Стрелки всевозможных указателей весело прыгали за круглыми стёклышками, словно хотели сказать: «Ничего! Не беспокойтесь! Мы своё дело знаем!»
И верно, что знали. Не сходя с места, по этим стрелкам узнавали машинисты, сколько в запасе горючего, воды и смазочного масла, какая температура в машине, какой силы давление пара в турбинах, сколько оборотов гребному валу даёт машина, и всё, что нужно было знать машинистам.
Чуть что не так, стрелки сейчас же предупредят машинистов о беде, как самые верные друзья.
И машинисты не оставались в долгу. Они так любовно и осторожно ухаживали за сложными этими механизмами, что всё работало точно, как часы, и блестело чистотой и порядком.
Вот бы солнышко сюда! Как бы забегали золотые зайчики на медных и стальных частях! Но солнце никогда не заглядывало в машину линкора.
Она, как сердце у человека, была хорошо защищена и находилась ниже уровня моря, под водой. Сверху машину прикрывала стальная броня.
Вдруг медвежонок насторожился и зашевелил одним ухом. Ему представилось, что то не турбины работают, а сердито гудят в дупле пчёлы.
Всё никак он не мог забыть свой милый лес…
Долго смотрел медвежонок вниз, выискивая глазами: где же дупло с пчёлами? А машинисты подымали головы, и при виде любопытной, с торчащими ушами мордашки медвежонка их напряжённые лица теплели от улыбок…
Эскадру вёл флагманский корабль «Маршал». Он гордо шёл впереди всех. На передней мачте его был поднят флаг командующего Большим флотом.
Эскадру тяжёлых кораблей со всех сторон окружали миноносцы и подводные лодки.
Море беспокойно шумело. Белые барашки волн вскипали тут и там.
Подводная лодка, когда она идёт под перископом, тоже подымает белый бурун. Как тут разузнать, где барашки от волн, а где белый хвост от перископа?
Зорко следили сигнальщики за морем. Наготове были орудия и глубинные бомбы.
Похожие на золотых стрекоз, ярко освещённые заходящим солнцем, над эскадрой гудели гидросамолёты.
Впереди, за горизонтом, скрывались стройные мачты крейсеров, ушедших в разведку.
Вдруг радист «Маршала» насторожился, поудобней надел наушники, потом стал быстро-быстро писать какими-то чёрточками, крючками и точками. Это был шифр — секретная азбука кораблей.
Откуда-то издалека подводная лодка Большого флота «Тигр» разговаривала с «Маршалом». Она обнаружила главные силы противника и следует за ними сама, незамеченная.
«Тигр» указывал точное число линейных кораблей неприятеля и сообщал точный курс, каким они идут.
Флагман приказал дать полный ход. Под ударами могучих винтов забушевала голубая пена. Вытянулись по ветру флаги. Ветер в снастях завёл свою тоненькую, самую лучшую песенку на свете — песенку полного хода.
Ни одного дымка не вырывалось из многочисленных труб эскадры.
Раньше царские адмиралы считали особым шиком для военного корабля дымить на полнеба, их не смущало, что по чёрному дыму можно было издалека обнаружить корабль и дать по нему залп.
Наш Большой флот появляется перед врагом внезапно. Тем сокрушительней его беспощадный удар.
Сурово шумели отступающие волны, гордо развевались кормовые флаги, грозно глядели орудия.
Вдруг головной эскадренный миноносец «Гневный» круто изменил курс и помчался в сторону. На мачте его замелькали сигнальные флаги:
«Вижу неприятельскую подводную лодку».
Эскадра продолжала свой путь. Командующий не сомневался, что «Гневный» справится один.
Так оно и было. Миноносец подлетел к тому месту, где только что исчез перископ подводного корабля, и сбросил глубинные бомбы.
Пенящиеся столбы взрывов высоко поднялись над морем.
«Гневный» опять вступил в строй. На мачте «Маршала» взвился сигнал флагмана:
«Гневному». Благодарю. Командующий».
Ветер задувал сильней. Начинало покачивать…
На большом корабле и качка большая. Медленно-медленно кренился «Маршал» на один борт и шёл так несколько секунд. Потом начинал долго-долго выпрямляться и грузно ложился на другой борт.
Медвежонок, словно его потянули за хвост, вдруг поехал в другой угол кладовой. За ним поползла маслёнка. Медвежонок протянул к ней лапу. Маслёнка почему-то остановилась и поехала обратно. Медвежонок — за ней. Вначале ему нравилось кататься по палубе. Но, когда беднягу разок стукнуло о металлический ящик, а другой раз ткнуло носом в банку с олифой, езда потеряла для него всякий интерес. Олифа пристала к носу, и от неё пахло лесными клопами. Лес, лес! Где ты шумишь — далеко ли, близко ли?
Мишка вскарабкался на кипу ветоши.
Электрические лампочки слепили глаза. Медвежонок поворчал, закрыл голову лапами, вздохнул и начал подрёмывать.
Шёл уже третий час полного хода, когда командир отделения приказал электрику Соломакину принести ветоши. Соломакин взял мешок и побежал в кладовую.
На корабле всё умеют делать быстро и ловко. Одной рукой Соломакин держал мешок, другой засовывал в мешок ветошь и приговаривал:
— Так-так-так!
Вдруг электрик вскрикнул и отдёрнул руку от ветоши:
— Крысюга! Ишь куда забралась, подлая! Пошла прочь!
Но тут вместо крысы из груды ветоши появилась лапа с когтями.
Сердитый, недовольный тем, что его потревожили, медвежонок выкарабкался наружу и чихнул.
— Так-так-так! Будь здоров! — сказал Соломакин, и больше уж он ничего не говорил…
В машине никто не обратил внимания на электрика, выбежавшего из кладовой с мешком за плечами. Лишь главный инженер-механик, посмотрев вслед Соломакину, принялся тереть глаза. На секунду ему почудилось, что ветошь в мешке шевелится.
Инженер-механик, работая в машине, не спал вторые сутки.
— Чего только не примерещится от усталости! — покачал головой инженер-механик и опять принялся следить за стрелками показателей.
Машины работали отлично…
Соломакин выбежал из машины, как будто за ним гнались все машинисты. Только на верхней палубе он перевёл дух и огляделся.
Это было место, где хранились продукты для камбуза. На свежем ветру качались подвешенные на крюки бараньи туши, стояли ящики с продуктами и мешки с кочанами капусты.
Соломакин поправил мешок за плечами:
— Да не брыкайся ты, сынок, слышишь? Я тебе на шею электрический фонарик привешу, эге? Сам себе светить будешь… Куда бы мне тебя схоронить пока?.. Ага! Так-так-так!..
Соломакин снял мешок с плеч, поставил его рядом с капустой и побежал к себе. Он был так доволен, что даже разок подпрыгнул на бегу…
Но если бы увидел Соломакин, кто подходит к мешкам с капустой, то, наверно бы, не подпрыгнул. А подходил кок. Он пришёл за капустой для щей.
Кок взялся за мешок да так и задумался: «Что за оказия такая? Куда ж моего Компота спрятали?»
Тем временем Соломакин спустился в помещение электростанции. Тут перед большой мраморной доской с громадными рубильниками и приборами несли вахту электрики.
Отсюда шли свет и электроэнергия по всему кораблю: во все каюты и краснофлотские помещения, в кают-компанию, в ленинский уголок, где помещался киноаппарат, на электрическую плиту камбуза, а главное — в боевые погреба и в орудийные башни.
На «Маршале» и снаряды подавались в башни и башни с орудиями вращались силою электричества.
Соломакин подошёл к старшине электриков и принялся шептать ему на ухо, улыбаясь и весело подмигивая остальным электрикам.
— Да не может быть! — обрадовался старшина. — Где же он у вас?
— А в мешке с ветошью. И мягко и никто не видит! — ответил Соломакин.
— Скорей же тащите его сюда!
— Есть! — ещё веселей ответил Соломакин и опрометью побежал по трапу.
На корабле не ходят, а бегают. Но кок не бежал, а прямо-таки на крыльях нёсся на камбуз с мешком за плечами. Но лишь он взялся за ручку двери, как услышал за собой ласковый голос боцмана:
— Что это вы несёте, товарищ кок?
— Ка-капустку! — неохотно ответил кок. — Капустку, товарищ боцман.
— И свежая, наверно, капустка, товарищ кок?
— Куда какая свежая! Только что с грядки сорвал! — буркнул кок и захлопнул за собой железную дверь.
В камбузе он вытряхнул из мешка вместе с ветошью медвежонка, а ветошь запихал обратно. Потом поставил перед медвежонком тарелку с компотом и осторожно высунул нос из камбуза.
В коридоре никого не было. Кок закрыл камбуз и с мешком за плечами понёсся наверх. Около мешков с капустой прохаживался взад-вперёд очень злой Соломакин.
— Понимаешь, безобразие какое! — сказал ему кок и сделал большие глаза. — Взял я мешок с капустой, принёс на камбуз, а в мешке — ветошь. Из ветоши-то щей ведь не сваришь!
Соломакин почесал в затылке, потом вздохнул и сказал:
