«Помоги мне её найти…»
Потом я увидел, что рядом с Женщиной — Ангелы, а над Ней — Бог. И светлая птица, и венцы золотые у Мамы и Её Сына…
А в храме, между тем, хор снова пел «Господи помилуй», и все крестились и кланялись. А у меня было такое чувство, будто я дома и был здесь всегда, только ушёл ненадолго и вот — вернулся.
— Миша, пойдём…
— Что?!
— Тише… Идём…
Мне не хотелось уходить, но я посмотрел ещё раз в Её глаза, и тихонько пошёл следом за Юрой. На улице было пусто, и шёл снег.
— Зачем мы ушли? — спросил я.
Юра посмотрел на меня тёмными улыбчивыми глазами. Они смеялись, они радовались, и светились в них добрые искорки.
— Зачем? — повторил я.
— А ты не устал?
— Немножко… Стоять с непривычки тяжело. А уходить — не хочется, — вздохнул я.
— В храме лавочки все заняты… — озадаченно сказал Юра. — Можно посидеть здесь и подойти к концу службы, а можно пойти домой, как хочешь.
— Давай тут посидим! — сразу откликнулся я. — Тем более, что Наташа же осталась. Подождём её.
Несколько лавочек стояло вдоль дорожек и две — рядом с храмом. Юра ладонью отряхнул снег, присел. Я уселся рядом.
— Замерзнешь — скажи! — предупредил он.
Я кивнул и прислушался к доносившемуся пению. В храме в это время начали петь такую нежную, спокойную, грустную, торжественную молитву, что у меня затрепетало сердце.
— Юра, что сейчас поют?
— Херувимскую песнь.
«А почему она такая?» — подумал я, но спросить не решился. Юра поглядел на меня и поинтересовался:
— Тебе хоть слышно было, что батюшка читал?
— Слышно, только половину непонятно… — вздохнул я. — Вроде и язык наш, а вроде и нет, слова другие, каких не встречается…
— Это церковнославянский язык, — объяснил Юра. — Язык, на котором говорили наши предки… Просто тебе поначалу непонятно, а потом привыкнешь.
— А что такое житницы?
— Это такие амбары для хранения пшеницы.
— Зачем ему столько? — я пожал плечами. — Ясно ведь, что он один столько не съест.
— Это тебе ясно, — улыбнулся Юра. — А ему хотелось ничего не делать, а только есть и отдыхать.
— Это, наверное, здорово, только он же помер, да? Зря старался, — откликнулся я. — С собой амбары не возьмёшь… Да и ничего не возьмешь, наверное!
— Почему это ничего? — удивился Юра. — Хорошее с собой можно взять. Душевные качества. Доброту, милосердие, щедрость. То, из чего душа состоит. То, что не поддаётся воздействию времени.
— Ха! — недоверчиво усмехнулся я. — Как это все в себя собрать-то?
— Ну как… — Юра быстро посмотрел на меня. — Для этого как раз придется потратить много физических сил — может, терпеть какие-то лишения, иногда — забывать о себе, трудиться. Все наоборот, не как у богача. Тратить физические силы для того, чтобы собирать душевные.
Тут уж задумался я.
— Так уж и не знаешь, когда умрешь. Живешь себе и живешь, что-то делаешь. А в любой миг жизнь может оборваться и то дело, которое ты делал, останется незавершенным…
— Но душа — она вечная, — возразил Юра. — Бывает, человек тратит время на что-нибудь пустое, как этот богач. Живет так, будто жизнь — это черновик, который можно переписать! А она вдруг — заканчивается… И кроме жалости к нему больше и нет ничего. А бывает, что человек однажды встретился с Богом и открыл для себя, что есть нечто большее, чем физические богатства. И старается жить так, чтобы каждое мгновение, каждое слово было таким, чтобы оно могло войти в вечность. Старается жить для Бога. Тогда даже если оно вдруг оборвётся — не страшно…
Юра поднялся с лавочки.
— Миш, холодно сидеть, давай-ка вставай.
— Ага, — я встал. — Человек встречает Бога? Это как так?
— Ну… — не сразу ответил Юра задумчиво, — По-разному бывает. Часто Крещение — это Встреча с Богом, первое с Ним знакомство… Может ты и раньше молился своими словами, просил, но это как бы сказать… Издалека… Как с незнакомым Кем-то. А тут раз — и ты приблизился к Нему и вдруг почувствовал, увидел, что вы рядом — Бог и ты, и что Он слышит тебя, понимает… Словно появилась между вами первая ниточка — связь. Встреча произошла.
Глава 9.
«…Любовь никогда не перестаёт».
— … И как же он хочет жить для Бога?
— Как… Вот человек познакомился с Богом, пока чуть-чуть, но ему хочется с Ним дружить. Он ещё не знает Бога до конца, он только начинает открывать Его для себя как Удивительную Личность, Создателя, как Друга, Которого хотелось бы иметь. И начинается — общение. Как ты думаешь, что в дружбе самое главное? Для тебя?
Мне стало немножко грустно от этого вопроса: да как мне хотелось иметь настоящего друга! Колька — славный мальчишка, но мы только начали с ним дружить, и я боюсь, а вдруг у нас не получится, мы поссоримся?!
Или он меня предаст?
Я ответил больше себе, чем Юре.
— По-моему, в дружбе главное — верность.
Юра молчал, водя кончиком ботинка по нетронутому снегу. В храме тем временем пели уже все люди, потому что до нас доносилось не очень слаженное эхо, но пели всё равно хорошо. А над храмом облака порвались в клочки, над ними просвечивалось синее небо, а края их были оранжево-розовыми от невидимого солнца. Красиво.
Я не прав? Ну, Юра, предложи тогда другой ответ. А Юра посмотрел на меня и сказал:
— Вот ты и ответил на свой вопрос.
Я решил промолчать. Но внутри бродили ещё вопросы, мешающие мне успокоиться.
— Юра, а как быть верным Богу? Это же все равно какое-то… одностороннее общение, мы же Его не видим.
— Да с чего ты взял, что одностороннее? Есть молитва, есть Таинства. Это живое общение с Богом.
— Но Бог ведь мне не отвечает!
— Да почему же?!
— Ну, как… А что отвечает разве?
— Тебе, может, и не отвечает. А верным Ему, их называют христианами, отвечает. Делами. И люди тоже стараются делами дружить с Ним и общаться, не только молитвой и Таинствами, а ещё и делами.
— Какими делами?
— Ох, Мишка, надо тебе к батюшке. Он тебе лучше всё объяснит. Да не мотай ты головой, я же не тащу тебя никуда…. Непростые у тебя вопросы, а я ведь мало что знаю… Ладно, на последний отвечу.
— Так отвечай! Какими делами?
Что он, не знает, что ли? А ещё в храм ходит, и в детстве ходил. А я, как я пойду к батюшке?! Да ни за что в жизни не решусь! Какой-то мальчишка, да ещё с такими вопросами… Да он засмеётся надо мной…
Но мне хотелось узнать. Я не мог уйти отсюда, не узнав ответа. Потому что… Вот хотите верьте, хотите нет — но Она так смотрела на меня в храме, успокаивала, как мама, что не мог я уйти просто так, ничего не узнав.
— Прежде всего — любовью друг к другу и ко всем, кто рядом.
— Как это — друг к другу?!
Я совсем не понимал слово «любовь». Любовь — она далёкая, незнакомая, это вот как Юра и Наташа, видно — что они любят друг друга. Это как в фильме — когда они целуют друг друга, им хорошо вместе. А у меня, к примеру, какая любовь? Где она, эта любовь, что за чувство за такое? Христиане любят друг друга. Как?
Что это — любовь?
Я знаю грусть, обиду, знаю радость (она бывает реже, но ярче всего остального), знаю, когда больно, смешно, когда скучно, любопытно, непонятно, когда весело, когда страшно… Но вот любовь…
— Она же для взрослых… Юра! Как христиане любят друг друга? Как это — любить?!
— Интересные вопросы ты задаешь, — покачал головой Юра. — Знаешь, я прям точно тебе сказать не смогу, я ведь сам ещё не знаю толком, как нужно любить. Расскажу лишь один пример, который в свое время меня поразил… Как-то в больнице, в отделении реанимации, довелось мне увидеть одну семейную пару… — Юра говорил неторопливо и тихо, подбирая слова, глядя в сероватую даль, которая тянулась за дорогой, — Это были очень старенькие бабушка и дедушка. Дедушка заболел так, что не мог разговаривать и ходить. Только глаза, его большие детские умные глаза отвечали ей, что он её слышит и понимает. А она — была с ним рядом всё время. Понимаешь, каждый миг, и ночью — я слышал её прерывающийся ласковый шёпот, и днём — когда он спал, она пыталась поспать, или с тревогой смотрела на него. Она ухаживала за ним, кормила его, читала ему книги… Потом оказалось, что у неё больное сердце, и каждая секунда такой жизни давалась ей с трудом. А прожили они вместе не много ни мало — пятьдесят лет…
— Ого! — шёпотом удивился я. — А дальше?
— А дальше… — Юра замолчал и через силу произнёс. — Дедушка умер. А она осталась, живёт до сих пор… Она очень по нему скучает. И она знала, что его уже не вылечишь, когда он только заболел — ему было очень трудно, он, бывало, сердился, а она — терпела и любила его. Понимаешь, она любила! Не за красоту или ещё за какие-то дела, она любила его своими делами. А то чувство, которое двигало ей, оно называется любовь.
… Дома Юра открыл передо мной книгу. Небольшую, но тяжёлую, с глянцевыми страницами, в синей обложке, на которой изображена была Женщина, Которая склонилась над Младенцем, лежащим в маленьких ясельках в каком-то небольшом сарайчике… Под бревенчатой крышей была паутина, на высоком стоге сена сидели два голубя, рядом с ясельками на каменном полу стояла овечка, а с другой стороны — ослик. За маленьким зарешеченным окошком в синем небе просвечивали звезды. За Женщиной стоял пожилой мужчина, справа подходили к яслям два человека — молодой юноша и старичок с палочкой. Все смотрели на Младенца, а Она была похожа на Ту, Которая смотрела на меня с иконы… Внизу под картиной желтыми фигурными буквами было написано «Детская Библия».
