
- Вы же просили откровенно, Ева Казимировна!..
- Разумеется, как добрые подруги. Ты прости меня... Ненавижу себя за бестактность, а братец-академик когда-то за это меня сёк!.. Тебе одной открываю свои семейные секреты. Про самого-то Каганова пустячки рассказывать не следует. Тебе-то, милочка, откуда про это знать, а я в таких кругах циркулировала и такими знакомствами подкрепилась - не везде сказать про это рискнешь. Некоторые завистники считают, что все это по милости брата, и злословят: у счастливицы, мол, короткий век! Но как они, легковерцы, ошибаются. Жалко их! Связи - есть связи, и не всякие перемены могут их оборвать. Наоборот, иные встряски только укрепляют эти свойские отношения. Видишь, как я с тобой откровенна! И само собой, милая, надеюсь на взаимность. А взбалмошность мою прости... У меня до невозможности деятельный и острый интеллект. Это во мне открыли другие, но не наше семейное светило. Друзья раскрыли мой талант, и научили пользоваться этим надежным орудием. - Ева Казимировна, подавшись к затененному ветками маклюры окну и взглянув на часы, словно сверив их по оконному секстанту, поспешно обернулась к Нине. - В тебе, моя подружка, я тоже сделала открытие. Есть у тебя и умственная цепкость, и женская притягательная, чувственная сила. Злоупотреблять своими возможностями, пожалуй, безрассудно, а испытать в стоящем деле не только не возбраняется, но и предписывается здравым смыслом. - Каганова могла делать не только стремительные деташе, отделять речевым смычком нотку от нотки, но и говорить длинными периодами, сохраняя в монологах и академическую логичность, и кое-что другое; она умело добавляла в свою речь и житейского навара, и прямого салонного цикория, и вернодействующей цикуты. Нина хотя и обратила внимание на искусство Евы Казимировны, однако даже не догадывалась, сколь искусна была гостья в этом труднейшем амплуа. - Я не дала тебе, Нина, досказать про твоих влюбчивых дружков... Любопытного пыжика и цепкого кобчика Брагина и красиво оперенного попугайчика Игоря Марковича!.. Кто из них и на что горазд? Только не путай: разве от катастрофы нашу печь спас не Завидный? Сейчас же расскажи... Говори, пока я тебя опять не перебила и не увела в сторону. А, впрочем, рядом со столбовой дорогой, по которой мы маршируем в общем строю, неплохо иметь свою стороннюю тропочку. Ну, опять меня потянуло на обочину! Рассказывай, Нина, я слушаю и молчу!
