Пожилая дама в утреннем платье вышла на голоса.
– Да, да, – говорил Гропани, – там дамы хозяйничают, как у себя дома.
– А есть-то что? – спросила дама.
– Рыбу! Они рыбу ловят! – спешил Гропани. – И чаек. Они чаек наловили. Они у них несутся. Цыплят выводят. Как куры. И петухи кричат: «Ку-ка-ре-ку!»
– Вздор! Вздор! – смеялась дама.
А Гропани бил себя в грудь и кричал:
– Клянусь вам всеми спиртными напитками!
Пассажиры выходили на палубу. Вертлявый испанец суетился перед публикой.
– Господа, пока не жарко, партию в гольд! – кричал он по-французски и вертел черными глазами.
– Будьте мужчиной, – говорил испанец и тряс за руку Гропани, – приглашайте дам!
– Одну партию до кофе! Умоляйте! – Испанец стал на колени и смешно шевелил острыми усами.
– Вот так и будете играть, – крикнул Гропани, – на коленях!
– Да! Да! На коленях! – закричали дамы.
Все хохотали. Испанец делал рожи, смешил всех и кричал:
– Приглашайте дам!
Гропани поклонился аббату и сделал руку кренделем:
– Прошу.
Аббат замахал рукой:
– Ах, простите, я близорук.
Всем стало весело. Кто-то притащил клюшки и большие шашки. Началась игра; на палубе начертили крестики. Клюшками толкали шашки.
XI
– Сегодня особенно трясет, – вдруг сказал испанец. – Я чувствую коленками. Не правда ли?
Все минуту слушали.
– Да вы посмотрите, как мы идем! – крикнул Гропани.
Публика хлынула к борту.
– Это секрет, секрет, – говорил Гропани. Он поднял палец и прищурил глаз.
– Матео! – крикнул Гропани вниз. – Скорей, скорей, бегом!
Третий механик быстро появился снизу. Он был маленький, черный. Совсем обезьянка. Он бежал легко, семенил ножками.
– Гой! – крикнул Гропани, и механик с разбегу прыгнул через испанца. Все захлопали в ладоши.
– Слушай, секрет можно сказать? – спросил Гропани. – Нам не влетит?
– Беру на себя, – сказал маленький механик и улыбнулся белыми зубами на темном лице.
Все обступили моряков. Испанец вскочил с колен.
– Наш капитан, – начал тихим голосом механик, – через два дня именинник. Он всегда останавливает пароход. Все выходят на палубу и должны поздравлять старика. Часа три стоим все, поздравляем, все равно, даже в шторм. Вот он и велит гнать. А то опоздает в порт. Чудачина-старичина! И катанье какое-то затевает, морской пикник, – совсем тихо прибавил механик. – Только, чур, молчок! – И он волосатой рукой прикрыл рот.
– Ох, интересно! – говорили дамы.
Буфетчик звонил к кофе.
Механик и Гропани отошли к борту.
– У нас в кочегарке, – быстрым шепотом сказал механик, – переборка нагрелась – рука не терпит. Как утюг. Понимаешь?
– А трюм нельзя открыть, – сказал Гропани. – Войдет воздух, и сразу все вспыхнет.
– Как думаешь, продержимся два дня? Как думаешь? – Механик глянул в самые глаза Гропани.
– Пожар, можем задохнуться в своем дыму, – сказал Гропани, – а впрочем, черт его знает.
Они пошли на мостик. Капитан их встретил.
– Идите сюда, – сказал капитан. Он потащил механика за руку. В каюте он показал ему маленькую рулетку, новенькую, блестящую.
– Вот шарик. – Капитан поднес шарик к носу механика. – Пусть крутят, бросают шарик, пусть играют на деньги. Говорите – это по секрету от капитана. Тогда они будут сидеть внизу. Мужчины хотя бы… Дамы ничего не заметят. Возьмите, не потеряйте шарик! – И капитан ткнул рулетку механику.
Третий механик вышел на палубу. Официанты играли на скрипках. Две пары уже танцевали.
XII
Команда работала и разбирала эмигрантские нары. Под палубой было жарко и душно. Люди разделись, мокрые от пота.
– Ни минуты, ни секунды не терять! – говорил старик Салерно. Он помогал срывать толстые брусья.
– Потом покурите, потом! – пыхтел старик.
– Ну, чего стал? – крикнул Салерно молодому матросу.
– Вот оттого и стал! – во всю глотку крикнул молодой матрос.
Все на миг бросили работу. Все глядели на Салерно и матроса. Стало тихо. И стало слышно веселую музыку.
– Ты это что же? – сказал Салерно. Он с ключом в руке пошел на матроса.
– Там танцуют, – кричал матрос, – а мы тут кишки рвем! – Матрос подался вперед с топором в руке. – Давай их сюда!
– Верно, правильно говорит! – загудели матросы.
– Кому плоты? Нам шлюпок хватит.
– А плоты пусть сами себе делают.
Все присунулись к Салерно, кто с чем: с молотком, с топором, с долотом. Все кричали:
– К черту! Довольно! Баста! Остановить пароход! К шлюпкам!
Один уже бросился к трапу.
– Стойте! – крикнул Салерно и поднял руку.
На миг затихли. Остановились.
– Братья матросы! – сказал с одышкой старик. – Ведь там пассажиры. Мы взялись их свезти… А мы их… выйдет… выйдет… погубим… Они ведь ехать сели, а не тонуть…
– А мы тоже не гореть нанялись! – крикнул молодой матрос в лицо механику.
И молодой матрос, растолкав всех, бросился к трапу.
XIII
Капитан слышал крик. Он спустился на нижнюю палубу. Шел к мостику и прислушивался.
«Бунт, – подумал капитан. – Они бьют Салерно. Пропало все. Уйму, а нет – взорву к черту пароход, пропадай все пропадом!»
И капитан быстро зашагал к люку.
Вдруг навстречу матрос с топором. Он с разбегу ткнулся в капитана. Капитан рванул его за ворот. Матрос не успел опомниться, капитан столкнул его в люк. По трапу на матроса напирал народ. Все стали и смотрели на капитана.
– Назад! – рявкнул капитан.
Люди попятились. Капитан спустился вниз.
– Чего смотреть?! – крикнул кто-то.
Народ встрепенулся.
– Молчать! – сказал капитан. – Слушай, что я скажу.
Капитан стоял на трапе выше людей. Все на него глядели. Жарко дышали. Ждали.
– Не будет плотов – погибли пассажиры. Я за них держу ответ перед миром и совестью. Они нам доверились. Двести пять живых душ. Нас сорок восемь человек…
– А мы их свяжем, как овец! – крикнул матрос с топором. – Клянусь вам!
– Этого не будет! – крепко сказал капитан. – Ни один мерзавец не тронет их пальцем. Я взорву пароход!
Люди загудели.
– Убейте меня сейчас! – Капитан сунулся грудью вперед. – И суньтесь только на палубу – пароход взлетит на воздух! Все готово, без меня есть кому это сделать. Вы хотите погубить двести душ – и женщин и малых детей. Даю слово: погибнете вместе. Все до одного.
Люди молчали. Кто опустил вниз злые глаза, а кто глядел на капитана и кивал головой.
Капитан с минуту глядел на людей.
Молодой матрос вскинул голову, но капитан заговорил:
– Плоты почти готовы. Их осталось собрать и сделать мачты. На шесть часов работы. У нас ведь есть сутки. Двадцать четыре часа. Пассажиры в воде – это дети. Они узнают о несчастье – они погубят себя. Нам вручили их жизнь. Товарищи моряки! – громко крикнул капитан. – Лучше погибнуть честным человеком, чем жить прохвостом! Скажите только: «Мы их погубим», – капитан обвел всех глазами, – и я сейчас пущу себе пулю в лоб. Тут, на трапе. – И капитан сунул руку в карман.
Все загудели глухо, будто застонали.
– Ну, так вот вы – честные люди, – сказал капитан. – Я знал это. Вы устали. Выпейте по бутылке красного вина. Я прикажу выдать. Кончайте скорее – и спать. А наши дети, – капитан кивнул наверх, – пусть играют, вы их спасете, и будет навеки вам слава, морякам Италии. – И капитан улыбнулся. Улыбнулся весело, и вмиг помолодело лицо.
– Браво! – крикнул молодой матрос.
Он глядел на капитана. Капитан быстрыми шагами вбегал по трапу.
– Гропани! – крикнул капитан на палубе. Штурман бежал навстречу. – Идите вниз, – говорил капитан, – работайте с ними во всю мочь! И по бутылке вина всем. Сейчас. Там танцуют? Ладно. Я пришлю за вами, в случае станут скучать. Ну, живо!
– Есть! – крикнул Гропани и бегом бросился к люку.
XIV
Капитан прошел в свою каюту. Он сел на койку, сжал кулаки со всей силой и подпер бока. «Держаться, держаться, – говорил капитан, – что есть сил держаться! Сутки одни, одни только бы сутки!» И нисколько не легче становилось капитану. Он знал: не за сутки, а за один час, за минуту все может погибнуть. Крикнет этот матрос с топором: «Пожар!» – и готово. «Дали им вина?» – подумал капитан и вскочил на ноги. Но тут влетел в каюту Салерно. Старик осунулся в эти два дня. Он схватил капитана за плечи, стал трясти. Тряс и все глядел в глаза, и лицо у старика кривилось и вдруг совсем сморщилось, и он заплакал, заревел в голос. Он с размаху сел на койку и уткнул лицо в подушку.
– Что ты? – Капитан первый раз заговорил с ним на «ты». – Что ты? Салерно…
Капитан повернулся, взялся за ручку двери. Старик встрепенулся.
– Минуту! – говорил старик.
Он задыхался, схватил графин и пил из горлышка. Обливался. Другой рукой он держал капитана.
– Ведь я умру подлецом, – говорил старик сквозь слезы. – Пожар не потухнет. В этих бочках, ты не знаешь, – в них бертолетова соль!
– Как? – спросил капитан. – Ведь ты сказал – хлорноватая какая-то соль…
– Да, да! Это и есть бертолетова. Я не соврал. Но я знал, что ты не поймешь.
