Все вышеперечисленные объекты не блещут красотой и ухоженностью, никак не относятся к архитектурным изюминкам и, если уж смотреть непредвзято, выглядят «на троечку»… Но зато — свои.
Тут я поняла, что уезжать страшно не хочется, и, если я буду продолжать в том же духе, то не выдержу и разревусь прямо сейчас.
Так, ладно, не отвлекаемся. Что еще-то? А, место возле одного торгового центра, что по дороге на Медео. Внутри ничего интересного, но перед зданием ТЦ всегда резко поднимается настроение. Особенная атмосфера, уж не знаю, почему. Там неподалеку ездят скейтеры, а их модные подруги сидят на скамейках и делают вид, что не скучают. Ну его — быть подругой скейтера!
Ну, а что Виктор хочет снимать?
Оказалось, ничего. Виктор болеет.
«Да ты заходи за камерой. Я не заразный, только разговаривать не могу», — пишет.
* * *
По крайней мере, этот человек понимает, что гостей нужно кормить. Я пришла к Виктору сразу после школы, и теперь сижу у него на кухне. А он греет мне суп в завывающей, как буран в степи, микроволновке.
Уютно. Запах в этой квартире напоминает мне детство.
Виктор молчит, потому что у него ангина. А я молчу, потому что он молчит.
— Да, а я-то чего молчу? В общем, у меня шесть объектов: квартира, подъезд, двор, квартал, ну, и пара улиц в городе.
Виктор ставит передо мной тарелку с горячим супом и выразительно стучит костяшками пальцев по своему лбу. Потом, чтобы я уж наверняка поняла, крутит пальцем у виска.
— Почему это?!
Крутит кистью руки, показывает — мол, наворачивай быстрее, ложку бери, хлеб.
Шепелявит кое-как:
— Ешь. Потом поговорим.
Совершенно невпопад приходит мысль: «А язык он уже зарастил?»
— Ты язык зарастил?
Ну, зачем я только спросила!
Открыл свою пасть, а там…
— А-а-а!
Локтем попадаю в горячий суп.
— Убери, уйди сейчас же! Ну, ты и придурок!
Довольно ухмыляется, сипит:
— Что, страхово тебе?
— Это как: принцип двуязычия в действии?
— Это сплит.
— Раздвоенный на кончике язык… Гадость. И — это же больно. Как ты мог? А ангина?
Он кивает:
— И ангина — тоже.
Молчу. Даже есть расхотелось. Вытираю локоть. Перевожу разговор:
— Так что ты пальцем там у виска крутил? Чем тебе мой план не нравится, а?
Многозначительно качает головой. Убрал тарелку. Теперь идем в комнату к еще одному источнику жужжания-завывания, — компьютеру.
Набрал в поисковике Яндекс «Панорамы», еще пару щелчков, и вот на весь монитор — улицы нашего города! Ходишь, куда хочешь. Надо оглядеться — крутишь картинку «мышью».
О, а вот и он — мой квартал! Красная «Субару» Тиминой мамы — это того японистого шкета, дружка моего бро, помните? Интере-есно, что это тетя Гульжазира тут забыла? Может, к бывшим соседям заехала?
Виктор опять стучит пальцем по башке и пишет что-то карандашиком на валяющемся рекламном проспекте.
«Динозавр ты!!!» — читаю.
— Может, и динозавр, но вот панорамы моей квартиры здесь точно нет!
Пишет: «Снимем — будет!»
— Братюня, так нельзя, плохо!
Теперь стучит по клавиатуре, текст набирает:
«А мы Васька сняли, когда он душ принимал. В „You Tube“ выложили».
— Ка-а-ак?
«В стене дырка была».
Настала моя очередь молчать. Может, на всякий случай уже перестать мыться? Ужас какой.
— Ладно, пошла я. Камеру быстро давай, понял? И выздоравливай.
Посмотрела на него с сомнением, добавила:
— Хотя ты вряд ли выздоровеешь совсем. Лечиться и еще раз лечиться… Кстати, горло как врачу показываешь? Язык за щеку убираешь?
Виктор очень весело улыбается, аж лучится весь. Теперь понятно, кто распугивает ухогорлоносов в районной поликлинике.
И он опять что-то пишет.
«Услуга за услугу»
— Чё надо тебе?
«Открой свой профиль „ВКонтакте“»
— Открыла. Дальше?
— А кто это у тебя, познакомь, а? — ради такого дела он опять разговаривать начал. Почти членораздельно.
— Офигел, что ли? Это ж Светка!
Недоуменно разводит лапками своими. Типа «а чего „офигел“-то?»
— Понимаешь… Это — Светка. Это страшно. Это намного хуже, чем твой язык, твоя ангина и еще — ураган «Катрина» в Новом Орлеане, не имеющий к тебе никакого отношения, но, тем не менее, тоже ужасающий.
Виктор весь внимание. Даже глаза загорелись.
— Виктор, вся Светина жизнь — борьба. И заметь: борьба — с такими, как ты.
А в самом деле, жалко мне, что ли? Возьму да и познакомлю. Хотя, жалко, конечно. Балбеса Виктора жалко. Добрый все-таки он.
Возвращаясь со спаррингов, мой братец Боря с остервенением рисует котят у себя в альбоме. Пар выпускает.
Возвращаясь после собирания «нужных бумажек», папа уединяется на кухне и очень основательно изображает в рабочем ежедневнике сначала всех «битлов» — Леннона и Маккартни анфас, остальных — в профиль, потом танки, напоследок мелкое зверье. Иногда и до котят доходит.
Они похожи, мужчины нашего дома. Оба стремительные, ответственные и заботливые. А вот мы с мамой совсем разные. Мама моя вообще ни на кого не похожа. И я тоже хочу быть совершенно особенной.
Мама веселится:
— Танечка, чтоб ты знала: подобные амбиции питает еще около двух миллиардов землян. Тебе надо?
— А как тогда, чтобы со стенами не сливаться?
— Вот ты здесь и сейчас. Именно ты — и именно на этом месте. Этим и особенная. Но остальным и это неважно, уж поверь. А особенной станешь, только если перестанешь забивать голову своей «особенностью» и будешь полезна обществу. По-настоящему полезна. А это огромная редкость в наши дни. Я вот так и не поняла, какая от меня польза кому-то, кроме вас. Поэтому и стараюсь для семьи — и то уже хорошо. Ну, а обществу на меня плевать. Главное, чтобы не безобразничала.
— Все равно ты особенная.
— Это потому, что я твоя мама. А так — меня все время с кем-то путают на улице. А знакомые не узнают. Я даже не обижаюсь, привыкла.
Хорошо маме, у нее иммунитет. А у меня еще не выработался. Но, благодаря моей бывшей подруге Юляшке, скоро он возрастет до двухсот процентов!
Юля мне только пишет, а не звонила уже давно. Зачем ей живое общение? Она нашла себе таких же педовочных подруг и, судя по всему, содержательно проводит с ними время — безбожно красится, курит в разных «заброшках» и нарывается на недетские приключения. И на здоровье. Только вот маму ее жалко.
Однако чудо свершилось: сегодня Юля мне позвонила!
Но вот что она спросила…
— Слушай, а как того парня звали, который еще паркурщик?
— В смысле, трейсер?
— Ну.
— Антон?
— А, точно. А то мы его тут увидели. Ну, спасибки, чмаффки-лавки.
Поясню, если кто не понял: тот парень, «который еще паркурщик» вообще-то, мой первый парень Антон, и еще даже года не прошло, как я с Юлей делилась, что у нас, да как, переживала, рассказывала. Причем, сами понимаете, постоянно рассказывала. И переживала тоже — ПОСТОЯННО, месяц или два — ну, пока встречались. И потом еще месяца четыре, когда он меня уже бросил. А еще мы ему звонили и писали. Она что, ничего не запомнила? Так кому я все это рассказывала, и, главное, ЗАЧЕМ?!!
«Паркурщик…» Кошмар. Как я вообще могла с ней дружить, ответьте мне, а?
Сама виновата. Видно же было с самого начала. Вот, например, подозрительный сигнал: Юля никогда не расстраивается. Вообще никогда. Однажды она рассказывала мне, почему они живут без отца. Со смехом передавала слова своей мамы, что папа, наверное, давно спился и умер на какой-нибудь помойке. Вот ухохочешься, да?
Была раньше у меня идея спасти Юлю, направить на путь истинный. Только ей этого не надо. Ну, пусть так. Больше свои силы я на нее не трачу.
Светка — и та лучше. По крайней мере, не идиотка. Хоть и груба, как фельдфебель.
* * *
Папа, увидев камеру, вцепился в меня мертвой хваткой. Объяснил, что мир полон злодеев, только и мечтающих отнять дорогую — и к тому же — чужую! — камеру у маленькой девочки.
— Папа, мне шестнадцать скоро!
— Нет, не «скоро». Через семь месяцев!
— Папа, я осторожно!
— Только со мной! Или — никак.
Я вам еще на рассказывала, что папа не считает возможным допустить, чтобы утром в школу я шла сама? Он меня возит! А уж после случая со Светкой и «Шомэ»… Еще он любит, встречая меня с уроков, весело закричать на весь школьный двор:
— А где тут моя пушистая кисонька едва перебирает лапками от голода?
Если к встречанию подключается мамо, то шоу обеспечено. Вполне в мамином духе начать вдруг пританцовывать, или весело обсуждать выставленные в вестибюле рисунки учеников. Также она может папу обнять или поцеловать, а то и ругаться с ним затеет.
А одноклассники и мелкая школота вокруг не дремлют, всем очень весело.