— Оооо, какая замечательная кашка, — говорит Фридер сладким голоском, сделав губки бантиком, и три раза хлопает в ладоши, но совсем-совсем тихо и нежно, как самый что ни на есть приличный мальчик.
— Можно мне, пожалуйста, спасибо, получить совсем-совсем немножечко этой кашки, о, большое спасибо!
И он отвешивает бабушке глубокий поклон, склонившись почти до пола.
Бабушка смотрит на него большими глазами, а потом говорит:
— Да ты что, с ума сошел?
Но Фридер уже семенит на цыпочках к раковине и там принимается долго и тщательно мыть руки, а по: том и шею, и при этом сюсюкает ласковым голоском:
— Ах ты, Фридер, ах ты, грязнуля. Давай-ка, умойся как следует! Вот так хорошо! Вот так правильно!
Потом он садится за стол, держась очень прямо, складывает ручки на коленках, хлопает глазами и невинно смотрит на бабушку.
— Какая муха тебя укусила, — говорит бабушка растерянно, ставит миску с кашей и соус на стол и садится, — Может, у тебя температура, внучек? — спрашивает она испуганно и тянется пощупать Фридеру лоб.
— Нет, большое спасибо, — отвечает Фридер, и голосок у него еще тоньше, чем раньше.
Он пищит на самой высокой ноте:
— Я просто очень послушный и хороший. Приятного аппетита.
— Ну надо же, — удивляется бабушка, и оба принимаются за еду. Точнее сказать, ест одна бабушка. Фридер кушает.
Он накладывает совсем по чуть-чуть каши ножом на вилку и отправляет ее в рот. От малинового соуса он отказывается. Потому что соус нельзя есть ножом и вилкой. Даже одну только кашу есть так довольно трудно…
И при этом он сладким голоском все время поет — к месту и не к месту — «пожалуйста», и «большое спасибо», и «любименькая бабулечка».
До тех пор, пока бабушке это не надоело совершенно.
— Черт побери! — кричит она и швыряет свою ложку. — Прекрати! Мы же не в сумасшедшем доме! Сейчас же веди себя снова так, как полагается!
Фридер смотрит на бабушку укоризненно, возмущенно качает головой, говорит «тц-тц-тц!» и указывает на ложку, которую бросила бабушка.
С ложки капает манная каша. Прямо на стол. На скатерть!
— Да что за черт! — снова кричит бабушка и принимается вытирать скатерть. — Это все из-за тебя! Ты виноват! Потому что ты такой отвратительно послушный!
Она с упреком смотрит на Фридера и на пятно на скатерти.
Фридер усмехается, потом вскакивает, идет к бабушке и шепчет ей в правое ухо:
— Ну ладно, тогда я больше не буду хорошим!
Потом чмокает бабушку в щеку и шепчет ей в левое ухо:
— Значит, теперь мне можно быть немножко плохим?
Бабушка глубоко вздыхает:
— Ладно, раз надо — значит, надо! Главное, что ты снова здоров. Ты же вел себя так, как будто заболел. Это было ненормально!
Фридер сияет, хихикает и громко объявляет:
— Тогда теперь я буду есть, как свинья!
И немедленно залезает пальцами в кашу, так что брызги летят в разные стороны, запихивает ее себе в рот, а соус лакает языком прямо из соусника.
— Ха! — вскрикивает бабушка. — Что, обязательно вот так себя вести?
Фридер яростно кивает. На рубашке у него пятно от соуса.
— А то я ведь снова могу стать послушным, бабушка, вот увидишь! — говорит он и с сияющей улыбкой смотрит на бабушку.
— Только не это, — вздыхает бабушка, — лучше уж так!
И усмехнувшись, она принимается выковыривать пальцами изюм из каши.
До самого конца ужина бабушка и Фридер ведут себя так, как, наверно, и свиньям не снилось. Свиньи ведут себя за едой обычно гораздо приличнее, чем бабушка и Фридер в этот вечер.
— Бабушка! — кричит Фридер и дергает бабушку за юбку, — давай быстрее, ба! Представление совсем скоро начнется. Мы же идем сегодня в цирк!
— Да отстань ты от меня ради бога, внук! — ворчит бабушка и берет свою сумочку — черную, и кошелек — коричневый, и шляпу — она серая. Без шляпы бабушка не выходит из дома. Никогда.
— И веди себя как полагается, иначе мы никуда не пойдем, ты меня понял? — говорит она и берет Фридера за руку. — Я старая женщина, а не скорый поезд!
Но потом она все-таки зашагала очень быстро, а Фридер — еще быстрее. Потому что он очень-очень рад, что они идут в цирк.
Бабушка тоже радуется. В точности так же, как и Фридер.
И вот, наконец, они пришли.
Цирк — это замечательно! Цирк — это всегда замечательно!
Фридер и бабушка садятся на свои места — не где-нибудь, а в самом первом ряду, совсем близко к манежу.
— Потому что иначе я ничего не увижу! — говорит бабушка, и Фридер не возражает.
Он не против сидеть в самом первом ряду, он очень даже за.
Отсюда ему не только все отчетливо видно и хорошо слышно, отсюда можно даже унюхать все цирковые запахи — и животных, и пыль манежа. И оркестр близко. Он играет почти все время — громко и красиво.
А еще Фридер получит мороженое. Бабушка ему обещала. Если идешь в цирк, то просто обязательно нужно съесть мороженое, сказала она.
Против этого Фридер тоже не возражает.
Наконец, огни в цирковом шатре гаснут, а на манеже — зажигаются, и все вокруг становится совершенно волшебным и замечательным. Все-все.
У Фридера раскраснелись щеки, он сияет. Когда выступают клоуны, он смеется так, что начинает икать, а у бабушки от смеха с головы сваливается серая шляпа и падает ей на колени.
Воздушные акробаты изумляют Фридера до глубины души, а бабушка говорит «Ух ты!», когда они делают в воздухе сальто.
Но вот на манеж выходят тигры. И Фридер хватается за бабушкину руку. На всякий случай. Это не помешает. Хотя, по правде говоря, бабушка тоже очень боится диких зверей…
В антракте играет оркестр, а потом начинается новый номер, еще лучше, еще увлекательнее и интереснее, чем предыдущий.
Цирк совершенно замечательный. Весь-весь, от опилок на манеже до самого купола шатра.
И бабушка тоже так считает.
— Смотри внимательно, внучек, — шепчет она. — Сейчас придет фокусник!
Бабушка ждет этот номер больше всего. Фокусы — это она любит.
— Куда же запропастился этот мороженщик, — бормочет бабушка и, повернувшись в кресле, озирается вокруг. — Да где же он, ведь сейчас уже придет фокусник!
Тут оркестр играет энергичный туш, и на манеж выбегает фокусник в развевающемся красном плаще. Он кланяется и начинает показывать фокусы.
У Фридера отваливается челюсть. Чего только фокусник не умеет!
Вот он низко кланяется, снимает свой цилиндр, а из него выпрыгивают настоящие, живые кролики. С ума сойти!
Фокусник лезет в карман брюк и вытягивает оттуда большой букет пестрых цветов. И тут же достает еще один — просто огромный.
А потом он кладет женщину в купальнике, которую привел с собой, в ящик и… Фридер перестает дышать… начинает пилить. Настоящей пилой!
И перепиливает женщину в ящике точно посередине! А она даже не пискнет.
Оркестр снова играет энергичный туш, и вдруг — женщина встает из распиленного ящика. Целая и невредимая! Фридер просто потрясен!
— Ага, вот и мороженщик явился, — говорит бабушка рядом с Фридером, потом встает и машет обеими руками:
— Сюда, сюда, ко мне!
Но к бабушке спешит не мороженщик, а фокусник. Одним прыжком он оказывается рядом с ней, хватает за руку, и тянет озадаченную бабушку на манеж, и улыбается, и кланяется. А Фридер остается один.
Что же фокусник хочет сделать с его бабушкой?
Фридер перестает дышать. Он хочет крикнуть, но не может выдавить из себя ни звука. А что, если фокусник сейчас распилит его бабушку?
— Бабушка! — кричит Фридер громко-громко, и его бросает то в жар, то в холод.
Бабушка стоит на манеже, широко раскрыв глаза, и прежде чем она успевает сказать хоть слово, фокусник нахлобучивает свой цилиндр ей на голову и снова снимает его. На голове у бабушки сидит белый голубь. Настоящий, совершенно живой.
Голубь взлетает высоко вверх, бабушка визжит и хватает себя за волосы, а публика смеется и аплодирует. Фокусник кланяется и жмет бабушке руку. В руке у нее появляется роза. Настоящая! Бабушка сияет, машет Фридеру и зовет:
— Внучек, Фридер, иди ко мне!
Быстро как молния Фридер перелезает через ограждение, бросается к бабушке, становится рядом с ней и берет ее за руку. Так надежнее.
— Бабушку пилить нельзя! — говорит он фокуснику, говорит очень громко и отвешивает глубокий поклон.
Фокусник смеется, публика тоже, оркестр играет туш, а бабушка вся краснеет. Она держит перед лицом розу, сияет и степенно кланяется во все стороны.
А потом они снова идут на свои места — бабушка и Фридер. Только Фридер собрался сесть, как к нему подскакивает фокусник и вытаскивает у него из кармана брюк ярко-желтый огромный леденец. Раньше его в кармане не было. Фридер это точно знает.
