Андрей сел и вопросительно поглядывал на князя, но тот всё молчал, задумчиво перебирая какие-то письма.
— Видал ли ты вестника вчерась? — наконец спросил он.
— Какого, княже? Их столько прибегает, разве всех упомнишь?
— То особый был. С границы. До тебя его вести близко касались…
— До меня?
Но Ярослав опять замолчал, пристально, внимательно глядя на Андрея, словно стараясь разглядеть — каков же стал его питомец теперь, придя в полный возраст.
— Два годика тебе до тридцати осталось, а ты всё бобылём ходишь. Моя в том вина… — вздохнул князь.
Андрей не ответил — что проку было перечить? Для видимости? Так князь не из таких. Он неправды терпеть не может…
— Не только твоя, княже, — сказал он наконец, — видать, судьба моя такая…
— Знаю, слыхал.
«И всё-то ему ведомо! — изумлённо подумал Андрей. — Откуда бы? Анна, поди…»
— Ну, вот что. Тот вестник принёс слово про посольство…
— Посольство?
— Из Франции. От короля Генриха.
— Так вроде с Францией у тебя досель дел не бывало, княже?
— Не было. Теперь будут. По Анну они едут…
Андрей побледнел. Да, эти вести близко его касались. Его судьба с Анниной тесно связана…
— Помнишь ли клятву свою? — строго, хотя и с грустью спросил Ярослав.
— Помню, княже…
— Время пришло её выполнить. Отдам я Анну за Генриха. Пусть и эта сторона Киеву роднёй станет. Поедешь ли с последней дочерью моей в края незнакомые?
— Поеду, княже.
— Добро, Андрей. Покамест о том молчи. На неделю вестник послов опередил. Не хочу, чтоб вперёд судачили. Знают про это дело лишь я с княгинею да ты.
Открыв привозной мозаичный шкафчик, Ярослав достал увесистый парчовый мешочек с деньгами.
— Вот, возьми.
— Что ты, княже? За что жалуешь? Да и зачем мне деньги? Слава богу, я у тебя и сыт, и обут, и одет!
— Эх, Андрей, Андрей, глупый ты ещё. Ты теперь должен сам по-княжески выглядеть. Платье справь себе новое, наилучшее, чтобы лицом в грязь перед тамошними не ударить, чтоб вельможею тебя почитали. С королевской невестой едешь… Латинскую-то речь хорошо ли знаешь?
— Говорить могу, только не быстро…
— Первое время по-латыни беседуй, но французский язык учи прилежно да поскорей. Надобно, чтоб всё ты понимал, что кругом тебя при дворе говорено будет. Случится гонец — отписывай мне подробно. Коней купи дорогих, холопов себе во Франции найми, надо будет — и дом поставь. Хотя лучше во дворце у Генриха оставайся — к Анне поближе. А пуще всего — моим именем её остерегай почаще. Горяча больно, не послушлива, на язык скора девка. Не нажила бы врагов себе, упаси бог. Ей ведь там и век коротать…
— Да и мне тоже…
— Нет, Андрей. Как попривыкнет Анна к новой жизни, особливо как дитя родит да скажет тебе, что довольна судьбой своей, — ворочайся. Будет воля господня, застанешь ещё меня в живых, много мне нужного и для Руси полезного расскажешь…
— Спаси тебя бог, княже…
— И тебя тоже, Андрей. Помни же — береги Анну, как сестру родную. Ты ведь мне вроде сына…
— Превыше отца тебя почитаю, княже, и дочь твоя мне родной сестры дороже…
— Ну, спасибо тебе. Ступай же теперь да спехом новую сряду собирай. Помни: всё покупай самое дорогое да красивое. Ступай…
— Андрей! Да какой же ты нарядный! Откуда это всё у тебя?
— Князь пожаловал…
— Батюшка? Чем же ты ему так угодил?
— Не ведаю, Ярославна. Добр князь да тароват…
— Лжёшь, Андрей. Чего-нибудь да есть. Не хочешь — не говори, только я всё равно узнаю… Ой, что-то так кричат на улице-то?
За окнами действительно слышался всё нарастающий многоголосый крик. Возгласы изумления, смех, окрики стражников, конский топот… Анна поспешно распахнула окно.
— Господи, Андрей! Неведомые люди, на незнаемых зверях едут! Гляди, гляди! Вроде лошадь, только больно ушаста! А всадник-то весь в чёрном да лысый. Ха-ха-ха! Бежим скорей смотреть!
В дверях появилась княгиня.
— Куда? — спокойно спросила она, взяв Анну за руку.
— Да на улицу, матушка, поглядеть на диво дивное!
— На улицу тебе бежать не след…
— Что ты, матушка, николи ты мне того не запрещала! Да и не одна я, с Андреем вот…
Княгиня Ингигерда обменялась с Андреем понимающим взглядом.
— Ступай, Андрей, погляди, да всё нам и обскажешь. А ты, Анна, иди сейчас же ко мне в горницу да вели девкам в парчовый сарафан тебя обрядить…
Анна застыла на месте, вопросительно глядя на мать. Лицо её медленно бледнело.
— Матушка… то…
— Батюшка сам тебе всё скажет, что надобно. Идём… — И, по-прежнему не выпуская руки дочери, княгиня вышла из горницы. В дверях Анна, испуганная своей догадкой, жалобно взглянула на Андрея. Вздохнув и разведя руками, он потупился…
Решение Генриха I, короля Франции, взять в жёны дочь Киевского князя было закономерным. Ещё до воцарения Ярослава Европа знала уже имя его отца, Владимира. Киев был широко известен как богатый, большой город, имеющий самые разнообразные торговые и политические связи. И хотя сношений между Парижем и Киевом не бывало, и ни один русский не пересекал ещё границ Франции, Россия Владимира и Ярослава считалась в Париже, да и во всей тогдашней Европе, страной весьма могущественной. Кроме того, Анна славилась своей красотой, слухи о которой далеко разносились многочисленными путешественниками, посещавшими Киев. Положение же Генриха было довольно сложным. Далеко не все французские сеньоры его признавали, а некоторые из них даже владели более обширными землями, чем король, и не желали считать себя зависимыми от него. Богатый и могущественный тесть, властитель необъятных неведомых степей Руси, мог, конечно, поддержать зятя…
Послами в далёкий край отправились епископ Мо, Готье Савейр, и Госселен де Шалиньяк, сир де Шони. Савейр был выбран потому, что считался мудрым и учёным. Он изучил различные науки, много размышлял и писал. А главное — епископ обладал осторожностью и серьёзностью, необходимыми для столь высокой и деликатной миссии.
Де Шалиньяк же должен был оберегать его при возможных в дороге многочисленных опасностях. Он ехал рядом с ним, в сопровождении своей свиты. Как выразился Савейр, он был Силой, защищавшей Мудрость.
Когда копыта епископского мула застучали по мощёным улицам Киева, Савейр изумился.
— Взгляните, сир Госселен, — обернулся он к ехавшему чуть позади Шалиньяку, — можно ли было ожидать, что мы найдём город столь обширный и богатый в этой отдалённой стране?
— М-да, — покручивая ус, ответил Шалиньяк, — боюсь, блеск его превышает наш добрый Париж…
— Князю Ярославу, видимо, просто некуда девать золото, иначе зачем бы понадобилось покрывать им башни? — продолжал Савейр, щурясь на сверкающие купола Софии.
В ярких лучах солнца блестели и другие купола многочисленных церквей Киева, и золотые насечки на оружии воинов, отдавших честь посольству у Золотых ворот, и тяжёлые длинные цепи, и мониста киевских жителей, окружавших шумной любопытной толпой медленно едущих всадников.
«Богатая, богатая страна…» — удовлетворённо думал епископ.
— Милости просим, гости дорогие! — приветствовал французов стоявший на лестнице, по княжескому приказу, Андрей. — Отдохните в ваших покоях да закусите с дороги, а потом пожалуйте в приёмную горницу к князю!
Услышав правильную латинскую речь, Савейр с изумлением взглянул на красивого, богато одетого молодого человека.
— Смею ли спросить о вашем имени и звании? — осведомился он.
— Кличут Андреем. Я вырос в доме князя Ярослава, а теперь назначен конюшим княжны Анны.
— Вот как? Очень приятно, господин Андрэ. Где же вы научились так хорошо говорить на древнем латинском языке?
— У нас многие говорят по-латыни, — улыбнулся Андрей, — первый — сам князь. Сын же его, Всеволод, одинаково легко на пяти различных языках беседовать может. Прошу вас в отведённые покои…
Богато убранные горницы снова приятно поразили послов. На крытых бархатом столах стояли золотые кубки и кувшины со сладким греческим вином, лежали переплетённые в кожу книги с тяжёлыми серебряными застёжками, а в красивые, тонкой работы подсвечники были вставлены толстые витые свечи.
— М-да… — снова проворчал де Шалиньяк, когда Андрей, вежливо поклонившись, оставил французов одних.
— Пожалуй, я не удивлюсь, если прекрасная принцесса, которой суждено стать королевой Франции, окажется не только белокурой и мечтательной, как о ней рассказывают, но и образованной… — задумчиво сказал Савейр.
— Ну, что вы, — засмеялся Шалиньяк, — разве бывают знатные девицы образованными?
— Поживём — увидим…
Когда ещё утром Андрей спрашивал князя, вести ли гостей по русскому обычаю в баню, Ярослав засмеялся.
