Учительский почерк Антонины Васильевны:
«Саша Пучков молодец».
Что же, в самом деле, старался человек не меньше других, что-то прочитал, что-то узнал и написал.
И опять Мишкины строчки-закорючки:
«Из старого путеводителя: «Пути сообщения в Москве, как и во всех русских городах, отличаются большим неудобством: дурные мостовые и плохие экипажи. Возят московские извозчики за небольшую плату, но сначала запрашивают невероятные цены, а потому с ними необходимо торговаться».
Дальше Мишка приписал уже от себя:
«Интересно. А если я не умею торговаться? Или не люблю?»
«Ходи пешком», — ехидно советует Пучков.
Круглые весёлые буквы. Это Катя:
«Почему в трамваях так тесно? Потому что у нас каждый трамвайный вагон перевозит семьсот тысяч пассажиров в год. В Берлине в три раза меньше. В Вене — ещё меньше — сто восемьдесят тысяч».
Леденчик не вытерпел:
«Когда же про метро? Конки, сидейки, скамейки».
Антонина Васильевна:
«Спокойно, Лёня. Это — история. Не было бы сидейки, не было бы и конки, и трамвая, и подземного трамвая — метро».
А это опять неторопливо и спокойно рассказывает Катя:
«Первая шахта метро была заложена в тридцать первом году, в день четырнадцатой годовщины Октября. Это было в Сокольниках. Небольшая группа людей торжественно открыла первую шахту первого метро. Здесь начинался опытный участок подземной дороги. Работали несколько человек лопатами и мотыгами. Я прочитала об этом в газете «Проходчик». Газету мне подарил Мишка».
Пишет учительница:
«Значит, с той шахты и началось метро? Вопрос ко всем вам: с чего началось метро?»
«Я знаю», — пишет торопливая рука Леденчика, и чернила разбрызгиваются по странице.
«Знаешь — не хвались, а напиши», — отвечает Танин почерк.
И сбоку корявые буквы:
«Мишка — дурак».
«Не ссорьтесь и не ругайтесь!» — написала учительница.
Разговор в красном уголке
После уроков Мишка спрашивает:
— Антонина Васильевна, можно, я на выходной возьму летопись к себе домой? Я хочу написать про инженера Самойлова.
— Возьми, конечно.
Бегут по тетрадке буквы, загибаются строчки вниз. Мишке не хватает простора.
Мишка с Борисом пришли к инженеру Самойлову прямо на шахту.
Они сидят в красном уголке, длинный стол накрыт кумачом. Напротив Мишки и Бориса небольшой человек с худым лицом, светлые глаза смотрят на мальчишек весело. Может быть, ему смешно, что его расспрашивают, как будто он какая-нибудь знаменитость.
А может быть, у инженера Самойлова весёлый нрав, потому и глаза смеются.
Он барабанит пальцами по столу, но бесшумно, потому что на столе постелен кумач — красная материя, как во всех красных уголках.
— Что же вам рассказать? Как я пришёл на метро? Я — горный инженер.
— Горный? — спрашивает Мишка. — Значит, на горах работали?
— Как раз наоборот. Чаще всего под землёй.
— Почему? — удивляются Мишка и Борис.
— Потому что горный инженер — это специалист по разработке земных недр, земной глубины. Разные бывают работы: добыча полезных ископаемых, строительство тоннелей. Я добывал золото.
— Настоящее золото? Как у Джека Лондона?
— Настоящее. Только у Джека Лондона они каждый для себя искали золото. А у нас — промышленная добыча, план.
Инженер рассказывает, и перед Мишкиными глазами встаёт картина.
Север. Метёт пурга. Домики низкие, чтобы лавиной не снесло, их врезают в землю. Геологи сказали: «Здесь есть золото». А бригада Самойлова ищет, ищет, а найти не может. В одном месте долбят мёрзлую землю, в другом, в третьем — пусто. Не даётся в руки, как будто бегает от людей.
Антон Самойлов — упрямый человек. Утром, в темноте, идёт на работу. Голова опущена, плечи подняты, меховая шапка и та нахохлилась.
Нет золота. Может быть, оно в пяти шагах от этого места? А может быть, в десяти? С такой точностью ни один геолог не скажет. Ищите, потому и название этого места — прииск. Надо искать. Промывать тонны каменистой земли. Если есть золотые крупинки — они осядут на дно промывочного лотка. Но золотых крупинок нет.
Не отступает молодой инженер Самойлов. Пробил ещё десять шурфов — пусто. Ещё один — пусто! Ещё один — пусто! Ещё один — есть!
— Есть! — кричит Самойлов, а сам не верит. И голос срывается, и руки дрожат. Золотая жила. Тусклым блеском светятся самородки…
А если подумать, никакой случайности. Упорный труд и вера в успех.
Стал Самойлов настоящим старателем только после того, как пришла к нему удача.
Теперь он шёл на работу, согнувшись от пурги, а не от огорчения.
Из двадцати шурфов семь приносили богатые находки — участок Самойлова вышел на первое место.
— У этого Самойлова особое чутьё, интуиция, — говорили про него.
Назначили Антона главным инженером. Почёт, уважение, большие заработки.
— Всё шло, ребята, гладко, хорошо.
В красном уголке становится темновато. Самойлов встал, включил свет. Повторил задумчиво:
— Все шло, ребята, гладко, хорошо.
Мишка вздыхает с облегчением. Он рад, что у Самойлова наконец-то всё пошло хорошо и гладко. И Борис тоже рад.
Самойлов продолжает:
— И тут я прочитал в газете, что начинают в Москве строить метро. И стало мне беспокойно: хочу строить метро. Решил — и приехал в Москву.
Пришёл на Метрострой, прямо к начальнику, товарищу Ротерту.
«Люди нам очень нужны, — сказал начальник, — строительство разворачивается огромное, а сроки небольшие — неполных четыре года. Но квартир у нас нет».
«Я квартиру не прошу».
«Жалованье у нас маленькое, не то что на добыче золота».
«Согласен на любое».
Зачислили. Начал работать. Ночевал в красном уголке. Скоро оттуда выселили — работа идёт круглые сутки, красный уголок нужен и ночью. Оперативное собрание или занятия по технике безопасности. И техническая учёба. Рабочие приходят на метро необученные, на ходу получают профессии. Небольшой перерыв в работе — тут же собрались в красном уголке, изучают свойства бетона или устройство отбойного молотка.
Пришёл Самойлов к сменному мастеру Акиму Мазину, недавно в шахте познакомились:
— Аким, пусти к себе пожить. Имущества у меня нет, места займу немного.
— Не жалко, живи.
Комнатушка у Акима маленькая, второй топчан не поставишь. Когда приходит ночь, Самойлов снимает дверь с петель, кладёт её на две табуретки и спит на двери, завернувшись в свой плащ.
Когда Самойлов рассказывает об этом, он смеётся, доволен своим нехитрым изобретением — спать на двери.
Борис спрашивает:
— Как же без двери ночью? А если воры придут?
— К нам? Воры? — Самойлов хохочет. — А что они могут украсть? Нечего у нас украсть. Так и уйдут ни с чем эти воры!
Мишка и Борис тоже смеются.
Шло важное совещание. Американский инженер рассказывал метростроевцам, как у них в Америке строят мосты без свай. Укладывают металлические панели прямо на землю. Потом снизу подводят под них колонны.
Он рассказывал, а наши специалисты внимательно слушали и рассматривали чертежи.
На Охотном ряду большое движение. Там срочно нужен такой мост, иначе строительство метро мешает движению транспорта. Но и мост надо построить очень быстро, а то само строительство моста остановит движение.
Строить мост поручили Самойлову. Он сидит на совещании и думает: «Какой срок дадут? Месяц не дадут. Три недели, наверное. Но три недели — это мало. Разве построишь такой сложный мост за какие-то три недели?»
Ему приказывают:
— Установите мост площадью в шестьсот двадцать пять квадратных метров!
— За сколько?
— За трое суток.
— За сколько?!
— Нет, больше времени. Всё!
Спорить не приходилось.
Идёт Самойлов с этого совещания. В голове одна-единственная мысль: «Три дня. Три дня».
И вдруг вместо тяжести и сомнений пришёл к Антону Самойлову азарт, предчувствие победы. Старатель почуял золотую жилу? А может быть, безвыходность даёт дополнительные силы?
Всех своих рабочих он заново увидел в эту ночь. И в каждого поверил, как перед атакой.
До двух часов ночи они пропускали трамваи. А потом начиналась работа. Они одну за другой поднимали стальные колонны и подводили их под стальной настил моста. Над площадью неслось: «Раз, два — взяли! Ещё взяли!»
Работали бешено, всё вертелось у Самойлова перед глазами. В пять приходилось свёртывать работы: шли через Охотный утренние трамваи. Приходилось ждать, а надо было спешить. Это создавало дополнительное напряжение.
Работали быстро, но спешка не значит беспорядок. Все работали на своих местах, не суетились. И были в полном согласии друг с другом. Когда во время работы не кричат, не спорят, значит, всё идёт слаженно и как надо.
