А тут ещё Аня-Валя были разлучены в этот день кашлем. Они всегда болели вместе, но Валя уже успела начать кашлять, Аня ещё не успела, поэтому Аня пошла в школу, а Валя осталась дома.
Под натиском Тамары Владимировны, без поддержки сестры Валя сдалась очень быстро и рассказала про Светлану всё, что знала.
Теперь, в свою очередь, Тамара Владимировна позвонила в школу. Как раз в эту минуту в кабинете директора сидела Аня-без-Вали и тоже давала показания.
Галя Солнцева и обе «Мухи» узнали, что Аню «повели к директору», и, превозмогая естественный для каждой школьницы страх перед этим святилищем, добровольно явились к дверям кабинета. Но это были уже показания защиты.
Потом в школу вернулись Иван Иванович и Лида, в четвёртом «А» начался урок, и всё стало понемножку успокаиваться. А в детском доме нянечка Тоня вдруг закричала: «Идут! Идут! Нашлась! Отворяйте!» — И дверь распахнулась раньше, чем Наталья Николаевна успела позвонить.
Светлана увидела встревоженные лица Тамары Владимировны и Тони, заплаканную Валю-без-Ани и маленького Славика с льняными волосами, к которому она уже успела привязаться. Из всех дверей в переднюю выглядывали ребята.
Появление Натальи Николаевны подействовало на всех, как хороший приём валерианки.
Наталья Николаевна провела Светлану к себе в кабинет и, показав на диван, сказала:
— Посиди здесь.
А сама вышла — восстанавливать нарушенный порядок. На этом диване Светлана провела свою первую ночь в детском доме.
Диван широкий, коричнево-зелёный, приветливо-мягкий — даже странно было на нём спать с непривычки.
А рядом в кресле сидела Наталья Николаевна, сидела до тех пор, пока Светлана не заснула…
Может быть, теперь Светлану выгонят из этого детского дома? Кажется, есть такие специальные детские дома для трудновоспитуемых детей… Может быть, отправят в такой детский дом? Тогда прощай, диван!
Светлана прижалась щекой к пёстрому валику.
Наталья Николаевна вернулась в кабинет: должно быть, нарушенный порядок уже восстановился…
Нет, ещё не совсем восстановился порядок в детском доме. Звонок. Голоса в передней. Шаги и опять какая-то суматоха…
Наталья Николаевна молча прислушалась.
Стук в дверь. Нянечка Тоня вошла в кабинет с испуганным лицом:
— Наталья Николаевна! Светланин лейтенант пришёл и вас опрашивает!
Наталья Николаевна вышла в переднюю, оставив дверь кабинета открытой.
Первым движением Светланы было вскочить и мчаться в переднюю. Но она сейчас же опять села на диван. Ведь она не знала, зачем Наталья Николаевна сказала: «Сиди здесь!» — просто чтобы всё, наконец, успокоилось или в наказание. Если Наталья Николаевна посадила её на диван в наказание, Светлана была готова сидеть на диване, пока не умрёт от голода и жажды!
* * *
А в передней стоял Костя Лебедев, без повязки на руке, с вещевым мешком за плечами.
Он сказал, что командировка его кончилась, он возвращается в часть. Все свои дела в Москве он уже переделал, на утренний поезд не поспел, и осталось несколько часов свободных. Домой заехать он уже не успеет, кроме того, хотел узнать, как Светлана, а мимоходом взял два билета в кино. Как бы в доказательство он вынул из кармана билеты и смущённо вертел их между пальцами.
— Говорят, очень хорошая картина и можно детям… Но… мне уже успели рассказать, что она тут у вас натворила. Вы теперь её, должно быть, не отпустите?
Светлана не видела Костю, но ей было слышно каждое слово.
— Отчего же не отпущу? — спокойно ответила Наталья Николаевна и громко позвала: — Светлана!
Светлана сорвалась с места, но в дверях остановилась и медленно вошла в переднюю.
На улице Костя сказал:
— Что ж, за руку мне тебя вести или отпустить на честное слово?
Он отметил с удовлетворением, как изменилась внешность девочки. Новое драповое пальтишко, красный берет, который был ей очень к лицу…
— Вы мне будете мораль читать? — спросила Светлана.
— Обязательно. Была бы ты в моём взводе, суток десять получила бы, никак не меньше! Вот уж не думал, что Наталью Николаевну таким сокровищем награжу! Главное, не ожидал, что ты сможешь с такой хитростью людей обманывать!
— По-вашему, обманывать нехорошо?
— Не только нехорошо, а очень плохо!
— А вы меня сами обманули.
— Я — тебя?!
— Да. Вы. Меня. Обещали писать, — не написали. Обещали заходить…
Костя постучал себя в грудь:
— А это кто: я или не я?
— Да уж… перед самым отъездом. Капитан-то ваш, небось, спросит, как вы меня устроили!
— Ну, знаешь! — Костя даже приостановился от удивления и не сразу нашёлся, что ответить, — Ты что же думаешь: меня в Москву послали, чтобы я с визитами расхаживал?
В фойе играла музыка. Костя сказал:
— Зайдём в буфет. Что тебе взять?
Светлана вдруг ахнула:
— Ой, Костя! Смотрите: пирожные!
Пирожные, настоящие, прямо, как довоенные пирожные, были тогда новинкой и для москвичей, продавались без карточек и стоили ещё очень дорого. Даже те, кто их не покупал, радовались, на них глядя.
— Не надо, не надо, Костя! Смотрите, какие они дорогие!
Но Костя уже расплачивался с буфетчицей.
— Костя, это «наполеон», моё любимое!..
Светлана, у которой на щеках уже появились белые сахарные усики, забыв обо всех огорчениях и тревогах этого дня, наслаждалась минутой.
— Костя, а вы сами что же не берёте? Костя, оно такое вкусное!
Костя не был уверен, полагается ли по хорошему тону, угощая пирожными свою даму, есть их самому. Но дама-то у него была такая маленькая. А пирожных он так давно не ел!
На всякий случай Костя всё-таки огляделся… За соседним столиком сидел полковник с бронзовым лицом, весь в орденах, а рядом с ним настоящая, взрослая и весьма красивая дама. И оба ели пирожные, причём полковник поглощал их с завидным аппетитом.
Костя, уже не сомневаясь больше, положил к себе на тарелку «наполеон».
— Что же ты? Бери ещё! — сказал он.
Светлана прошептала со счастливым вздохом:
— «Эклер» — тоже моё любимое! — и стала есть «эклер», но уже гораздо медленнее.
— Хочешь ещё ситро?
— Хочу, пожалуйста!..
Светлана выпила полстакана, отломила ещё кусочек «эклера» и вдруг сказала с отчаянием:
— Костя, знаете, я не могу его доесть!
Костя засмеялся:
— Не можешь, так не ешь. Что же делать!
У девочки был виноватый и умоляющий вид.
— Костя, я его не кусала, я его просто разломила пополам… Костя, может быть, вы… Что же ему зря пропадать-то!
Костя не сомневался, что доесть пирожное с тарелки своей дамы — поступок, явно противоречащий хорошему тону. Но Светлана так серьёзно огорчалась… К тому же «эклеры» были тоже его любимые. Сейчас начнётся сеанс, люди потянулись в зал. Никто не обращает внимания… Небрежным жестом Костя переставил тарелки и взял оставшуюся половинку «эклера». Когда он вставал с набитым ртом, он заметил, что полковник и его спутница тоже встали, смотрят на них и улыбаются.
Ох, эта ребячья способность краснеть по всякому поводу и без всякого повода!
Когда потух свет, пирожные были забыты. Картина действительно была хорошая. Светлана и Костя вполголоса обменивались впечатлениями. Светлана смеялась именно там, где нужно смеяться, и очень верно подмечала удачные детали.
Перед последней частью вдруг оборвалась плёнка, и на минуту в зале стало светло.
Девочка осторожно дотронулась до Костиной левой руки, лежавшей на ручке кресла.
— Какой у вас большой шрам! Больно ещё?
— Нет! — Костя подвигал пальцами, — Самую чуточку…
— А вы теперь почти уже не хромаете.
— Да, говорят, пройдёт совсем.
Светлане стало грустно и страшно за Костю. Отсюда прямо на вокзал… И увезёт его поезд навстречу пылающему закату, навстречу войне…
Опять потемнело в зале, осветился экран. Картина была интересная, но Светлана не могла уже с такой непосредственностью волноваться за судьбу героев фильма. К тому же было ясно, что у них-то всё кончится хорошо.
— Ты что скучная такая? — спросил Костя, когда они выходили из зала, — Может, не понравилось?
— Очень понравилось. Спасибо вам!
— Так в чём же дело? Боишься, что тебе попадёт за все твои подвиги?
— Костя, а вы сейчас прямо на вокзал?
— Как же я могу прямо на вокзал? А обещанная доставка на дом? Ничего, Светлана, не робей, как-нибудь обойдётся… Это что, школа твоя?
— Нет, здесь мальчики учатся, а наша вон там, в переулке.
— Как вашего классного руководителя зовут? Иван Иванович?
— Нет, он не руководитель, он у нас только по арифметике, пока Евгении Петровны нет…
* * *
В переднюю из всех дверей высыпали ребятишки — удивительно, сколько поместилось их на такой небольшой сравнительно площади, — и все желали Косте счастливого возвращения.
