он восседает в настоящей байдарке «Салют», как умело держит весло, как дружно они гребут и быстро движутся вперед. Легкая лодка, хорошая, красивая лодка, умная.
— Можно и к нам. Но это вверх, — засомневался Сергей. — Пойдет она против течения?
Андрей обиделся за свою лодку:
— Байдарка не пойдет? Да она против любой волны ходит! Против ветра, шторма, шквала! Она по водопаду вверх пойдет, эта лодка! А тут делов-то — против течения…
И они втроем налегли на весла. Мальчишки быстро освоились с байдарочными веслами, хотя они совсем не похожи на обычные. Весло байдарки как будто составлено из двух, соединенных посредине. Ни Сергей, ни Валерка никогда не гребли таким. Но сельские ребята — ухватистый народ. И вот уже дружно работают весла. Андрей вырулил на середину, «Салют» поднимается вверх по речке. Не так быстро, как шел вниз, но идет, ползет упорно, трудяга.
И Андрей гордится байдаркой, как будто сам ее изобрел и построил.
— Видали, какая лодка?
— Хорошая лодка. — Сергей не спорит, это очевидно, что лодка прекрасная. Послушная, легкая, умная. — Нам отец обещал купить такую. Сколько она стоит-то?
— Не знаю, — признался Андрей, — я ее не покупал, откуда я знаю-то…
Это был ответ городского мальчика. Сережа и Валерка удивились: они точно знали, сколько стоит телевизор у них в доме, сколько заплатили за поросенка, а сколько за швейную машинку.
В селе живут иначе, ребята взрослеют раньше.
Андрей работал рулем и веслом, братья гребли ровно и сильно, лодка через час была уже против того места, где они повстречались впервые. Вот здесь, на этом поваленном дереве, они сидели рядышком, два белоголовых брата, и ловили рыбу, и дразнили Андрея. А он отвернулся, чтобы не видеть их насмешливых лиц.
Теперь они сидят в одной лодке и мирно беседуют. Андрей гребет с удовольствием, хотя наработался за сегодняшний переход и руки устали. Но без груза байдарка мало весит, легко слушается весла и руля.
— Вон, вон Капа идет! — заорал Валерка. — Капа! Капа! Куда ты?
Девочка лет одиннадцати приложила ладонь ко лбу, присмотрелась, улыбнулась. У нее коса до пояса, белое платье.
— Козу надо пригнать! Отвязалась, убежала. А вы далеко ли плыть думаете? В Москву, что ли?
У девчонок тоже свое ехидство, тоже любят человека зацепить, поцарапать немного. А потом уж как получится — может быть, по-хорошему, а может быть, и нет.
— В Москву — в другой раз, — солидно отвечает Капе Сергей, — тогда не просись с нами, Капа, не возьмем.
— Другой раз — не для вас! — Она показала им на висок — глупые, мол, вы все.
И убежала.
— Пусть ловит свою козу, — ворчал Валерка. — Коза у нее язва, и Капа сама язва. А я знаю, где коза. Она за Юрки Ермолаева садом. Только я Капе этой не скажу.
— Ты, Валерка, тоже значит язва, — сказал Сергей.
Валерка не стал возражать — доля правды в этой критике была.
— Может, назад повернем? — Андрею надо было возвращаться в лагерь.
— Можно, — легко согласился Валерка.
Похоже, основная цель плавания была достигнута: Капа видела его в байдарке.
— Давай назад, — сказал и Сергей. Он поглядел на часы, которые были надеты почему-то на правую руку.
Андрей заметил это.
— Сережа, почему у тебя часы на правой руке?
— А я левша. Все делаю левой. Ложку держу, и пишу, и молоток — все в левой держу. А часы, наоборот, на правой, чтобы не повредить.
— Мне тоже часы купят, — сказал Валерка, — когда я в седьмой класс перейду.
— Купят, купят… — сказал Сергей. — Мне новые купят, а я тогда тебе эти отдам.
Они вернулись к лагерю. На берегу стояла мама, — наверное, ждала: они плавали долго, больше двух часов. Но когда подошли ближе, Андрей увидел, что мама вовсе не ждет — она просто чистила песком миску.
Дни шли быстро, хотя впечатлений было очень много. Андрею казалось, что Карелия — самое красивое место на земле. Это потом он узнает, что самых красивых мест очень много, каждое лето будет новое самое красивое место. Но теперь, в Карелии, он в свои десять лет впервые услышал настоящую тишину. Такой тишины не было, конечно, в Москве. Большой город всегда полон звуков. Днем — и говорить нечего. Но и ночью Москва не затихает. То шум запоздавшей машины, то гудок далекого поезда, то лай какой-нибудь собаки-аристократки, вышедшей с хозяином на позднюю прогулку… Москва не молчит. Да и в Подмосковье нет полной тишины. Все-таки нет. А здесь, на озерах, была такая тишина, что ее можно было слушать специально. Для этого надо было только самому не шуметь, сесть или встать где-нибудь под сосной или на берегу и настроить себя на слушание тишины. Надо было сказать себе: «Как тихо». И тогда ты услышишь тишину; она похожа на бесшумную музыку, от которой на душе становится торжественно и чисто.
К вечеру ветерок обычно стихал. Вода становилась гладкой, зеркальной. Отраженные в ней облака были еще более розовыми, чем в небе. А березы еще белее. А елки еще темнее. И неизвестно, куда лучше смотреть — в воду или на берег. А закат в полнеба. И дядя Павел таскает своей удочкой лещей, они взблескивают розовым светом на закате, эти лещи. И силуэт дяди Павла на фоне заката кажется черным, и его лодка, острая, длинная, — тоже черная. А еще в воде отражался костер. Пламя, перевернутое, как будто стекало в темную воду, струились оранжевые языки, искры летели ко дну. В такие минуты не хотелось говорить, не хотелось петь. И беситься не хотелось совсем. А кругом стояли голубоватые ромашки — они казались такими потому, что ночь в Карелии была белой.
Наверное, в жизни Андрея будет много походов. Начав туристские путешествия, их обычно не бросают. Не зря его отец и мама ходят на своей байдарке почти двадцать лет. И Профессор. И все остальные, такие разные люди. Да, походов будет еще много. Но этот поход, эти серебряные белые ночи, костер, стекающий в озеро, серые волны, с которыми он справился, — Андрей запомнит на всю жизнь. И еще: он становился другим. Постепенно, день за днем. Никто здесь не занимался специально его воспитанием, не читал нотаций. И Андрей, конечно, не замечал, как менялся, взрослел, избавлялся от городского эгоизма. А он существует, наверное, этот специальный эгоизм больших городов, где каждый за своей стеночкой, со своими задачами, мыслями, проблемами. И уже социологи вывели формулу: плотность населения обратно пропорциональна доброжелательности. Конечно, Андрей ничего этого не знал и ни о чем
